1
Понурясь, руки в карманах джинсов, шел Терри по улице и только и замечал, что трещины на тротуаре. За спиной болталась спортивная сумка; не глядя по сторонам, в легких туфлях на резиновой подошве, шагал он сумрачной вечерней улицей вдоль живых изгородей из бирючины и невысоких оград, и в каждом шаге его ощущалась решимость. От обиды в горле стоял ком, и глаза тоже неприятно пощипывало. В ссорах с Трейси победа всегда достается сестре: из-за чего бы они ни поругались, виноватым всегда оказывается он. Маме кажется, будто Трейси уже совсем взрослая и, значит, правда на ее стороне, а он, видите ли, еще маленький и просто не слушается их, взрослых. Так нет же. Ему уже одиннадцать. И это несправедливо.
Не думая, куда идет, он дошел до конца своей улицы и свернул налево, к Фокс-хилл-роуд и к пустоши. Здесь-то наверняка не наткнешься ни на кого из своих школьных; а поверни он направо, вышел бы к Новым домам, и тогда не миновать встреч. Его и зло берет, и жаль себя, и вовсе ни к чему, чтоб какой-нибудь знакомый перебил это настроение. Очень надо быть сейчас вежливым и вообще таким, как положено.
Трейси завелась сегодня еще с утра, вспоминал Терри.
— Сейчас же сними новую рубашку, Терри, ее нужно оставить чистой до субботы, — распорядилась она, по-хозяйски заглянув к нему в комнату.
Ей всего тринадцать, но она и вправду воображает, будто уже взрослая. И обращается с ним не как сестра, а вроде как тетка и только и ждет случая накинуться на него вместе с мамой. Вот если б она хоть изредка заступалась за него, тогда пускай пользуется своим старшинством.
— Я ее надевал в воскресенье, — возразил Терри себе в оправдание; так он и знал, что ему от кого- нибудь из них достанется. — Она уже не чистая…
— Но и не грязная. Ты надел ее только вечером, для дяди Чарли. Ты же знаешь, мама хочет, чтоб ты был в ней в субботу, когда придут гости. Мама ведь так и сказала тебе в воскресенье. Я сама слышала. — В голосе Трейси звучала самоуверенная важность, которую он ненавидел больше всего на свете.
— Катись отсюда! — огрызнулся он и захлопнул дверь. — И не суй нос не в свое дело!
Рубашка эта что надо. Даже теперь, после всех неприятностей, когда Терри бросает на нее взгляд, у него сердце замирает от восторга. Черная, приталенная, прозрачная, такую бы артисту носить, а не мальчишке-школьнику; миссис Хармер выписала ее по каталогу, и покупка, что и говорить, удачная. Впервые в жизни из подарков, полученных ко дню рождения, Терри больше всего обрадовался не игрушке, а одежке. В целлофановом пакете, который он увидел в ногах своей кровати, ему сразу почудилось что-то заманчивое, и он не ошибся. Сперва с любопытством, потом с волнением ее примерил. Ну в самый раз. И так случилось, что за десять минут, пока он один на один с зеркалом важно расхаживал, принимал различные позы и любовался своим отражением, он незаметно переместился из одного мира в другой: прежде он относился к своей наружности с веселым безразличием, а тут вдруг до него дошло, что на него ведь смотрят и другие люди. Рожденье было десять дней назад, за ним шли обыкновенные школьные дни, и все никак не подвертывалось случая покрасоваться в новой рубашке — все равно как если б купили санки и тут стало тепло, или крикетную биту, а начались дожди. И потому, когда позвонил дядя Чарли, у которого собственный магазин, и сказал, он в воскресенье приедет к чаю и прихватит из своей лавки ветчину, Терри возликовал. Ни Трейси, которая предпочла бы пойти в клуб с Карен, что живет неподалеку, ни мистер Хармер, которого возмущала привычка жениного дяди являться с собственными припасами, вовсе не радовались, зато Терри, которому наконец-то представился случай покрасоваться в новой рубашке не только перед зеркалом, пришел в восторг.
— Растем, а, малыш? — сказал дядя Чарли, освобождая рессоры «ровера» от своих девяноста килограммов. — Ай да курточка!… — Этот крупный мужчина так свыкся со своей машиной, что, покидая ее, чувствовал себя точно морская черепаха, выброшенная на сушу, и по узкой дорожке, которая вела к дому, шел, тяжело опираясь на плечо Терри. — И на ощупь приятная. Хороша материя, ничего не скажешь. Наследство получила, а, Глэд?
С первой минуты и до самого конца, пока не уехал, дядя Чарли не умолкал ни на миг, сыпал шуточками, и у всех, кроме мистера Хармера, настроение было самое праздничное, а Терри втайне чувствовал себя польщенным, оттого что рубашка удостоилась похвалы такого необыкновенного человека.
— Ну, будь молодцом, — сказал дядя Чарли под конец, вновь удобно расположившись у себя в машине перед множеством сверкающих шкал и циферблатов. — На-ка, держи. — Словно ниоткуда, ведь и не шарил вовсе, он вытащил монету в пятьдесят пенсов. — Купи себе красивый шелковый платочек и сунь в карман этой рубашки. Ах ты господи, ну и растете же вы, малыши!…
Чувствуя себя двухметровым великаном, знаменитым артистом, который прибыл навестить старушку-мать, Терри вернулся в дом, уверенный, что сейчас опять зайдет в общую комнату и выпьет еще стакан дядиной кока-колы. Но не тут-то было.
— Ну-ка, Терри, снимай рубашку, и пора спать, — сказала мама. — Завтра в школу, а уже скоро десять. Рубашку повесь на плечики. Наденешь ее в субботу, когда будут гости…
Стоило дяде Чарли уехать, и, точно бумажного змея, когда стих вознесший его в небеса ветер, Терри мигом возвратили на землю. Он пошел в свою комнату, нехотя снял рубашку и осторожно повесил на спинку стула у кровати.
Теперь, идя по улице, он глядел на причину всех своих неприятностей. От рубашки исходил блеск. Была она сшита из какой-то особенной материи, и при каждом движении по ней словно проходила блестящая зыбь, она вся так и сверкала. Терри смотрел на нее и вспоминал, как поразила она утром всех в школе. Всем ребятам понравилась.
— Красота!
— Хармер-то, какую робу оторвал!
Терри с улыбкой слушал все эти возгласы, даже и грубые. Приятно оказаться в центре внимания, будто проснулся утром в свой день рождения. Даже мистер Эванс не подвел, с присущим ему мягким юмором внес свою лепту:
— На похороны, верно, собрался, Терри, — сказал он, раздавая учебники.
Пойти утром в школу в этой рубашке было не так-то просто. Во-первых, пришлось поспорить с Трейси. Потом внизу надо было исхитриться увильнуть от мамы, а значит, убежать в школу без денег на обед. Но жертва того стоила, подумал Терри. Получить такую роскошную штуковину и не показать ее в школе — дурак он, что ли? Да ведь только у кого-нибудь заведутся новые башмаки или курточка под кожу — сразу надевают в школу. Беречь ее до гостей, когда соберутся Брауны, бабушка и еще всякие там, просто глупо. Так или иначе, раз уж он ее надел, мама с этим примирится. Не станет она скандалить.
Единственной тучей на его горизонте была настоящая туча — тяжелая, черная, несущая с собой грохот электрических разрядов, — а пальто Терри не прихватил. Но, к счастью, было не холодно, разве что угрожающе сыро, и дождь за весь день так и не собрался. И вообще все было бы хорошо, размышлял Терри, если бы, когда он вернулся, не вмешалась зануда Трейси. Днем после работы — это у мамы всегда не самое лучшее время, и все, что произошло, врезалось ему в память.
— Мам, Терри пришел, — с лестницы, сверху, прокаркала Трейси. — В новенькой рубашке.
Это она так напомнила маме, что ей положено рассердиться. Что ж он, без рубашки, что ли, мог прийти!
