— А это все одно лучше писем, какие мой старик получает!
— Ага, ясно. Это ему мой старик посылает, — небрежно подхватил Мик, желая сохранить за собой славу главного остряка.
У всех лица сморщились от смеха, только Лес и Терри пропустили шутку мимо ушей, им и без того было над чем морщить лоб, слишком большая ответственность лежала на обоих.
— Заглохни! — скомандовал Лес. — Айда! — Он подтолкнул Терри, они перешли дорогу и поспешно двинулись к следующему перекрестку.
Словно сговорившись, все пошли на цыпочках. До цели уже рукой подать, теперь их оттуда могут услышать, а то и увидеть, и, точно кот на охоте, они пошли крадучись, приглушили шаги, сжались, словно готовились к прыжку.
Фокс- хиллская начальная школа с улицы была не видна, словно архитекторы решили, что ей незачем бросаться прохожим в глаза, -эдакая непреднамеренная скромность. Когда-то тут была школа, открытая еще в 1902 году; она стояла среди добротных викторианских домов, фасадом выходила на Пэджет-стрит и, высокая, нарядная, производила внушительное впечатление. Но в 1940 году, когда детей вывезли из Лондона, а в классах ночевали пожарники из отряда противовоздушной обороны, неподалеку разорвалось несколько бомб, предназначавшихся докам, и на месте многих домов на этой улице образовались пустые гнезда, а школа оказалась полой, точно просверленный зуб мудрости. Двенадцать пожарников были убиты, трое остались калеками. Но не прошло и двух лет после конца войны, как было отстроено новое одноэтажное здание для младших школьников, а новые жилые дома — сперва временные, легкие, сборные, потом небольшие городские — выросли на месте разбомбленных, и о том, что за ними прячется школа, знали только местные жители да те, кто проходил здесь в часы ребячьих игр.
После той бомбежки изменилось и общественное лицо квартала. На другой стороне Фокс-хилл-род, где тоже разорвались бомбы, предприимчивый застройщик-спекулянт, одержимый грандиозными планами, возвел между сохранившимися виллами дома в новогеоргианском стиле — с элегантными парадными и окнами в фигурных переплетах. В последующие пятнадцать лет весь этот район вокруг школы стал модным, превратился, по словам мистера Маршалла, в крикетную площадку посреди футбольного поля, и жить здесь теперь считалось шикарным. Лавочка на углу стала гастрономическим магазином, торговец старой рухлядью, он же перевозчик мелкого скарба, стал владельцем антикварного магазина, и все жители этого района, на чьи деньги было построено новое здание, считали хорошим тоном посылать детей именно в эту городскую школу. У мистера Маршалла был теперь лучший в Лондоне родительско-учительский совет, вдоволь денег на транзисторы, телевизоры и магнитофоны и весьма высокий процент учеников поступал затем в среднюю классическую школу.
Но имелось у него немало и учеников вроде Терри, которые не очень понимали, какое им отведено место в школьной иерархии.
Разумно, по-новому построенное здание это резко отличалось от трехэтажных стандартных лондонских школ, где на каждом этаже двери всех классов выходили в расположенный посередине зал. В Фокс-хиллской школе просторный спортивный зал был сам по себе, а двенадцать классов, построенных квадратом, выходили окнами на четырехугольный внутренний двор и соединялись коридором, переделанным из застекленной веранды. Кабинет директора, учительская и канцелярия располагались в передней части квадрата, обращенной к входу с Пэджет-стрит, напротив небольшой стоянки для учительских машин. Зал находился в тылу, а с другой стороны вплотную подступали дома, обращенные фасадами на Хэйзелдин-род. По бокам расположены были две игровые площадки, слева — для самых младших, справа — для ребят постарше, и весь участок вписывался в квартал жилых домов, словно часть геометрической головоломки.
Терри решил проникнуть в школу через зал. Боковая стена зала проходит по глухой части участка, а окна крепятся на боковых осях и открываются наружу вверх, ручки-задвижки внутри, но управиться с ними нетрудно — стоит только сунуть нож в щель внизу посередине, под металлической рамой. Мистер Эванс не раз проделывал это в субботу утром, когда хотел забросить в запертую школу рюкзак, — это многие ребята знали, но только теперь Терри с удивлением подумал, что никто еще ни из озорства, ни со злым умыслом не воспользовался этим знанием. Прежде ему такое и в голову не приходило. Ну, а что до ножа, который тут необходим, нож у них есть. Уж про нож-то он помнил.
— Куда нас несет? Весь вонючий квартал обходить, что ли? — не вытерпел Мик.
— Заткнись! Малёк сейчас скажет — ты что, не слыхал? Глухая тетеря!
Терри уже знал: надо делать, что велено, не ждать, пока наподдадут. Быстро, но негромко, как настоящий заговорщик, он посвятил их в первую половину плана, который сложился у него в голове:
— Следующая улица — Хэйзелдин-род. Можно пройти проулком, между домами. Вы… мы можем перелезть через ворота, это легко, они совсем невысокие, и через окно попадем в зал. Это легко. Задвижку можно отодвинуть ножом. А тогда посмотрим, какие двери внутри заперты. Этого я не знаю…
— Не бойсь, — сказал Мик. — Деннис сквозь любую дверь башку просунет…
— Гляди, как бы я твою не просунул! — проворчал Деннис.
— Заглохни! — Лес опасался малейшего разлада в своей команде. — Если не напортачим, тут дело плевое. — Он опять повернулся к Терри, пальцами смахнул капли дождя с век. — А сторож? Он, по-твоему, где сейчас? А уборщицы? Они где?
Про уборщиц Терри и не подумал. Он прикинул в уме, сколько прошло времени, с тех пор как днем ушел из школы. Целая вечность прошла, хватило времени, чтоб вся жизнь его перевернулась.
— Нет, их сейчас там нет. Только сторож. Но у него и на заду глаза…
— Ай, какие нехорошие слова! — глумливо произнес Мик.
— Но сейчас он у себя дома, по-моему…
— Гляди не промахнись, — едко напомнил ему Лес. — Нас-то он не знает, сечешь? Если попадемся ему на глаза, он только тебя и признает!
— Ага, нас-то ему никак не узнать, — сказал Белобрысый, стараясь убедить самого себя.
— Кроме Денниса, — прибавил Мик. — Его враз узнаешь, верно я говорю, Ден?
— Чтоб тебе подавиться! — негромко огрызнулся Деннис, ничего обидней ему на язык не подвернулось.
Мик не ответил. Для драки он еще не созрел.
— Пошли-пошли! — подогнал свою команду Лес. — Чертов дождь, скорей бы уж влезть в этот зал. Осточертело мне мокнуть. Поживей сработаем да и восвояси!
Не говоря больше ни слова, они свернули на Хэйзелдин-род и заспешили к проулку между домами.
В уютной, хорошо обставленной сторожке Джарвиз снял с крючка у входной двери большую связку ключей и крикнул в кухню жене:
— Индж, я в школу минут на десяток. В зале крыша плоская, в этакий ливень как бы не протекла… — Это говорилось не в упрек своей школе, просто так уж оно есть, как, бывает, любимый кисек не любит рыбку. — Если все в порядке, я только туда-назад. А то, может, ведерко подставлю, чтоб твой пол не испортился…
Индж, на чьей обязанности лежало мыть и натирать в зале пол, что-то ответила. Может, по- английски — если была довольна, а если нет, — по-немецки. Джарвиз не разобрал: тем ухом, что было обращено к кухне, он плохо слышал; впрочем, он и так мог догадаться. Высокий, серьезный, в синем кашне и подтяжках под лоснящейся от долгой носки курткой, с широким коричневым поясом, который подчеркивал, что у него аккуратная стать человека непьющего, он стоял на крыльце под крышей и смотрел на полоску асфальта, что отделяла его от школы. Небо чуть посветлело, но дождь еще не перестал, и слышно было, как вода бурлит в водостоках. Ровная, черная, блестящая стоянка для учительских машин была вся в пупырышках дождя, словно гусиная кожа, и даже парадная дверь под небольшим козырьком словно пропиталась водой. За спиной у него вдруг очутилась жена.
— Тебе никак нельзя обождать? Дождь скоро кончится, и ужин готов.
Эрнест Джарвиз глянул на небо, на залитый дождем асфальт, на свою школу. Его призывал долг; но, к сожалению, и жена тоже — а ее он привез с войны, и характер у нее истинно германский. Он не стал извиняться. Поднял воротник куртки и перепрыгнул через лужу у крыльца.
— Я скоро! — крикнул он. — Не дай ему остыть!
