что произошло, но одна мысль все возвращалась, она отпечаталась в сознании, точно неотчетливый снимок, сделанный подле крышки сточного люка в глубине лощины. Лес. В половине пятого Лес будет ждать там, чтобы забрать транзистор. Не будет этого, но к тому времени, когда часы пробили два, Терри поймал себя на другой, все крепнущей мысли, и чем дальше, тем больше она его привлекала. Разве сам Маршалл не подсказал ему верный способ выпутаться из этой скверной истории? Разве не сказал — надо либо вернуть второй транзистор, либо назвать Леса? Он предлагал сделку, совсем как полицейские в телефильмах. Мысль эта, поначалу отвлеченная, переросла в твердое намерение. Почему бы не пойти к Лесу и не попросить… нет, потребовать, чтобы он вернул транзистор? Даже если Лес откажется, можно ему сказать, как он, Терри, его до сих пор оберегал. И пускай тогда пораскинет мозгами — ведь рано или поздно его поймают.
Чем больше Терри об этом думал, тем ясней ему становилось, что так и надо сделать. Старик Маршалл намекнул — мол, у Терри маловато мужества. Он сказал так в нервом разговоре, тогда же, когда сказал, что верит ему. Что ж, это будет мужественный поступок, верно? Ему все-таки совестно, что и говорить, втайне он совсем не уверен, достойно ли себя вел вчера вечером — слишком уж быстро сдался, — но разве такой смелый поступок не оправдает его? И даже если ничего не выйдет, можно будет честно все рассказать маме и папе. По крайней мере, в этой скверной истории будет что-то, чем можно гордиться.
И его разом взяло нетерпение — скорей бы! Как, бывало, он ждал двоюродную сестренку сперва у окна, выходящего на улицу, потом выбегал за ворота и в конце концов оказывался на автобусной остановке, так сейчас ноги сами вели его вниз по лощине, к сточному колодцу. И хотя Лес велел ему прийти к половине пятого, но когда уличные часы проснулись и пробили три, Терри уже сидел на металлической крышке колодца и прислушивался, как глубоко внизу бурлит вода после вчерашнего ливня.
Лес придет только через полтора часа, а может, и вовсе не придет; впереди долгое напрасное ожидание, и, просидев десять тягучих минут, Терри подумал: лучше, пожалуй, пойти домой, к маме, а уж потом вернуться и потолковать с Лесом. Только есть тут одна загвоздка: когда он придет домой и родители узнают, в какую он попал переделку, он будет уже себе не хозяин. К Лесу его, конечно же, не пустят. Это все равно как с ездой в машине. Придется ехать в броневике, и за рулем будут родители, а чтобы искупить свою вину, он должен поехать один и вести машину сам. Терри ударил ногой по гладкому круглому камешку. Поступить так, сяк, накосяк — надоело ему раздумывать, так ли лучше или эдак. Что ж, может, после и правда стоит положиться на своих — пускай управляют им, как сочтут нужным. Но только сперва он в последний раз попробует сам исправить то, что натворил.
Нетерпеливое желание действовать по-своему росло, и в половине четвертого, подгоняемый неожиданной догадкой, что Лес, наверно, не в школе, а бродит где-нибудь поблизости, Терри ступил на вражескую территорию, осторожно двинулся по окружающим доки улицам. Лес ведь, кажется, говорил — на уроки не пойдет, будет искать покупателя на транзисторы. Что ж, ему и сейчас нужен покупатель, даже для двух транзисторов. А может, он волнуется, что его чуть не поймали, и думает, кто-нибудь сейчас ходит по школам, ищет налетчиков. В Нейпире, может, и махнули бы рукой на пропажу, но Лес уже знает, что Фокс- хиллская школа Нейпирской не чета. Да, конечно, попробуем поискать Леса, оно того стоит. Все равно ничем более толковым сейчас не займешься. Ведь если разыскать Леса прежде, чем мама вернется с фабрики, его, Терри, вина станет поменьше, правда? Ведь если он сумеет возвратить транзистор прежде, чем все расскажет дома, всем будет легче, правда?
Хотя накануне Терри натерпелся страху, хоть был он и потрясен и избит, он все же примерно помнил, куда его волокли. Смутно, но помнил, где начинается высокая ограда доков, еще туманней припоминалось, где стоит старый дом. Можно, по крайней мере, немного поболтаться в тех местах — а вдруг встретишь Леса. Не сказать чтоб Терри больше не боялся. Лес поистине злой дух, сила, с которой нельзя не считаться; но из-за налета вся дальнейшая жизнь Терри в Фокс-хиллской школе теперь под угрозой, и это куда страшней, вот почему Терри ощетинился, осмелел и искал встречи с этим большим опасным парнем. Он исполнился вдруг той же решимости, которая накануне вечером погнала его, разъяренного, на пустошь, и вот, опустив голову, он упрямо идет по неровному тротуару, но исподлобья зорко приглядывается, не видно ли какой-нибудь приметы.
До самых доков ему идти не пришлось. Примета вдруг возникла перед ним, словно указательный столб в пустыне. Напротив, на углу, стояла ветхая, с заколоченным окном писчебумажная лавчонка «Сигареты и газеты», которую Лес накануне обошел стороной. Наверно, Лес живет поблизости, подумал Терри. Ведь он, кажется, сказал, его отец ходит сюда за газетой? Пожалуй, надо немного здесь поболтаться. Скорее всего, Лес где-то тут. Но, к собственному удивлению, не успев подумать, к чему это приведет и чем грозит, Терри вдруг очутился в лавчонке. Толкнул шаткую дверь — и вот он уже там, в унылой, убогой, тускло освещенной комнатушке. С одной стороны ему улыбаются глянцевые обложки журналов, а с другой — сидит за прилавком старуха, потирает руки, подозрительно на него уставилась.
— Тебе чего, малец? — спрашивает, а сама хмурится. Будь у него деньги, она продала бы ему и сигары.
— Я ищу тут, — громко ответил Терри; закрывшаяся за спиной дверь придала ему храбрости: если б она осталась открытой и можно было сразу повернуть назад, он бы, пожалуй, извинился и удрал. — Дружка своего. Он, по-моему, ходит сюда.
— Кто ж такой? — Нет, мальчонка, видать, не из полиции, до такого они еще не дошли.
— Его зовут Лес. По-моему, его отец покупает у вас газеты. Мне надо его найти… — Терри все еще стоял у порога.
— Четвертый дом по правую руку. Виктория Гарденс.
Терри удивленно раскрыл глаза, брови его полезли вверх. Как все просто… если только старуха не говорит о каком-нибудь другом Лесе.
— У него это… — Терри неопределенно провел рукой перед горлом.
— Во-во. Четвертый дом по правой руке.
— А-а. Спасибо.
Старуха не отозвалась. Она смотрела на Терри, пока он с трудом отворял дверь, потом наподдала ногой по миске с засохшей кошачьей едой, так что она угодила в бок жирному полосатому коту, и опять, болезненно морщась, принялась растирать свои потрескавшиеся руки.
На улице, через дорогу от лавчонки, табличка сообщала, что это и есть Виктория Гарденс. Узкая, ничем не примечательная улочка. Здесь не веяло духом ветхости, истории, как на более старых, разрушающихся соседних улицах. Такую улочку увидишь где угодно, нет у нее особых примет. Могла она быть где была — подле доков, а могла бы и вырасти с края какого-нибудь поселка в провинции, только вот все вокруг покрывал толстый слой истинно лондонской пыли, обесцветил кусты бирючины и высокие палисадники. Этакая неухоженная городская клумба, однолетними растениями на ней были дети, а прореживал и пропалывал ее закон. Но застройка самая обыкновенная. Дома — все на одно лицо — стояли в ряд вдоль улицы, сложенные из одинакового розового кирпича и разделенные узкими подворотнями, электрические провода шли прямо по стенам, и перед каждым домом — подкрепленная проволокой живая изгородь, что мешала прохожим и не давала чересчур любопытным на ходу заглядывать в окна.
Терри опасливо подошел к четвертому дому. Он сам не знал, как быть дальше. Постучать ли, если Леса не видно, или прохаживаться здесь, будто от нечего делать, пока Лес его сам не увидит? Как тут угадаешь? Придется действовать по наитию. Но прежде всего надо хорошенько оглядеться. К счастью, на месте калитки зияла дыра, достаточно широкая, чтобы, скосив глаза направо, проходя мимо, можно было неплохо разглядеть дом. Терри остановился, зачарованный листиком бирючины, потом повернул обратно.
Сперва он поразился: нигде не видно входа. Потом пригляделся и сообразил: наверно, вход скрывается во тьме подворотни. Дома сумрачные, неприветливые. Построены на средства благотворительности и, как она сама, бездушны. У викторианских домов, по крайней мере, есть крылечко — можно посидеть на солнышке, посудачить, поглядеть на белый свет. А тут входная дверь не видна, спрятана, отталкивает, гонит прочь, тут незваному гостю сразу становится не по себе, тут он во власти хозяина; тот, если захочет, включит свет, а не захочет — оставит вход во тьме. Одно ясно, решил Терри: нельзя просто подойти к входной двери и спросить Леса. Надо помнить о своей безопасности — оставаться на виду у всей улицы. А войдешь в подворотню — и со стороны уже никто тебя не увидит. Пойти туда — все равно что сквозь землю провалиться.
