— Что ж тогда, по-вашему, они имели в виду? Минута была критическая — вы вот-вот схватите одного из них, — с чего бы им в такую минуту обсуждать, как украсть телевизор?
Короткое, насыщенное сомнениями молчание.
— Не знаю, мистер Маршалл, — промолвил наконец сторож. — Откуда ж мне знать? — Он уже немного растревожился, не понимая, то ли защищаться, то ли нападать. Ведь он сделал все, что мог: гнался за воришками, и все, что услышал, доложил. Чего еще от него хотят? Что он еще мог сделать? Сказать мальчишке, мол, повтори, что кричал, а я запишу?
— Он крикнул слово «хватай», да?
— Вроде так. А потом чего-то про телевизор… «держи телевизор». — И вдруг голос его зазвучал на пол-октавы выше: видно, все это время в подсознании шла работа и вот на поверхность всплыло еще что- то. — Да, «держи», точно, что-то вроде «держи телевизор». — Еще одно важное слово эхом отдалось в закоулках памяти, и Джарвиз с торжеством выпрямился. — Да, «держи», — сказал он. — «Хватайся, держи телевизор», или вроде того.
— А что мальчишка в это время делал? Тот, который это крикнул? — Маршалл скупо, но с удовольствием улыбнулся.
— Руку он протянул этому, который поменьше, чтоб схватился за руку. И сразу его перетащил через ворота…
— Ну конечно! — Маршалл встал порывисто, картинно, победоносно, словно искусный адвокат, одержавший победу в суде. — Он хотел, чтобы тот ухватился за его руку или держался за нее, верно? А? «Держи»? «Держись»? — Он подбоченился, весело улыбался, блестя глазами. Будь это на сцене, Джарвиз непременно вскочил бы с криком: «Конечно! Конечно! Вы угадали! Вот это да, сэр!» Но ведь сторожу тем самым весело растолковали, что он и глух и глуп. И в ответ он только и сумел нехотя выдавить из себя негромкое:
— Да вроде так оно и есть.
— Но ведь не станет же он называть мальчишку «телевизор»? «Держись, Телевизор». Чепуха какая- то, да? — уже не опасаясь своей радости, не скрывая ее, продолжал директор.
— Джарвиз озадаченно кивнул.
— Тогда, может быть, вы слышали что-то другое? Слово могло означать телевизор, и вам, вполне естественно, так и запомнилось — «телевизор»? Ну, скажем… «телек»?
Сторож с минуту подумал. А потом изобразил на лице этакое вежливое «меня-теперь-уже-ничем-не- удивишь» выражение, с каким всякий раз, уже не надеясь понять, слушал, как на него кричит по-немецки жена. Вот и сейчас он совсем был сбит с толку. Чего все-таки директор добивается?
Маршалл мерил шагами небольшой кабинет — то перед Джарвизом, то позади него — и сложенными очками постукивал по ладони.
— А может быть, он крикнул: «Держись, Телек!» — тогда в этом как будто уже есть смысл? Или какое-то другое, похожее имя? А? Что-нибудь вроде «Терик»? Уменьшительное, как «Терри»? — Маршалл опять подошел к столу, остановился и пытливо посмотрел на сторожа — как тот отнесся к его словам, — но теперь он уже нимало не сомневался в своей правоте. — А? Терри — Терик!
Наконец-то Джарвиз понял, что к чему. Конечно. Точно. В этом есть смысл. В этом и впрямь есть смысл. Не то что в телевизоре. Он кивнул, крепко сжал и скривил губы — верный знак, что соглашается он не с ходу, а поразмыслив. Ох, и головастый этот Маршалл! Недаром он директор, а простофиля Джарвиз всего только сторож.
— Да, сдается мне, смысл есть, — раздумчиво сказал он. — Да, что верно, то верно… только если мальчишку и впрямь звать Терри…
Маршалл кивнул, улыбаясь, но уже иной, серьезной улыбкой:
— А если и вправду так, мистер Джарвиз, если и вправду так, тогда, разумеется, тут есть смысл, и еще какой, согласны? Куда больше смысла, чем кричать что-то насчет телевизора.
— Да, вроде так. Только…
— Да?
— Только если они дружки. Тогда это уж точно. — Джарвиз опять задумался. — Конечно, дружки, а как же? Вместе на такое дело пошли, и один другого поджидал, через ворота пособил перелезть. Это только близкие дружки так делают…
— Да, разумеется. Я думаю, вы правы. Так могло быть, только если они дружки. — Директор со вздохом надел очки и посмотрел на панку с надписью «Теренс Джон Хармер» — полное, непривычное имя Терри, которое и натолкнуло на мысль о другом сокращенном имени. — Вот видите, это-то меня теперь и мучит.
Джарвиз не понял. Но, в сущности, от него и не ждали понимания. Маршалл снова устало опустился на стул, в последний миг почти уронил на него свое тело, как перед тем телефонную трубку — на рычаг. Да, нелегкая, ответственная у него работа: насколько проще Джарвизу — он имеет дело с вещами, не с людьми.
— Да, я думаю, скорее всего так оно и есть, мистер Джарвиз… — Что ж, если обладать особым даром, естественно, что приходится им воспользоваться. И надо досконально знать ум подростка, чтобы суметь в такой истории докопаться до истины, подумал Маршалл и вздохнул с полным сознанием своей умудренности и ответственности. — Пойдите, мистер Джарвиз, смажьте синяк на щеке мазью. И скажите миссис Бейкер, как только вернется Терри Хармер, пусть пошлет его ко мне…
12
Когда Терри возвращался с транзистором в школу, сквозь облака неожиданно пробился весенний поток солнечных лучей и обдал его ласковым теплом. Вдруг, впервые в этом году, ему почти по-летнему пригрело макушку, на минуту он даже забыл обо всем случившемся; обгоняя одна другую, замелькали мысли о предстоящих днях: будут поездки в машине с открытыми окнами, и новые плавки, и можно будет позже ложиться спать, и ходить в легкой хлопчатобумажной курточке. Его омывало сейчас то же ласковое тепло, как накануне в ванне, и наполняло такое редкое, такое мимолетное ощущение довольства. Как при ярком солнце неприметны среди дня фары, так на несколько счастливых мгновений словно бы померкли в его лучах все сложности, что еще мучили Терри. Точно целебный бальзам, оно утоляло боль. Обнимало, точно возвратившийся друг.
Его тревожила мысль о Лесе, но, шагая по сухому тротуару за своей отчетливой тенью, он твердил и твердил себе, пока наконец не поверил, что никогда больше его не увидит: Леса просто нет, он исчез, как исчезает его, Терри, тень, попадая в тень большого дома. По сути, Лес теперь остался один. Разве все остальные не разбежались, не рады были унести ноги? Разве не остались они после налета с пустыми руками? Какое же теперь им дело до всей этой истории? Да никакого, конечно. И не к чему им ради Леса преследовать его, Терри. Этот Мик все время поддевал Леса, старался взять над ним верх. А черный парнишка, и Футбольная башка, и коротышка Белобрысый, они были заодно с Лесом, только когда надо было пинать Терри, нападать на него. Ну да, они, конечно, побаивались Леса из-за ножа, но выгоден был этот налет только Лесу. Нет, этот ужасный урод Лес теперь не страшен, до Терри ему не дотянуться. Получил транзистор, и хватит с него. Пускай спасибо скажет, что его не выдали. А на второй транзистор пускай не надеется. Транзистор вернется туда, откуда взят. Мысли эти утешили Терри, и он уверенно, чуть ли не посвистывая, шел но улице; а Лес становился все бесплотней, бесплотней, как рассеивающийся при свете солнца страшный сон. При таком ласковом солнышке нет места тревогам. Лишь когда Терри свернул к воротам школы, солнце скрылось за облачком, по стоянке для машин прошел зябкий ветерок, но Терри на него внимания не обратил и побежал к дверям школы. Теперь почти все уже позади, подумал он.
Но, как ему предстояло узнать, в жизни ничего не предугадаешь, она полна неожиданностей; не успеешь привыкнуть к какой-нибудь мысли, как приходится от нее отказаться. Он-то радовался, что возвращается героем. Но всего несколько секунд отделяли его от новых неприятностей. Когда он вошел в школу и старательно вытирал ноги о коврик, он вдруг понял, что такое дурная слава.
Спиной к аквариуму, поодаль от кабинета мистера Маршалла, стоял мистер Джарвиз и разговаривал с
