Если догадаетесь, кто это, не кричите сразу, а подойдите ко мне потом и тихонько скажите. — Как и многие полицейские, разговаривая с детьми при учителях, Питерс говорил невыразительно, почти застенчиво, тусклым голосом, а слова старался произносить чересчур отчетливо, будто профсоюзный оратор. Но записную книжку он раскрыл привычным движением, как в суде, и прочел: — Там было четверо или пятеро мальчиков лет одиннадцати, сторож, мистер Уолтер Джарвиз, видел, как они убегали. — «Уолтер» вызвал смешки, но Маршалл одним взглядом их прекратил. — Один из ребят, возможно, немного постарше. Один из убегавших был в синих джинсах и в черной либо серой рубашке. — Питерс произнес это подчеркнуто, с расстановкой, а затем докончил скороговоркой, так как это их ужо не касалось: — Кто-то из ребят на бегу помянул про телевизор, но украдены два транзисторных приемника марки «Великоленный-70»…
Он захлопнул блокнот, и класс загудел, а лицо Терри так и запылало, его жгли тридцать пар глаз. Ведь все накануне видели его гордость — его новую рубашечку, даже мистер Эванс ее похвалил, и Терри понимал, они только в первый миг засомневались, да к тому же участковый велел помалкивать, не то кто- нибудь уже выкрикнул бы догадку. Но думают они все, конечно, то же, что и он, и, затаив дыхание, не в силах пошевелиться, он с отчаянием смотрел на Питерса. Он не смел посмотреть ни на мистера Эванса, ни на директора, не смел ответить на косые взгляды одноклассников. Молчание длилось вечность. Скоро он не выдержит — мигнет, проглотит ком в горле. Но он все-таки сдерживался, сдерживался, пока от старания не шевельнуть головой не начал вздрагивать затылок и шею не свела судорога — верные признаки, что ты виноват, их наверняка заметил и распознал весь класс.
Теперь наконец Маршалл заговорил спокойнее, не так пронзительно и отрывисто:
— Да, тут есть о чем поговорить, есть о чем подумать. И вот что я вам еще скажу. — Он оперся о первую нарту, подался вперед. — Я убежден, что кто-то в нашей школе кое-что о случившемся знает, и поверьте мне, уж я постараюсь доискаться, кто это. А если в ближайшие день-два транзисторы не будут возвращены в целости и сохранности, придется мне, пожалуй, отменить летнюю поездку третьего и четвертого классов в Булонь катером на воздушной подушке. Деньги вашим родителям вернут, и я им напишу, почему поездка отменяется. Они поймут, что я намерен искоренить зло. Если к школе такое отношение, с какой стати школа будет выбиваться из сил, брать на себя столько хлопот ради вашего удовольствия? Итак, если вы об этом происшествии что-то знаете, или вам кажется, что знаете, или вы кого-то подозреваете, поставьте меня в известность. И помните, — прибавил он, чтобы их не мучила совесть, — рассказать то, что поможет возвратить вашу собственность, собственность вашей школы, вовсе не значит стать доносчиком.
Вот оно. Директор нанес удар по самому чувствительному месту, и ошеломленные ребята еще молчат, но это затишье ненадолго, сейчас на Терри обрушится град обвинений. Поездка в Булонь стоит немалых денег, о ней мечтали с начала весенней четверти и деньги собрали не сразу, их вносили еженедельно. То было совсем особенное путешествие, затеянное в честь того, что в школе уже второй год изучают французский язык, и этой приманкой то и дело помахивали перед носом у ребят, отчего она становилась только еще соблазнительней. Пригрозив отменить поездку, Маршалл разом добился, чего хотел: преданность школе взяла у ребят верх над дружбой. Если приходится выбирать между Булонью и Хармером, ясно, что победит Булонь. Терри это понимал. Он ждал, кто из ребят заговорит первым. Кто же это будет? Еще несколько секунд — и его выдадут ради путешествия во Францию; он упустил время, не успел их опередить. Теперь ему не так-то легко поверят, он утратил доверие — а все потому, что хотел сперва кончить работу!
Но еще прежде, чем иуды успели объявиться, в классе прорезался некий бесплотный голос. То прикрепленный к мундиру Питерса служебный транзистор призывал его к делам более неотложным, и пришлось ему попросить извинения и отправиться туда, куда его призывали.
Маршалл пошел проводить его, но на прощанье сказал:
— Помните, четвертый класс, если подведете меня, подведете самих себя…
Он уже хотел закрыть за собой дверь, но следом решительно зашагал мистер Эванс.
— Если можно, я хотел бы вам кое-что сказать, мистер Маршалл, — сказал он негромко и тоже вышел.
И тогда Терри понял, его песенка спета.
— Признавайся, Хармер!
— Давай, давай, Терри Хармер. Мы же знаем, это ты!
— Поглядите на него! Красный, как свекла!
Если прежде в ребятах и шевельнулось было сочувствие к однокласснику, оно исчезло без следа; сомнения рассеялись. Теперь весь класс был точно свора гончих, которая кидается на затравленную лисицу: все лаяли взахлеб, стараясь заслужить подачку. Терри возражал. Что еще ему оставалось? Любая лисица отбрехивается, пока ее не прикончат.
— А черную рубашку почему сегодня не надел, Хармер? Вчера как фасонил.
— Мама больше не велела надевать.
— Вон что? А где вчера вечером был, а?
— Дома сидел.
— А делал что?
— Телек смотрел…
— Вон что? А чего смотрел?
— Скотленд-ярд…
— Это поздно показывали. А до того?
— Поп-музыка.
— Вон что? А выступал кто?
— Э…
— Не знает! Врешь, ничего ты не смотрел! Это он! Давай признавайся, Хармер!
— Признавайся, Хармер! И давай тащи обратно транзисторы, не то излупим!
— Ты наделал дел, а нам отдуваться?
— Точно…
— Эванс знает. Пошел говорить Маршаллу!
— Сразу сообразил.
— Давай тащи их назад, Хармер! Не то видал?…
Когда тебе сгоряча просто покажут кулак, — это одно, так, бывает, и отец пригрозит. Но когда крепко сжатый кулак — даже костяшки побелели — уже у тебя под носом, тут не до шуток. Злобные выкрики больше ни к чему, и так ясней ясного: он теперь между двух огней — между этой оравой и Лесом с его командой; правда, сейчас он спасен, в класс неожиданно вернулся мистер Эванс, но, конечно, спасен ненадолго, самое трудное впереди. Теперь уже мало просто рассказать историю, которую он сочинил, надо еще вернуть транзисторы, другого выхода нет. Весь класс как на иголках, все только и ждут звонка на перемену, и Терри понимает: Лес или не Лес, нож или не нож, «Терик» или не «Терик», а пора открыть кому-то всю правду. И когда за ним пришла секретарша и сказала, что мистер Маршалл требует его к себе в кабинет, он пошел на место преступления не со страхом, а скорее с облегчением.
11
Маршалл нарочно не спешил посылать за Терри и покуда кое-что успел: во-первых, достал из шкафа и просмотрел личное дело Терри и, во-вторых, привел кабинет в такой вид, чтобы сама обстановка ударила по мальчишке. Занялся он этим сразу после разговора с несколько озадаченным Эвансом.
По словам учителя, накануне Терри был одет именно так, как описывал сторож, и оба наставника призадумались, насколько вероятно, что он замешан в краже. То приподнимаясь на носках, то опускаясь, Эванс негромко поделился своими опасениями и тотчас пояснил: слова его вовсе не означают, что он уверен в виновности Терри, просто мальчик подходит под описание, данное сторожем; но, с другой стороны, он, Эванс, не мог не заметить, как вели себя остальные дети, слушая краткую речь полицейского; оба педагога хорошо знали ребячьи повадки и понимали, что глаза невиновного иной раз могут сказать
