Греция. Лето на острове Патмос

Еда всем очень понравилась, заказы сыпались как из рога изобилия, поэтому мне пришлось поставить крест на моих изначальных планах присесть за столик и сыграть роль радушного хозяина, как это иногда делал Теологос. Он, кстати, возложив все заботы на меня, ходил от одной компании к другой, чокался, выпивал — одним словом, наслаждался жизнью.

Несмотря на то что большая часть из того, что произошло в тот вечер, в моей памяти словно подернута дымкой, но важнейший момент, первый урок, который я получил в том сезоне, я помню с беспредельной ясностью.

Я как раз проходил мимо длинного стола, за которым в веселом шуме и гаме ела и пила компания Магнуса. Один из людей, сидевших с ним, был жителем Патмоса из Скалы по имени Кристос — наш с Магнусом давний друг. Кстати, именно Кристос отправил меня в Хору в тот самый день, когда я впервые прибыл на остров. Он окликнул меня, я оглянулся, увидел рядом с ним свободный стул и с чувством признательности собрался было сесть, как вдруг Кристос резко протянул мне тарелку с цацики и произнес:

— Что это?

Я опустил взгляд на смесь из йогурта, масла, огурца и чеснока. Посреди нее лежала большая зеленая дохлая муха. Ситуация так сильно напомнила мне карикатуру в «Нью-Йоркере», что я едва не расхохотался.

— Кристо, прости, пожалуйста, — промолвил я.

Я думал, что Кристос с понимающим видом пожмет плечами и разрядит неловкую ситуацию, но его лицо оставалось бесстрастным. Столь же бесстрастным голосом он произнес:

— Тома, так рестораном не заведуют. Это не дело.

В тот самый момент я окончательно осознал, какая мне отведена роль. Я больше не являлся ни другом, ни равным, ни туристом, ни даже просто случайным собеседником. Я был обслугой. Я мог сколько угодно изображать дружелюбие, но при этом был обязан помнить и ни на секунду не забывать свое место. Происходящее ни при каких обстоятельствах не могло быть «моей» пирушкой, как бы сильно я этого ни хотел…

Второй урок несколько дней спустя мне преподал Теологос, когда мы подводили итоги, чтобы я заплатил ему долг за продукты, купленные в Афинах.

Мы стали складывать суммы счетов за неделю, но, вместо того чтобы начать с субботы, когда мы заколотили кругленькую сумму, Теологос произнес:

— Ладно, понедельник…

— А как же суббота? — спросил я.

Теологос, казалось, был искренне удивлен.

— Должно быть, мы заработали кучу денег, — продолжил я.

— Мы? — переспросил он. — Ты же сказал, что хочешь угостить друзей ужином.

— Да! — Я почувствовал внутри себя холодок, который становился все сильнее.

— Ну вот я и оказал тебе услугу.

— То есть?

— Наш договор вступает в силу в понедельник. Пятнадцатого. Мы остановились на этом.

— Как ты думаешь, а с чего тогда я вышел на работу и в воскресенье?

— Я думал, ты хочешь помочь, — пожал плечами Теологос.

— Теолого…

— Тома, договор есть договор. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Ты же американец.

Я потерял дар речи. Теологос поглядел на мое искаженное мукой лицо с разочарованием, словно только что узнал, что напрасно думал обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Наконец он произнес:

— Мне жаль, что ты меня неправильно понял.

Слово Божье.

Вкуснятина

Несколько коротких мгновений я подумывал о том, чтобы поставить на всей затее крест. Но как я получу назад вложенные деньги? Пойду в полицию? Ага, конечно.

Разумеется, дело было не только и не столько в деньгах. Речь шла о гордости, о способности проявить упорство и, невзирая на все препятствия, заработать кругленькую сумму. Неужели я рассчитывал, что вот так запросто за несколько дней смогу изменить привычный порядок вещей, остававшийся неизменным на протяжении двух тысяч лет? И как? Подавая остальным пример своей честностью?

Да, Теологос обвел меня вокруг пальца, но неужели я из-за этого убегу', поджав хвост? А потом буду бесконечно выслушивать от таких, как Мелья: «Вот, мы же тебе говорили, а ты…» Про Даниэллу я вообще молчу.

Нет. На карту была поставлена моя мечта, и я никому не позволил бы ее у меня отнять. Особенно Теологосу. Да, субботним вечером он заработал на мне пару драхм, ну и что с того?

Кроме того, Теологос преподал мне важный урок. Он обошелся со мной довольно жестоко, но жизнь есть жизнь. Мне все ясно, я все понял. Больше ему меня не надуть.

Я встал из-за стола, за которым мы сидели, и отправился на кухню, где стал готовить чили кон карне отчасти для того, чтобы успокоиться, отчасти для того, чтобы доказать, что я остаюсь самим собой.

Так получилось, что первыми посетителями, явившимися в тот день пообедать, оказались парень с девушкой. Они оба приехали из Калифорнии, а на вид им было от силы по восемнадцать лет. Они занимались пешим туризмом и забрели в Ливади в надежде отыскать глухой маленький пляжик, чтобы поставить там палатку.

Я подвел их к шкафу, чтобы показать, какие блюда у нас имеются наготове, даже не упомянув о чили кон карне, решив, что уж это их вряд ли заинтересует. Однако на плите булькала кастрюля с фасолью, и они почувствовали запах.

— Что это? — спросила девушка.

— Это? Да ну, — небрежно махнул я рукой, — так, ерунда, фасоль с чили. Глядите, вот это называется мусака…

— Вы сказали — чили? — перебил меня юноша. — Часом не чили кон карне?

— Да. Дай, думаю, попробую приготовить. Так вот эта мусака…

Парень с девушкой переглянулись.

— Вот это здорово! — сказали они. — Чили! В Греции! — Они повернулись ко мне.

— Можно мы закажем это блюдо? — обратился ко мне паренек.

— Вы хотите фасоль с чили?

— Да. Вы просто не представляете, каково это — из недели в неделю таскаться с рюкзаком и есть одну мусаку, цацики…

Девушка, которая едва могла оторвать глаза от кастрюли, проговорила:

— А у вас тут фасоль с чили! Господи боже! — Она взглянула на меня так, словно была умирающим от жажды путником, бредущим по пустыне, перед которым вдруг появился волшебник с тремя с половиной литрами питьевой воды.

Я передал заказ Деметре. Она удивленно подняла брови и, не говоря ни слова, протянула мне два глиняных горшочка с чили кон карне, чтобы я отнес их ребятам из Калифорнии.

Стали подтягиваться другие посетители, и я забыл о той парочке. Неожиданно они словно из-под земли выросли у меня за спиной, зажав в руках горшочки.

— Можно нам добавки? — спросила девушка.

Я чуть дар речи не потерял.