она, конечно, права. Они тебе не нужны, совсем не нужны.
Он веселеет на глазах, бедный маленький мальчик.
– В школе вовсе не обязательно писать, – продолжаю я, – ты можешь не писать, а разговаривать.
– Тогда Таме побьет меня.
– Кто, Таме?!
– Но вы же знаете, – говорит Марк тоном взрослого, чего я терпеть не могу, – вы же знаете, мисс Воронтозов, я люблю писать!
– Вот как!
– Я думаю все-таки немного пописать, чтобы Таме не побил меня.
Ну что ж, говорю я себе, лучше уж конфликт между матерью и сыном, чем между матерью и учительницей. Так хоть есть надежда на примирение.
Но я вся горю от возмущения. Как ненавистны учителю подобные разговоры! Правда, это событие полностью вылетает у меня из головы, так как после занятий я еду в город докупать желтый материал на форменные блузки, которые шьют девочки, поэтому, когда я встречаю на улице миссис Каттер и она, заметив меня, с притворным интересом разглядывает витрину и заставляет Марка отвернуться, чтобы он меня не видел, ее поведение оскорбляет меня как нечто совершенно неожиданное. Я даже забываю купить бренди. Конечно, на следующее утро, столкнувшись со мной, Марк замирает и в трогательном молчании держит в своих ручонках обе мои руки с волнением, которое не приличествует добропорядочному пакеха, поэтому мне ничего не остается, как дойти до большой школы и спросить у директора, что все это значит.
– Вы знаете, этот раздор с Каттерами...
– Вы ничего не слышали о Поле?
– Нет, а вы?
– Тоже нет.
Директор так удручен, что я не могу говорить с ним о Каттерах.
В эту дождливую пятницу я сижу в машине с незажженной сигаретой в руке. Я сижу спиной к тротуару, потому что мне не хочется смотреть на новозеландских буржуа, которые ходят по городу вразвалку, как жалкие провинциалы, гораздо приятнее смотреть на дорогу. Я сижу и отдыхаю, прежде чем снова взяться за руль и ехать за бренди; как жаль, что у меня нет зажигалки.
Поль не придет. Я испугала его своим нелепым разговором о доме. У меня было опасение, что он испугается, но не настолько, чтобы сбежать из школы. Подумать только, что я сделала со стажером, о котором так пеклись директор и старший инспектор! Неужели он снова отправился в плавание? Милые безделушки в витрине, над которыми мы вместе смеялись, вызывают пронзительную боль, и я снова тону в воспоминаниях.
Поль не придет. Что ж, обойдусь без него. Я знаю горечь больших утрат, чем эта. К тому же, что гораздо важнее, я пережила уже немало ярких мигов, исполненных смысла, они освещают мрак моих ночей, и я не так жадна, чтобы гнаться за новыми. «Кто однажды познал счастье, может умереть без сожалений». Мне больше ничего не нужно от жизни, только спичка.
Кто-то стучит в окно за моей спиной. В ту же секунду, как удар молнии, мощный всплеск радости – еще один миг, исполненный смысла. Он пришел.
– Что я могу сделать для вас, мадам?
– Вы можете дать мне спичку, Поль.
Утром я просыпаюсь позже обычного, и первое, о чем я вспоминаю, – чай. Потом я вспоминаю, что бесценные утренние часы сегодня погибли для работы. Я торопливо протягиваю руку к домашнему платью из красной тафты с яркими цветами – к нам уже пришла жара – и накидываю его прямо на ночную рубашку. В секунду завариваю чай и усаживаюсь с чашкой на заднем крыльце напротив Селаха: мои ноги босы, волосы растрепаны, подол задрался, и вдруг, как из-под земли, передо мной вырастает Поль – трубка, энтузиазм, кисет и прочее. Мои руки инстинктивно прикрывают тело.
– Как вы сюда попали?
– Просто взял и вошел.
– Я работаю. Меня нет дома. Ко мне нельзя!
– Посмотрите, что я принес!
– Уходите! Меня нет дома!
Он стоит в дюйме от меня, а я не напудрилась. Я отступаю в тень. Но его глаза уже впились в меня, я вижу в них свое отражение. Я не могу укрыться от его глаз. Нужно положить этому конец. Должен же он когда-нибудь отпустить меня.
– Посмотрите, что я принес. Две бутылки пива!
– Я не пью в субботу утром!
– Вы обещали как-нибудь поговорить о моих песнях.
– В другой раз!
Глаза Поля по-прежнему пронзают мои. Наконец его взгляд медленно скользит вниз и задерживается на подоле черной ночной рубашки.
– Я принес пиво.
– Я не могу пить пиво сегодня утром. Меня нет дома.
