– Итак…
– Итак?
– Итак, это кино.
– Ты правда думаешь?..
– Думаю, это кино. – Марк обнял ее. – У меня есть еще кое-какие мысли, если хочешь их услышать.
– Давай.
Марк сел рядом с ней и посмотрел в серьезные нежные глаза.
– Мне кажется, что больше всех потерял он. Лоренс Карлайл так и не узнал радости знакомства с тобой.
– Марк. – Глаза Уинтер снова наполнились слезами, но она не пыталась их скрыть. – Спасибо тебе.
– Всегда пожалуйста. – Марк улыбнулся. – И еще мне кажется, я знаю, что не могу представить, как проведу эти десять дней без тебя.
– Но твои мама и сестры… Тебе надо поехать.
– А разве я непременно должен ехать один?
– Нет.
Длинная прядь черных волос прилипла к мокрой щеке, когда Уинтер помотала головой. Девушка подняла руку, чтобы убрать волосы, но Марк остановил ее и осторожно убрал их сам.
– Разве ты ничего не знаешь об инфекционных заболеваниях? – шутливо спросил он, многозначительно взглянув на нежные пальцы, которые до этого плескались в пруду и соприкасались со ртами голодных рыбок.
– О Марк. У Тотошки нет микробов!
– Уверен, у Тотошки нет, но все равно надо вымыть руки, не так ли, чтобы закончить заявления на стажировку, доесть копченые устрицы и…
Марку так и не удалось закончить список своих мыслей. Может, и к лучшему. Самой важной мыслью Марка была та, для которой он не мог предсказать будущего, по крайней мере будущего, сопровождаемого радостью и любовью, уже испытанными им.
«Уинтер Карлайл, я тебя люблю. Потому что пока мы будем вместе…
Пока мои мечты не уведут меня в Бостон, а твои не удержат тебя здесь».
Глава 7
– Неужели я собираюсь это сделать? – тихо спросила Уинтер, когда на следующее утро они с Марком ехали в Сан-Франциско.
Они ехали на север, прочь от перегруженных в час пик магистралей Лос-Анджелеса, и Марк заговорил о ее игре, побуждая продумать свои дальнейшие действия.
– Да. Если хочешь.
– Хочу.
– И?
– И думаю, что мне следует вернуться в университет и прослушать все курсы по драматическому искусству, от которых я отказалась. Не знаю, можно ли…
Марк подъехал к очередной бензоколонке.
– Ну так узнай. Позвони в университет.
– Прямо сейчас?
– А почему нет?
Через десять минут Уинтер вернулась в машину, сияя улыбкой.
– Я сказала, что только что окончила университет. А они сказали, что я могу зарегистрироваться на осенний семестр как особый студент!
– Звучит обнадеживающе. – Марк улыбнулся. – А как насчет проб на роли?
– Я больше не спешу, Марк. – Отчаянный поиск новой мечты закончился, и она чувствовала себя спокойной и счастливой со старой. Через минуту она, дразня, сказала: – Как ты думаешь, когда я наконец-то окажусь перед камерой, на объектив не наденут лыжный носок?
– Лыжный носок?
– Чтобы скрыть морщины, на объектив накидывают газ или что-нибудь более блестящее, например, шелковый чулок. Это помогает, а если нет, то всегда можно сделать крупный план немного не в фокусе, как бы с романтическим налетом. – Уинтер улыбнулась, а затем задумчиво добавила: – Думаю, я могу просмотреть объявления о пробах.
– Разве неизвестные актеры могут принимать участие в пробах?
– Да, случается, но, думаю, это редкость. – «Это случилось с Вивьен Ли, не так ли? Другой Скарлетт».
– Просмотр объявлений не повредит.
– Не повредит.
Итак, это было решено. Осенью Уинтер приступит к занятиям в университете по классу драматического искусства. Летом она станет просматривать объявления в газетах и, может быть, на какое-нибудь ответит. И поживет в поместье. Теплыми летними днями, пока Марк будет проходить практику в ортопедической хирургии в больнице Харбора и в отделении гастроэнтерологии в Уодсворте, Уинтер будет читать сценарии Жаклин, с золотым обрезом, переплетенные в кожу, смотреть фильмы и практиковаться у пруда.
После того как планы Уинтер были утверждены, счастливая пара погрузилась в умиротворенное молчание, держась за руки и обмениваясь нежными и полными любви улыбками.
– Ты когда-нибудь пользовалась противозачаточными таблетками? – спросил Марк, нарушив умиротворенное молчание в ответ на пришедшую тревожную мысль.
– Да. Меня от них тошнит.
Уинтер не знала, сколько в этом от гормонов, а сколько просто от ее отвращения к любым таблеткам. Жаклин пила столько стимулирующего – таблеток и алкоголя, которые ей никогда не помогали. Только медленно, неуклонно убивали ее.
Уинтер не смогла бы или не стала принимать противозачаточные таблетки. Она хотела перевязать трубы, но врач, к которому она обратилась, отказался делать операцию и сказал, что, по его мнению, любой честный врач откажется. Она молода, здорова и может передумать.
Уинтер знала, что она никогда не передумает. Ее собственное детство было таким печальным. Уинтер не хотела рисковать, обрекая на такую же печаль еще одну жизнь. Даже если она будет рядом, защищая своего ребенка от всех горестей, в один прекрасный день она может умереть, как Жаклин, и ее ребенок останется один, напуганный, потерянный… как Уинтер.
– Спирали действительно небезопасны, Уинтер, – серьезно сказал Марк.
– Проблемы с зачатием. Я знаю, Марк. – Уинтер нетерпеливо слушала, пока врач разъяснял ей, чем она рискует. Не важно, она не хочет зачатия! – Спираль у меня стоит только год. По-моему, опасность возникает при длительных сроках?
– Да, чем дольше стоит спираль, тем риск выше, но…
– Давай не будем об этом говорить!
– Есть другие вещи, которые мы можем сделать, Уинтер.
– Вещи, доктор?
Марк начал было объяснять, но Уинтер прервала его:
– Я знаю. Дай мне об этом подумать, хорошо? Прошу тебя.
– Хорошо.
На протяжении следующих пяти миль царила тишина, но уже не такая умиротворенная, как раньше. На этот раз ее нарушила Уинтер, отвечая своим тревогам.
– Расскажи мне о своей семье, Марк. Что мне нужно знать, прежде чем мы доберемся до места?
– Тебе нужно знать, что ты будешь им очень интересна.
– Почему? Разве ты не привозил домой девушек?
– Нет. – Марк улыбнулся ей. – Никогда.
– Ты скажешь им, кто я?
– Если не хочешь, я не стану говорить им о твоих родителях. Но они узнают, кто ты, Уинтер, какая ты чудесная, и ты им очень понравишься.
