— А разве я не прав? Ты только ждешь не дождешься, как бы уехать отсюда.
— Ты всегда будешь думать обо мне так гадко?
— До тех пор, пока ты не дашь мне повода думать иначе.
— Ты не в состоянии просто предположить, что я беспокоюсь о Саймоне?
— Правда?
— Да, Берт, я беспокоюсь о нем и о Заре. Ты можешь не верить мне, я вижу, что не веришь, но они оба мне очень симпатичны. Должно быть, ужасно для бедной Зары видеть своего мужа в таком состоянии и понимать, что не можешь помочь.
Берт все еще был погружен в бумаги на столе.
— Да, это непросто для нее.
— Я так счастлива, что Саймону лучше.
— Я сказал, что он вышел из критического состояния, но до выздоровления еще очень далеко, Элис. И потребуется немало времени, прежде чем он сможет вернуться к работе.
— Я рада, что дело идет на поправку, и не спрашиваю, когда это произойдет.
Они смотрели друг на друга через стол, и, казалось, воздух между ними начинал накаляться от напряжения.
Спустя мгновение Берт сказал:
— Твои приятели не звонили тебе сегодня?
— Нет.
— Тебя это не удивляет?
— Не особенно. Клайд знает, что я всегда сама улаживаю свои дела.
— Похоже на то. — Он помедлил. — Я думаю о Саймоне. Странно, что твоя компания не проявляет ни малейшего интереса к его состоянию. Никакого чувства вины и ответственности!
Элис сжала губы. Несколько раз за сегодняшний день она сама спрашивала себя об этом. И с каждым часом, глядя на молчащий телефон, ее переполняло презрение к бывшим друзьям. Но она не собиралась обсуждать это с Бакстером.
— Тебе удалось поговорить с Зарой? — сменила она тему.
— Да.
— И я могу пожить в их доме?
Лучи полуденного солнца пробирались в окно, играя бликами на его темноволосой голове и высвечивая маленькими золотыми искорками карие глаза. Он молча смотрел на нее, не торопясь с ответом.
Элис сидела, сложив руки на коленях. Светлые прямые пряди волос, открывающие высокий лоб, были перевязаны синей бархатной лентой. Свободного покроя рубашка в крупную голубую клетку заправлена в джинсы, стянутые на тонкой талии грубым ремнем. На плечи наброшен серый шерстяной свитер. Вся ее жизнь прошла здесь, в Африке. Это наложило на кожу постоянный загар, но легкие веснушки, прозрачная зелень глаз, светлые волосы выдавали европейку.
— Ты не ответил на мой вопрос, Берт.
— Да, Элис, ты можешь переехать в хижину.
Она перевела дыхание.
— Они не возражают?
— Я говорил только с Зарой, естественно. Скажу, что она была страшно удивлена, но если ты так хочешь, ничего не имеет против. Зара, — губы Берта сложились в жесткую ухмылку, — очень благодарна тебе.
— Мне? За что?
— За твое участие и помощь. Я не стал говорить ей, что ее благодарность не к месту… — Голос его звучал жестко.
— Итак, все уладилось. Я… я должна собрать вещи, и пока не станет темно…
Она не договорила, так как он перебил ее.
— Я провожу тебя.
— О, это совсем не обязательно, ты ведь позволишь мне взять джип? Я спрашивала тебя об этом утром, но ты так и не ответил.
— Ответ отрицательный.
— Но тебе нечего беспокоиться, я знаю, где находится хижина, и вполне могу добраться сама.
— И все же — нет.
— Это просто глупо, ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты ехал со мной.
— Что ж, печально, но тебе все же придется примириться с моим обществом, Элл.
Взглянув, она прочитала такую непреклонность в глазах Бакстера, что поняла бесполезность своего спора и полное отсутствие шансов на победу.
— Хорошо, — сказала Элис примирительно, — но это первый и последний раз, потом я буду ездить одна.
— Нет, Элис. Ты не будешь ездить одна. И еще: ты не сделаешь и шага из хижины ночью. Понятно?
— Это звучит как приказ.
— Да, именно так, — сказал он спокойно.
— Я понимаю, если бы я собиралась одна разгуливать по саванне…
— Ты не прожила бы и дня. Саймон и Зара — африканцы, они знают все дороги вокруг, ты — нет.
— Конечно, я не спорю. Но… хижина ведь находится недалеко от лагеря. Я думаю, что могла бы добираться сама. Твои страхи необоснованны, Берт.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
— Подумай хорошенько, девочка. Тебе придется уезжать и приезжать в полутьме. И нигде нет уличных фонарей. Ты не задумывалась, как просто в таких условиях попасть в переделку? Без должного опыта легко сбить кого-нибудь, зебру или жирафа, которые, случается, переходят дорогу. Ты настаиваешь на своем решении ночевать за пределами лагеря, но я не позволю твоему сумасбродству стать причиной беспокойства животных. И если ты думаешь, что, умоляюще глядя своими изумрудными глазами, ты переубедишь меня, не надейся.
Какое-то время они сидели молча. Затем Элис первая нарушила тишину.
— Ты сердишься?
— Совершенно верно. Как ты догадлива. Потому что для всех было бы гораздо проще, если бы ты пожила в моем коттедже. Но нет, ты настаиваешь на своем решении. Это лишено смысла, Элис. Я дал ясно понять, что тебе нечего меня опасаться. — Он помолчал секунду. — Если бы ты боялась потерять невинность, тогда еще можно было объяснить твое нежелание жить в одном доме со мной, а так…
— Ты очень много знаешь обо мне, Берт Бакстер, — сказала она с иронией.
— Я сказал то, что думал…
Три хижины стояли, образуя традиционный полукруг, окруженные забором из колючего кустарника. В последнее время здесь жили только Саймон и Зара. Берт предупреждал девушку, что она останется в полном одиночестве, и Элис заранее невольно съежилась — тишина уже тяготила ее.
Она прошла за ним в среднюю хижину. Так же как и остальные, та была круглой, наружные стены аккуратно побелены, крыша сделана из пальмовых листьев.
Элис молча осматривалась кругом. На первый взгляд жилище могло показаться излишне спартанским. Земляной пол отдавал холодом, мебели совсем немного, но в то же время здесь было достаточно уютно и чисто.
Повсюду присутствовали признаки хорошей хозяйки: вышитые вручную покрывало и подушки, плетеный коврик в ярких тонах, пучки сухих трав и связки кукурузных початков, свисающие с потолка, маленькие литографии на стенах и огромная оранжевая тыква-бутыль в углу, обязательная принадлежность каждой африканской хижины. На столе в сшитом руками Зары мешочке лежала коллекция трубок, которую, по-видимому, собирал Саймон, и стояли свечи в подсвечниках из расписной глины.
— Как видишь, Элл, здесь нет ни ванны, ни душа.
— Не беспокойся, Берт, это не так ужасно.
