судьбоносным. Ключевая фраза: «Россия усиливается и усиливается. Она превращается в кошмар». Все генералы, говорит Бетман-Гольвег, считают: надо воевать, пока не поздно. Сейчас есть шансы, что все получится. К 1917 году у Германии не будет никаких надежд. Следовательно, если русские пойдут на войну, то лучше в 1914 году, а не позже. Западные державы бросят Россию, Антанта развалится, и Германия выйдет победителем.
Заговорщики изображали оскорбленную невинность. Кайзер расслаблялся на яхте, министр иностранных дел отправился в свадебное путешествие, начальник генштаба отдыхал на минеральных водах. Все выдал сам Бетман-Гольвег: в его поместье сохранились записи расходов. Бетман-Гольвег несколько раз ездил в Берлин, под предлогом каникул, и оплачивало поездки государство. Он улаживал финансовые дела нации (не исключено, и свои собственные), готовя ее к войне: урегулировал долги, продавал и скупал облигации. Банкиры Варбурги в Гамбурге были предупреждены специальным курьером, что они должны делать. Берлин нацелился на войну.
Один горячий дипломат в австро-венгерском министерстве иностранных дел назвал убийство эрцгерцога «подарком Марса», подкинувшим Вене удобный повод для разрешения всех проблем. Австрия снова станет великой, Россия будет повержена, и вероятно, рухнет Турция. Шесть недель — и победа в стиле Бисмарка. «Теперь или никогда», — так заявил германский император. Войну нужно было спровоцировать, и убийство эрцгерцога дало предлог. Австрии сказали, чтобы она использовала его для нападения на Сербию, протеже России, а для этого выдвинула ультиматум, содержащий требования, которые нельзя удовлетворить без потери независимости. Австрийцам не хотелось воевать с Россией, с Сербией — да, но Россия слишком сильна. Они затягивали дело: надо уговорить венгров, собрать урожай и т. п. Из Берлина прикрикнули, и 23 июля ультиматум был предъявлен. 25 июля его приняли, но с оговорками, и началась мобилизация, пока без объявления войны. Из Берлина прикрикнули еще раз: 28 июля война была объявлена.
России брошен вызов: будет ли она отстаивать свои интересы на Балканах, в перспективе простирающиеся и на проливы, и на Турцию? Вначале царь не поверил в то, что произошло (даже германский посол вручал ноту о войне со слезами на глазах). Может быть, стоит ограничиться лишь частичной мобилизацией, только против Австрии? Похоже, и германский император, и канцлер Бетман- Гольвег колебались: между Берлином и Санкт-Петербургом шел обмен телеграммами. Но германская военщина была непреклонна, она уверовала в свою несокрушимость. Сила Германии — в железных дорогах. Стальные пути выигрывают войны. Победит та страна, которая быстрее проведет мобилизацию и выдвинет многомиллионные войска к вражеским границам. Это уже случилось во время франко-прусской войны в 1870 году, когда французы промешкали с мобилизацией, и французская армия оказалась разбита за шесть недель. Россия потерпела поражение в войне с Японией в 1904–1905 годах из-за того, что Транссибирская железнодорожная магистраль не сумела обеспечить своевременные поставки войск и вооружений. Теперь, в 1914 году, все генеральные штабы были озабочены тем, как опередить соперника. Немцы настаивали на полной мобилизации Австро-Венгрии против России; «железная перчатка» должна быть брошена. Германские генералы настроились на войну и уже приняли решение о мобилизации, но русские неожиданно сделали им подарок, объявив свою всеобщую мобилизацию раньше — 31 июля. Это дало возможность представить мобилизацию в Германии как оборонительную, что имело определенное значение для оппозиции в рейхстаге. Социал-демократы шума не подняли и проголосовали за выделение кредитов на войну. Германский посол передал русским требование прекратить мобилизацию, получил отказ, и 1 августа Германия объявила войну. Военные планы предусматривали незамедлительное нападение на Францию, и поезда отправились в путь. Париж тоже получил ультиматум: для начала отдать три крепости. Французы отказались, 3 августа и им была объявлена война.
Германская армия не решилась сразу же вторгнуться во Францию: фортификационная линия на короткой франко-германской границе оказалась слишком укрепленной. Немцы могли войти во Францию только по равнинам Бельгии, а Бельгия была нейтральной страной, и ее нейтралитет гарантировался великими державами, в том числе Великобританией и Германией. Что должны делать британцы, если Германия вторгнется в Бельгию? Из договоров ясно вытекало: война. Уинстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства, без промедления провел мобилизацию военно-морского флота. Войну на Западе как следствие кризиса на Востоке можно было предвидеть: длина платформ поездов в Рейнской области уже указывала на подготовку вторжения в Бельгию. Но война между Германией и Англией для многих британцев казалась немыслимой: Германия — образцовая страна, крупнейшая социал-демократическая партия, хорошее местное управление, лучшая в Европе система образования. Зачем воевать с ней, тем более на стороне царской России? Однако, как это произошло с удвоенной силой в 1939 году, здравый смысл не восторжествовал. Германия построила, безо всякой надобности, большой флот, нацеленный против британских портов, и повела себя агрессивно и по отношению к России, и по отношению к Франции.
Члены британского кабинета понимали, к чему идет дело. Для британской внешней политики с 1850 года центральной была одна и та же проблема: Германия или Россия? Что бы произошло, если бы на переговорах в Брест-Литовске присутствовал министр иностранных дел Британии и заявил, что он не возражает против господства Германии в Европе при условии соблюдения всех интересов Британии в мире? Проблема в том, что тогда никто не верил Германии, и самая светлая голова в британской политике, Дэвид Ллойд Джордж утверждал: Германия, взяв под свой контроль ресурсы России, станет непобедимой. И даже без вторжения немцев в Бельгию британскому флоту пришлось бы защищать атлантическое побережье Франции. Вторжение в Бельгию дало лишь железный аргумент для вступления в войну, заставивший молчать даже оппонентов. Четвертого августа британцы выдвинули свой ультиматум: освободить Бельгию. Он остался без ответа. И европейская война превратилась в мировую.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1914
1
За четыре года мир будто шагнул из 1870 года в 1940 год. В 1914 году кавалерия гарцевала под бравурную музыку, австрийский князь Клари-Альдринген облачился в парадную военную форму, которую прежде надевал по случаю торжества в Букингемском дворце, и на первых военных иллюстрациях изображались солдаты со штыками и разрывами шрапнели над головой. Все как в 1870 году. Крепости готовились к длительным осадам, медицинская помощь была примитивной, и тяжело раненные чаще всего умирали. К 1918 году все переменилось, и французские генералы уже разработали новый метод ведения войны — взаимодействие танков, пехоты и авиации на манер германского блицкрига (молниеносной войны) 1940 года. Война превратилась в страшного убийцу — унесла десять миллионов жизней, и французский писатель Луи Фердинанд Селин, сам врач, назвал ее «вакцинированным апокалипсисом». Медицина за четыре года достигла таких успехов, каких не имела ни до, ни после войны. В 1918 году не удавалось спасти только один процент раненых.
В 1914 году еще мало кто осознавал ужасы войны. Людьми овладела странная эйфория. Войска уходили на фронт под восторженные возгласы возбужденных толп. Генералам, гордо восседавшим на боевых конях, виделись статуи, возведенные в их честь на городских площадях. Еще ни одна война не начиналась при таком массовом непонимании ее природы и трагичности. Нашло помутнение мозгов и на британцев. Министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, выступая 3 августа 1914 года в палате общин, назвал войну с Германией правильной, и его речь была встречена чуть ли не овацией. Он заявил, что Великобритания пострадает в любом случае — «будем мы воевать или останемся в стороне», — чем и убедил членов парламента.
Британская экономика почти на пятьдесят процентов, а германская — на треть зависели от внешней торговли, в значительной мере со странами Европейского континента. Разрыв торговых связей угрожал безработицей и банкротством компаний и предприятий. Другой правительственный министр (ушел в отставку) предупреждал: обострение социальных проблем из-за кризиса в торговле приведет к беспорядкам, аналогичным революции 1848 года, когда спокойствие в Европе нарушили массовые бунты в городах. Банкиры, сэр Фредерик Шустер из банка Англии, например, убеждали всех: войну надо закончить за
