отступать к предгорьям Карпат, окраинам Кракова, то есть дальше на запад.
3
Война приобрела затяжной характер: на западе — патовая ситуация, на востоке — перманентный австро-венгерский кризис. Как следовало поступить Германии, только что закончившей мобилизацию всех своих ресурсов? У Мольтке сдали нервы, и его заменили менее истеричным прусским военным министром Эрихом фон Фалькенгайном. Казалось, для паники нет особых причин. Понесены огромные потери, но численность войск можно легко восстановить, и они снова будут готовы сражаться. Однако теперь всем стало ясно: если войска пойдут в лобовую атаку, то нарвутся на ураганный огонь орудий, пулеметов и винтовок из позиций, скрытых в земле и труднодоступных для артиллерии. Противоборствующие стороны во Франции пытались выйти на все еще открытый фланг на северо-западе от линий на Эне. Однако ни одна из сторон не могла продвигаться достаточно быстро, и, кроме того, им не хватало артиллерии. С середины сентября шли непрерывные бои, перемещаясь все дальше на северо-запад, пока, наконец, траншеи не протянулись до моря на побережье Фландрии. Британцам удалось отстоять средневековый город Ипр в одном из самых кровопролитных сражений: немцы, стремясь овладеть всей Бельгией, вбрасывали все новые и новые войска, набранные из старшеклассников и добровольцев-студентов. Битва длилась с конца октября и всю первую половину ноября; британцы удержали и город, и ставший знаменитым «Ипрский выступ». Он являлся частью линии обороны, уходившей в глубь вражеской территории, и британцы подвергались кинжальному огню с трех сторон. Благоразумнее было бы отойти на более безопасные позиции, но никто бы их не понял: общественное мнение расценило бы такие действия как признание своего поражения. Печальный итог сражения — сто тридцать тысяч убитых и раненых. В битве прекратила существование старая британская регулярная армия (шестьдесят тысяч), а бельгийцы потеряли треть своей остававшейся армии. Для немцев она означала «избиение младенцев» — необученных школьников и студентов: некоторые части, набранные из них, потеряли до шестидесяти процентов личного состава. На германском кладбище в Лангемарке — двадцать пять тысяч могил.
Противники начали сооружать траншейные линии, все более мощные и труднопреодолимые. Войска на передовых жили в блиндажах, подземных «дортуарах», защищенных от вражеской артиллерии. Вдоль передовых позиций ставились проволочные заграждения, а сами позиции располагались таким образом, чтобы избежать продольного огня, то есть зигзагом. Создавались и зигзагообразные коммуникационные траншеи, уходящие к лазаретам и пунктам обеспечения, а на случай отступления рылись несколько рядов траншейных линий. В дождливую погоду траншеи превращались в канавы грязи, и в них укладывались дощатые настилы. Массу неприятностей доставляли крысы, кормившиеся трупами, и вши (одежду, следуя турецкой практике, солдаты и офицеры раскладывали на муравейниках; муравьи поедали вшей, хотя и они тоже неплохо кусались). Тупиковая ситуация на Западном фронте сохранялась до середины ноября 1914 года. В военном отношении в этом не было ничего нового. В прошлом осаждающие и осажденные месяцами брали друг друга на измор; медлительностью отличались военные кампании Мальборо, проходившие примерно в том же регионе. Необычными были масштабы стагнации: на передовых позициях застыли в неподвижности миллионы людей, вооруженных и готовых к бою, и их разделяли какие-нибудь сто ярдов. А в целом немцы находились в лучшем положении: они располагались выше над уровнем моря и могли зарываться глубже в землю, не рискуя попасть в воду, которая во Фландрии подступала очень близко к поверхности, несмотря на искусный средневековый дренаж. Британские войска, плохо обученные добровольцы, месили в окопах липкую грязь, ставшую главной характерной и запоминающейся особенностью британского участка Западного фронта.
На востоке ситуация сложилась несколько иная. Фронт, почти тысяча миль, был вдвое протяженнее, но менее обеспечен войсками. В теории Россия могла призвать в армию многие миллионы людей: ее население составляло сто семьдесят миллионов человек, почти вдвое больше, чем в Германии и Австро- Венгрии, вместе взятых. Однако новобранцы обходятся дорого, а военный бюджет России позволял накормить и одеть не более четверти имеющейся рабочей силы. Мужчины освобождались от военной службы на самых разных основаниях: в силу религиозных верований, по состоянию здоровья или по жребию. Самой распространенной уловкой было «семейное положение». Если мужчина считался «кормильцем», то его не брали в армию. В начале августа в России женились два миллиона крестьян, что привело в замешательство военное министерство, которому ничего не оставалось, как отнести к патриотическому долгу и деторождение. Русские войска первой линии, пять миллионов штыков, не превышали германские, и на Восточном фронте около девяноста русских дивизий противостояли примерно восьмидесяти германским и австро-венгерским дивизиям. На одну милю русского фронта приходилось полторы тысячи солдат, а во Франции — пять тысяч солдат, к тому же гораздо лучше вооруженных и оснащенных. На западе имелись и другие существенные плюсы. К примеру, войска относительно быстро перебрасывались к наиболее опасным участкам фронта по железной дороге. В русской Польше таких дорог было значительно меньше, и передислокация резервов всегда создавала большую головную боль. В октябре 1914 года верховное главнокомандование чуть не потеряло целую армию, блуждавшую по улицам Варшавы. Однако Восточный фронт проявлял некоторую активность, хотя она в целом была бессмысленной.
В середине сентября немцы поняли: им надо как-то выручать своего союзника. Людендорф отправился к Конраду. Сын северогерманского фермера благоговел перед величием Габсбургов. К тому же штаб австро-венгров перебрался из бараков Пшемысля в относительно более комфортабельное поместье Тешен. Усадьба принадлежала номинальному командующему эрцгерцогу Фридриху и его супруге Изабелле, принцессе Крой. Эрцгерцог брал деньги за аренду поместья, а Конрад был больше занят тем, как организовать венгерско-протестантский развод для своей возлюбленной, на которой он не мог жениться по австрийскому (и католическому) закону. Конрад убедил Людендорфа: его войска оказались в ужасном положении, сдерживая русских, чтобы Германия выиграла войну на западе. А положение австро-венгерской армии действительно было катастрофическим. Она потеряла полмиллиона человек, сто тысяч — пленными, а Пшемысль[5], мощная крепость на склонах Карпат, и ее стодвадцатитысячный гарнизон были заперты русскими войсками со всех сторон. Она, конечно, пала бы, как это случилось с другими крепостями, если бы непролазная грязь вокруг не помешала русским подтянуть тяжелую артиллерию, которой у них все равно было немного. В любом случае австро-венграм требовалась срочная помощь, и германская армия во главе с Людендорфом заняла позиции севернее Кракова. Два месяца продолжались маневры, производившие впечатление на картах, но не давшие никакого результата. Людендорф считал, что он действовал бы эффективнее, имея больше войск.
Но Фалькенгайн должен был думать не только о Восточном фронте. В начале ноября война приняла мировые масштабы. Ее возникновение во многом было связано с Османской империей, вернее, со всем Ближним Востоком, включая Персию. Европейцы, заинтересовавшиеся нефтью Месопотамии (Ирак), считали Турцию отсталой страной и при помощи местных христиан легкой добычей. Немного людей могли похвастаться тем, что хорошо знали турок. В 1914 году Черчилль распорядился на пожертвования построить в Ньюкасле два линейных корабля для турецкого военно-морского флота. Тогда же в турецкие воды вошли и поступили на службу султану два германских крейсера — «Гебен» и «Бреслау», возбудив в обществе прогерманские настроения. Страна уже контролировалась прогерманскими группировками. Энвер-паша, военный министр, женатый на племяннице султана, вместе с другими младотурками энергично насаждал турецкий национализм. Моделью служила революционная Франция, и младотурки брали пример с балканских христианских государств: новый язык, новая интерпретация истории, новое великое национальное будущее. Энвер и его близкий соратник Талаат, министр внутренних дел, сумели втянуть правительство в войну. Завладев двумя германскими кораблями, они заставили команду надеть фески, притвориться турками и обстрелять русские порты, рассчитывая на то, что Россия объявит войну. Царь объявил войну в начале ноября, и большинство членов османского кабинета подали в отставку, протестуя против провокации Энвера. Но Турции пришлось воевать. Энвер вторгся в Россию, на Кавказе, и потерпел неудачу — более ста тысяч его людей погибли от болезней и морозов на высокогорных плато у Сарыкамыша. На Суэце неудача постигла и германского командующего Кресса фон Крессенштейна. Для Энвера все это не имело особого значения. Турецкая нация должна родиться в страданиях, и они принесут Турции больше пользы, чем арабам. Предвидение Энвера сбылось, хотя стоило Турции четверти ее населения, но претворил его в жизнь не Энвер-паша, а великий соперник военного министра Кемаль Ататюрк.
