года Британия предложила России Константинополь и планировала поделить всю Османскую империю среди союзных государств. Никто не ожидал, что турки способны оказать серьезное сопротивление{8}. У них практически не было военной промышленности. Конечно, помощь могла прийти из Германии по Дунаю через продажную Румынию, но была бы незначительной и запоздалой. Эгейское побережье всегда притягивало воображение людей, получивших классическое образование, вроде поэта Руперта Брука, а Черчиллю оно нравилось тем, что не было частью Западного фронта. Британия в избытке имела линкоры еще с того времени, когда появился «Дредноут» (1906 год). Корабли этого класса с тяжелыми орудиями должны были «расчистить» Дарданеллы, древний Геллеспонт, шириной всего лишь восемьсот ярдов, который переплывали древние греки, из Сестоса в Абидос, а потом вплавь пересек и лорд Байрон.
Восемнадцатого марта британскую армаду из шестнадцати кораблей постигла беда. Их тяжелые дальнобойные орудия оказались не пригодны для борьбы с береговыми батареями. Кроме того, турки имели передвижные батареи и минные заграждения. Сразу же были потоплены три линкора, а еще три выведены из строя. Позже, когда появились немецкие субмарины, затонули еще два корабля, и флотилии в мае пришлось уйти из прибрежных вод. Командующий, человек разумный, считал, что береговую оборону должны сокрушить наземные силы. Но они находились в Египте; с их переброской возникали задержки: транспортные суда загружались не так, как надо; командующий сэр Ян Гамильтон отправлял их обратно, чтобы загрузить так, как следует. Беспокоила малярия (она убила Руперта Брука); из-за армейской скаредности и здесь, и в Месопотамии отсутствовали противомоскитные сетки. Передовая база располагалась на греческом острове Лемнос, и все приготовления делались на глазах турок. В любом случае по анатолийским железным и обычным дорогам турки могли доставить войска и орудия на Галлипольский полуостров гораздо быстрее, чем британцы на кораблях. Для переброски одной дивизии требовалось пятьдесят судов. Семь недель заняла подготовка к высадке, и турки, конечно, все это время не сидели сложа руки.
Оказавшись перед лицом смертельной опасности, турки пошли на отчаянный шаг. На востоке, в Ване, восстали армяне, мусульманский город подвергся разрушению, сопровождавшемуся кровавой бойней. Как раз перед высадкой британцев Энвер и Талаат приказали депортировать армян из всей страны, исключая Стамбул и Измир, на основании того, что им в основном нельзя доверять. Призывы царя, католикоса русской Армении, видных анатолийских армян и начавшиеся волнения в тылу передовых позиций лишь убедили младотурок в необходимости жестких мер. Поколениями армяне считались «самыми лояльными» из меньшинств, и даже в 1914 году их лидеру Богосу Нубару турки предлагали пост в правительстве (он отказался, сославшись на недостаточное владение турецким языком). С армянами не церемонились. По меньшей мере семьсот тысяч человек были отправлены в переполненных вагонах или пешим ходом на север Сирии в лагеря, где они умирали от голода и болезней. Имеются документальные свидетельства массового истребления армян, происходившего во время переселения.
Двадцать пятого апреля союзные войска высадились на пяти пляжах юго-западной оконечности Галлипольского полуострова. Они уступали в численности (пять дивизий против шести), а корабельная артиллерия не сумела подавить хорошо укрытые полевые орудия, да и вообще она была малопригодна для этих целей. Британцы понесли тяжелые потери во время высадки. Затем им пришлось подниматься вверх под обстрелом турок, владевших высотами. В особенно опасной зоне — в бухте Ари Бурну, названной позже бухтой АНЗАК, оказались австралийские и новозеландские волонтеры. Здесь противники зарылись в землю и попеременно атаковали друг друга. Даже с водой были проблемы: ее приходилось доставлять на лодках, понемногу, и все время под огнем. В августе британцы, подтянув три свежие дивизии, предприняли высадку севернее, на берег бухты Сувла. Но и здесь они потерпели неудачу: войска не смогли продвинуться в глубь полуострова, хотя какое-то время турки не оказывали им серьезного сопротивления, поскольку почтенный и опытный командующий хотел, чтобы на берег были вынесены все снаряжение и боеприпасы, прежде чем обрушиться на противника. Турки выстояли, проявив необычайное упорство и жизнестойкость, а их молодой командующий Кемаль (позднее) Ататюрк завоевал себе в этом сражении национальную славу. Правительство в Лондоне потеряло веру в успех всего предприятия, и в начале января 1916 года кампания была остановлена (профессионально). Союзники потеряли полмиллиона человек, в основном британцы, а турки — четверть миллиона. В этот период британцы терпели и другие неудачи: зимой 1915/16 годов пришлось прекратить поход на Багдад, а весной британцы сдались на милость победителя под Кутэль- Амарой.
3
Немцы, напротив, повсюду действовали более успешно. Блокада укрепила их волю к победе и подняла военное производство, в чем они опережали всех остальных. Новый командующий Эрих фон Фалькенгайн оказался расчетливее и дальновиднее, чем Мольтке (имперские фигуры обычно были номинальными главнокомандующими, а реально командовали войсками начальники штабов, точно так же, как генералы на публике красовались верхом на конях, но пользовались автомобилями, когда надо было делать что-то более важное). Он понимал, что Германия не в силах одолеть три великие державы, и разъяснял кайзеру: если Германия еще не проиграла войну, значит, она ее выиграла. Фалькенгайн рассчитывал (и действовал соответственно) на то, что Россия выйдет из войны и возобновит партнерство с Пруссией, доминировавшей в Европе большую часть девятнадцатого века. Фалькенгайн был последователем Бисмарка (в нежелании, как говорил Бисмарк, «привязывать великолепный прусский фрегат к изъеденному червями австрийскому галеону»). И он не любил австро-венгров, считая их беспечными католиками, склонными к причудам (в прусской гвардии служил только один офицер-католик, Франц фон Папен, бездумно организовавший саботаж американской экономики во время службы военным атташе в Вашингтоне, а впоследствии похвалявшийся тем, что именно он назначил Гитлера).
Подобно Бисмарку, Фалькенгайн считал, что Германия не должна порывать с Россией, и его отношения с Конрадом временами приобретали весьма натянутый характер, до того натянутый, что он просто не ставил его в известность о важнейших решениях, касающихся Австро-Венгрии. Однажды Фалькенгайн послал своего офицера связи разведать втайне от австрийцев железные дороги севернее Кракова перед наступлением, о котором он сообщил союзникам только за неделю. Дело доходило до того, что Фалькенгайн и Конрад планировали операции во Франции и Италии, не согласовывая их друг с другом.
Мирные намерения в отношении России никак не реализовались, хотя они, вероятно, и были бы с пониманием восприняты отставными царскими государственными деятелями. Западные державы предложили царю Константинополь, чего не мог сделать Фалькенгайн. С другой стороны, в России развернулась кампания, довольно враждебная, против немецкого элемента, укоренившегося со времен Екатерины Великой, которая даже завезла немецких крестьян для того, чтобы обучать русских мужиков земледелию. Земельная реформа, землю — крестьянам, занимала важное место в российской политике в канун 1914 года, и теперь, если вы геройствовали на войне, то вам могли выделить весомый кусок конфискованных германских угодий. Немецкая жена царя сделалась пугалом. Но в любом случае царь не стал бы вести переговоры с немцами о мире, если, конечно, его к этому не принудили.
Следовательно, Германия должна наступать на Восточном фронте. Фалькенгайн, как и Черчилль, понимал, что на Западе возник тупик, и он был прав. Он предпринял последнюю атаку на Западе в апреле 1915 года, снова под Ипром, и она, как и неограниченная подводная война, оказалась еще одним упражнением в прусском тупом упрямстве. Появилось новое оружие — отравляющий газ, запрещенный Гаагской конвенцией. Его применение немцы оправдывали тем, что французские ружейные пули тоже начинялись газом. Это было действительно ужасное оружие, поражающее глаза и легкие. В первый раз его использовали на русском фронте в январе, но суровая зима значительно снизила эффективность отравления. В апреле газ пустили из цилиндров, и он вызвал панику среди британских и канадских солдат. Потом же немцам самим пришлось идти по зараженной территории. В результате было найдено простое средство: хлопчатобумажная или шерстяная тряпка, смоченная в моче, обеспечивала защиту от газа на полчаса, а затем появились и противогазы. Так или иначе, на Ипрском выступе немцы не смогли совершить прорыв, а если бы даже совершили, то Фалькенгайн не знал бы, что делать дальше. Его главной заботой стала Россия.
Здесь у него было больше шансов, поскольку западные державы рассеяли свои силы между
