— Да, — ответила Зу. Она была не голодна, но чувствовала, что должна что-нибудь заказать. Именно за этим обычно приходят люди в подобные заведения в обеденное время, если, конечно, они не хотят, чтобы о них подумали, как о тех, кто шпионит за людьми или разыскивает своих бывших возлюбленных.
— У вас есть сандвичи с индейкой?
Девушка утвердительно кивнула:
— Вам на белый хлеб или грубого помола?
— Грубого помола, пожалуйста.
Девушка открыла за своей спиной дверь, ведущую во внутреннее помещение, и скрылась за ней. Зу стала оглядываться по сторонам. Интересно, может быть, Эрик за этой дверью? На кухне? Интересно, слышат ли окружающие, как громко колотится ее сердце?..
Девушка вернулась.
— У нас сегодня свежий хлеб, — сказала она с улыбкой.
— Прекрасно, — ответила Зу.
Только сейчас она обратила внимание: девушка не спросила, что ей положить к сандвичу. Впрочем, это ведь не минеральные воды, где поощряются индивидуальные заказы клиентов.
Из-за двери за стойкой появилась еще одна женщина в розовой униформе. Она была блондинкой и выглядела явно старше продавщицы. Вот она, скандинавская кровь. Возможно даже, Зу знала ее раньше. Впрочем, приглядевшись, Зу поняла, что эта женщина намного моложе ее. Лет тридцать. А Зу уже сорок… Как странно: она ведь себя по-прежнему считает молодой.
Женщина подошла к кассе, что-то сделала там и пошла обратно. По дороге крикнула:
— Эрик! Милый, где наши утренние квитанции?
Чашка с кофе едва не вывалилась из руки Зу. Значит, он здесь. Вон за той дверью. «Милый». Она назвала его «милый». Жена?..
Девушка поставила перед ней тарелку с заказом, а у Зу в ту минуту очень некстати скрутило живот.
Ей вспомнился тот день, когда Эрик впервые назвал ее «милой». Они, держась за руки, гуляли по тропинке, которая огибала пруд за домом его родителей. Эрик нагнулся, чтобы нарвать диких цветов. Одни цветки были ярко-красные, другие совсем белые, в форме звездочек.
— Вот мы приедем в Голливуд, милая, — проговорил Эрик, — и станем там такими же звездами.
Цветы были очень красивые, упоминание о Голливуде многообещающим, но в ту минуту Зу обратила внимание только на то, как он назвал ее. Милая… Так отец называл маму и мама называла отца. Так обращаются друг к другу люди, которые живут вместе, одной семьей. И в ту минуту Зу впервые поняла, что Эрик по-настоящему любит ее.
Она посмотрела на толстый сандвич. Кусок индейки на ломте свежего хлеба грубого помола. По краям медленно стекают струйки белого майонеза. Рядом горка картофельных чипсов и большая ветка укропа. Что называется, поесть от души в заштатном городишке. Где слово «надежда» еще не означает воплощения в жизнь всех мечтаний и где обращение «милый» еще не означает признания в вечной любви.
— Что-нибудь еще? — спросила девушка. — У нас сегодня очень вкусные пирожки. Кокосовый крем…
— Нет, нет, — проговорила Зу, прижав руку к животу.
У нее появилось такое ощущение, будто из этого зала в одночасье кто-то выкачал насосом весь воздух. Точно так же она почувствовала себя в ту ночь, когда, вернувшись домой, поняла, что Эрик ушел.
Она тупо уставилась на свою тарелку. Обстановка живо напомнила ей школьную столовую: такая же простая еда на такой же простой тарелке. И так изо дня в день, изо дня в день на протяжении многих лет. Одно и то же. Без перемен. Бесконечно. Так же однообразно и бесконечно, как бесконечна и однообразна жизнь в маленьком городке. Предсказуемо.
Сделав над собой усилие, Зу постаралась вспомнить Лос-Анджелес, новую жизнь, которая ждала ее впереди. Новая жизнь со всеми ее взлетами и падениями, со множеством неизвестных. Она сосредоточилась на мыслях о Скотте. Как он изменился и вырос за последнее время. И еще изменится и вырастет. Перед ними откроется целый мир, полный риска и опасностей. И переживаний, которых не может быть здесь, где все обыденно и одинаково.
И в ту минуту Зу перестала обманывать себя и делать вид, что встреча с Эриком может снять все ее проблемы и наладить жизнь. Марисоль была права: Эрик — это прошлое.
— Прошу прощения, — позвала она официантку, — я опаздываю. Не могли бы вы завернуть мне это? Я возьму с собой.
Она не собиралась есть этот сандвич. Ни сейчас, ни после. Если только ей вдруг не придет в голову вновь набрать с таким трудом сброшенные двадцать два фунта веса.
Девушка улыбнулась и достала из-под стойки пакет из фольги. Она сняла сандвич с тарелки и опустила его в пакет, затем закрыла его и вручила Зу чек.
— Оплатите в кассу, — сказала она.
Зу покопалась в своей сумочке в поисках какой-нибудь мелочи. Положила несколько монет на тарелку. Пятачки, десятицентовики и пару монет по двадцать пять центов, кажется. Черт с ними. Главное заключалось в том, что ей стало наконец ясно: «Встречаться с Эриком я не хочу. И нужно выбираться отсюда поскорее, пока меня никто не узнал».
Она забрала пакет, поднялась с круглой табуретки и подошла к пустой кассе. Зу очень надеялась, что та женщина — возможно, жена Эрика — не задержится во внутреннем помещении и быстро посчитает ей.
Дверь за стойкой открылась, из-за нее показался высокий мужчина, который направился к кассе. Зу забыла, какой рост был у Эрика. Внезапно перед ее глазами возникла полузабытая картинка.
Зу на коктейле вскоре после того, как ее бросил Эрик. Мимо прошел какой-то мужчина. Такой же высокий, как и Эрик. На мгновение Зу показалось, что у нее остановилось сердце. Но она тут же поняла, что это не он. И стало очень больно…
Да, Эрик был высок. И волосы у него остались такими же светлыми. Не растолстел, не полысел. И, похоже, до сих пор не знал, что такое сердечный удар. В своем свежем белом переднике он выглядел просто прекрасно.
— Эрик…
Это имя сорвалось с ее языка, прежде чем она успела о чем-либо подумать, прежде чем она успела подавить в себе позыв окликнуть его и, стиснув зубы, уйти отсюда.
Он подошел ближе, остановился… Глаза его округлились.
— Боже… — пробормотал он. — Что ты здесь делаешь?
Зу нервно рассмеялась:
— Ты узнал меня.
Он пробежал рукой по волосам. Зачем он это сделал? Что это? Нервный жест или на самом деле попытка пригладить волосы, чтобы выглядеть лучше? Зу не знала. Она знала только, что Эрик всегда был красив и всегда заботился о своей внешности.
Наконец она увидела, как губы его раздвинулись в некоем подобии улыбки. «Он рад меня видеть», — быстро решила Зу. Впрочем, улыбка тут же пропала, а по нахмуренному лбу пролегли длинные морщины.
— Глазам своим поверить не могу, — проговорил он таким низким голосом, что Зу даже не поняла: рад ли он их встрече или просто ошеломлен. Он снова улыбнулся и только проговорил: — Боже мой…
Сердце в груди Зу перестало колотиться. Похоже, оно вообще остановилось. Он улыбался ей… Точно так же, как улыбался, срывая для нее дикие цветы, стоя за кулисами во время ее первой кинопробы… Все прошедшие с тех пор пятнадцать лет мгновенно съежились и превратились в ничто благодаря одной этой улыбке.
Из-за стойки донесся звук упавшей на пол тарелки. Эрик на секунду оглянулся, но тут же вновь вернулся взглядом к Зу, которая наконец-то очнулась.
«Помни, для чего ты здесь, — сказала она себе. — Помни, помни… Ты должна поблагодарить его. Зато, что он избавил тебя от этой жизни в заштатном городишке, в забегаловке с названием «ЛАНЧИ».
