Возвращение в Арден

играть в боулинг, – мы проезжали “Боул-А-Раму” по пути из города, – и не вернулась. И в “Боул-А-Раму” не пришла.

– Может, она сбежала, – руки у меня дрожали, и я сел на них.

– На нее не похоже. Она была лучшей ученицей. Член ассоциации “Будущие учителя Америки”. На следующий год должна была ехать учиться в Ривер-Фоллс. Примерная девочка, Майлс, не из тех, кто убегает из дома.

– Странно. Странно, как прошлое держит нас. Мы только что говорили про Алисон Грининг, которая до сих пор... которую я до сих пор помню, и мы все трое ее знали, и люди все еще помнят о ее смерти.

– Ну, вы с Дуэйном знали ее получше, чем я, – он усмехнулся. – Но речь сейчас не о ней. Теперь я дрожал уже весь.

– И теперь арденская девушка с польской фамилией убегает или исчезает, совсем как невеста Дуэйна...

– И ты устраиваешь в доме своей бабки музей. Да, речь все-таки не об этом. Я говорил с этими Мичальски – они расстроены, конечно, – и опросил их никому пока не говорить про Кэндис. Пусть скажут, что она уехала к тетушке в Спарту или еще что-нибудь. Может, скоро она пришлет им открытку из колонии нудистов в Калифорнии. Может, мы отыщем ее тело. Если она мертва, то, может быть, мы успеем поймать убийцу прежде чем начнется истерика. Я предпочту аккуратный арест, и убийца, по-моему, тоже. Во всяком случае, здоровая часть его рассудка, – он вытянулся на диване, подложив руки под голову. Сейчас он походил на больного старого медведя, упустившего рыбу. – А зачем тебе понадобилось красть ту книгу у Зумго? Это ведь в самом Деле ужасно глупо.

Я покачал головой:

– Ничего я не крал. Бертильсон ошибается.

– Признаюсь тебе. Я жду,что этот парень придет ко мне и признается. Он хочет признаться. Он хочет сидеть там, где сейчас сидишь ты, Майлс. Это грызет его. Может, он убил эту Мичальски. Может, он спрятал ее где-нибудь и не знает теперь, что с ней делать. Мне жалко эту сволочь, Майлс. Думаю, если кто-то и покончит здесь с собой, то это окажется он. Который час?

Я взглянул на часы. Белый Медведь подошел к окну и прижался лицом к стеклу, глядя в темноту.

– Два часа.

– Я не засыпаю до четырех-пяти. Я извелся почти как он, – запах пороха смешивался с запахом немытого тела. Я подумал, снимает ли Белый Медведь когда-нибудь свою форму. – Ты доберешься один?

– Конечно.

– Кстати, что ты пишешь? Ты не говорил.

– Исследование про одного писателя.

– Здорово. Надеюсь, все это кончится, и ты останешься здесь, с нами.

Он разглядывал мое отражение в оконном стекле. Я смотрел на его револьвер, висящий на спинке кресла.

Я спросил:

– Что ты имел в виду, когда сказал вчера, что убийца – необычный насильник? Что он может быть импотентом?

– Ну, мы все знаем, что такое изнасилование, – Белый Медведь опять тяжело опустился на диван. – Так вот, могу тебе сказать: эти случаи не имеют ничего общего с изнасилованием. Это сделал кто-то, у кого проблемы с головой. Изнасилование – это когда девчонка заводит парня, он не может сдержаться, а она поднимает крик. То, как они одеваются – это же подстрекательство к изнасилованию! Парень вполне может неправильно понять, чего хочет такая вот маленькая сучка. Так кто же виноват? Оба! Так не принято рассужу дать, но это правда. Такие случаи встречались мне не раз. Говорят: насилие. Но насилие – это вся наша жизнь. Здесь не то. Это явно сделал ненормальный. Доктор Хэмптон в бланделлском морге сказал, что на телах не обнаружено никаких следов семени. Их насиловали другими способами.

– Другими способами? – переспросил я, не особенно желая слушать дальше.

– Бутылкой. Из-под кока-колы. Мы нашли такие бутылки возле обоих тел, разбитые. С Дженни Странд использовали еще что-то, скорее всего ручку от метлы. Мы до сих пор ищем ее в поле за 93-м. Потом над ними поработали ножом. И это было еще только начало.

– О Боже.

– Так что это могла быть и женщина, хотя трудно себе представить такую женщину, правда? – он улыбнулся мне с дивана. – Теперь ты знаешь столько же, сколько мы.

– Ты ведь не думаешь, что все это сделал Пол Кант? Это же невозможно.

– Что невозможно, Майлс? Это мог сделать я, или ты, или Дю-эйн. Пол хотя бы сидит дома и не лезет на рожон, – он поднялся с дивана и пошел на кухню. Услышав булькающий звук, я понял, что он полощет рот. Когда он вернулся, его голубая форменная рубашка была расстегнута, обнажая белую майку, обтягивающую живот. – Тебе нужно поспать, Майлс. Это был хороший вечер. Мы лучше узнали друг друга. А теперь езжай.

Глаза Туты Сандерсон за толстыми стеклами очков напоминали бьющихся в воде рыб. Руки она держала в карманах серой шерстяной кофты. Три дня, прошедшие с моего вечернего разговора с Белым Медведем, она появлялась каждое утро, молча готовила завтрак и спешила вымыть кухню, пока я экспериментировал с расстановкой мебели. Старый диван – у дальней стены, слева от маленького шкафа. Книжная полка (я еще помнил на ней Библию и романы Ллойда С. Дугласа) – на короткой стене у выхода на крыльцо. Там же, с обеих сторон, два легких кресла; но оставались еще кресла и столики, которые я решительно не знал, куда девать. Я не помнил их присутствия в комнате. Ту же проблему представляли еще с полдюжины предметов мебели. Тута Сандерсон помочь не могла.

– Это стояло не так.

– Попробуйте вспомнить.

– Я думаю, этот маленький стол стоял где-то рядом с диваном, – она просто пыталась отделаться от меня.

– Здесь? – я передвинул столик к шкафу.

– Нет. Дальше.

Я передвинул дальше.

– Будь я Дуэйном, я бы сводила вас к психиатру. Он заплатил кучу денег за новую мебель. И купил ее очень выгодно. Мы с Редом тоже кое-что купили на той распродаже.

– Дуэйн может поставить все на место, когда я уеду. Этот стол так не стоял.

– А по-моему, нормально.

– Вы ничего не понимаете.

– Может быть. Вы никогда не напишите свою работу, если будете весь день заниматься этим.

– Почему бы вам не сменить белье? Если не хотите мне помочь, то хотя бы не мешайте.

Ее лицо, казалось, налилось водой, как мешок.

– Похоже, вы оставили все ваши манеры в Нью-Йорке, Майлс, – с этими словами она отвернулась от меня к окну. – Когда ваша машина будет готова?

– Они обещали сделать через несколько дней.

– И тогда вы уедете? – она нагнула голову, высматривая что-то на дороге.

– Нет. Белый Медведь просил меня остаться. Должно быть, ему скучно.

– Вы с Галеном так хорошо знакомы?

– Как братья.

– Он никого не приглашал к себе домой. Скрытный человек. И еще возил вас на полицейской машине. Реду сказали об этом в Ардене.

Я поставил кресло рядом с обогревателем, потом передвинул к двери спальни.

– У вас сегодня одни машины на уме.

– Может, потому, что сейчас одна из них остановилась, и кто-то что-то положил в ваш почтовый ящик. Это не почтальон. Не хотите пойти и посмотреть?

– А раньше нельзя было сказать? – огрызнулся я и выскочил на крыльцо. Тута Сандерсон в прошедшие два дня приходила в шерстяной кофте – отчасти, чтобы позлить меня несоответствием этого одеяния с