Сила его ненависти поразила меня.
– Так и будет, Майлс. Так
– Тут не о чем рассказывать, – я понял, наконец, о чем идет речь.
– Тута ее видела. Как она выходила от тебя. Она рассказала Реду, а Ред – мой друг. Он сказал мне. Я знаю, Майлс. Ты испоганил ее.
– Я ее не насиловал, Дуэйн, – я с трудом верил в реальность этой сцены.
– Значит, так? Тогда скажи, что ты сделал. Ты ведь умеешь говорить, так расскажи мне.
– Она пришла ко мне сама. Я этого не хотел. Она залезла ко мне в постель. Ее использовал кто-то другой. Конечно же, Дуэйн не так меня понял:
– Кто-то другой?
– Ее использовала Алисон Грининг.
– Черт, черт, черт! – он выхватил руки из карманов и хлестнул себя по щекам. – Когда тебя засадят в тюрьму, я сожгу этот дом, я сравняю его с землей, я... – он немного успокоился и снова устремил взгляд на меня. Глаза его, как я впервые заметил, были того же водянистого оттенка, что и у его дочери.
– Почему ты не хочешь застрелить меня?
– Потому что этого мало. Говорю, ты не отделаешься так легко, – его глаза снова блеснули. – Думаешь, я не знаю про этого ебучего Зака? Я знал, что она бегает к нему по ночам. У меня есть уши, и я знаю то, чего ты никогда не узнаешь, пускай ты ставил им выпивку и все такое. Я слышал, как она прокрадывается в дом по утрам. Такая же тварь, как все остальные. Как та, по которой я ее назвал. Все они животные. Дюжина их не стоит одного мужика. Не знаю, зачем я вообще женился. После той польской сучки я знал о бабах все. Все они твари, такие же, как ты. Но ты мужчина, и ты заплатишь.
– Ты ненавидишь меня из-за Алисон Грининг? – спросил я. – За что я заплачу?
– За то, что это ты, – он сказал это ровно, как нечто само собой разумеющееся. – Для тебя все кончено. Говр скоро тебя достанет. Я недавно говорил с ним. Если ты попробуешь удрать, тебя найдут.
– Ты говорил с Говром? Он решил меня арестовать? – во мне шевельнулась надежда.
– Угадал.
– Как хорошо. Я этого и хотел.
– О Боже, – простонал Дуэйн.
– Этой ночью вернется Алисон Грининг. Она не то, чем была раньше. Она стала чем-то ужасным. Ринн пыталась меня предупредить, – я смотрел в недоверчивое лицо Дуэйна. – Это она убила тех девушек. Я думал, это Зак, но теперь я знаю, что это была Алисон Грининг.
– Хватит-о-ней-говорить, – промычал он. Я повернулся и пошел в дом. Дуэйн что-то кричал мне вслед, и я, не оборачиваясь, сказал:
– Я иду звонить Говру.
Он вошел следом за мной и наблюдал, как я набираю номер полиции.
– Это тебе не поможет, – пробормотал он. – Тебе остается только ждать. Или собрать вещички и попробовать удрать. Но Хэнк говорит, что ты далеко не уедешь. Ты не успеешь добраться до Бланделла, как Говр тебя сцапает, – он говорил больше с самим собой, чем со мной.
Я слушал гудки, ожидая, что ответит Дейв Локкен; но трубку взял сам Белый Медведь.
– Шериф Говр слушает.
– Это Майлс.
Дуэйн:
– С кем ты говоришь? Это Говр?
– Это Майлс, Белый Медведь. Ты собираешься ехать за мной.
Пауза, заполненная сопением. Потом он сказал:
– Ох, Майлс. Я слышал, ты все никак не можешь остановиться. Надеюсь, твой кузен Дю-эйн там, с тобой.
– Да. Он здесь.
– Конечно, черт побери, – буркнул Дуэйн.
– Так вот, мы получили результаты анализа. Действительно, это АБ. Нужен еще день, чтобы выяснить, мужская это кровь или женская.
– У меня нет этого дня.
– Майлс, я не удивлюсь, если у тебя не будет и пяти минут. Дуэйн там с ружьем? Я предложил ему взять ружье, когда узнал, что он собирается к тебе. Знаешь, закон иногда смотрит сквозь пальцы на такие вещи.
– Я прошу тебя спасти меня, Белый Медведь.
– Многие считают, что тебе лучше умереть.
– Локкен знает, что ты сделал? Он сдавленно хихикнул:
– У Дейва сегодня дела на другом конце округа. Странно, правда?
– Пусть едет сюда. Скажи ему, – сказал Дуэйн. – Я не могу больше смотреть на тебя.
– Дуэйн говорит, чтобы ты приезжал сюда.
– Почему бы вам не разобраться самим? Мне кажется, так будет лучше, – он повесил трубку.
Я повернулся, все еще держа в руках трубку. Дуэйн смотрел на меня.
– Он не приедет, Дуэйн. Он хочет, чтобы ты меня убил. Он отослал Локкена в какую-то глушь, чтобы никто не знал, как он все спланировал.
– Ты врешь.
– Разве он не говорил тебе про ружье?
– Конечно. Он думает, что ты убил тех девушек.
– Нет. Он рассказал мне про Алисон Грининг. Как все случилось тогда. Поэтому он будет рад, если ты убьешь меня. Если я умру, на меня повесят эти убийства, и я замолчу. Двойная выгода.
– Молчи, – он сжал кулаки. – Хватит об этом!
– Но ты не убивал ее. Зачем тебе моя смерть?
– Я пришел сюда не затем, чтобы говорить об этом. Я хотел, чтобы ты признался в том, что сделал с моей дочерью. Думаешь, мне хотелось выбивать это из нее?
– Да.
–
Дуэйн яростно вдавливал руки в кухонный стол, как до того в двигатель трактора. Когда он повернулся ко мне, на губах его появилось подобие улыбки.
– Теперь я знаю, что ты спятил. Может, мне и правда убить тебя, как хочет Говр?
– Может быть, – согласился я. Я видел, как он пытается прийти в себя. Его лицо теперь было бесцветным и рыхлым. Его личность, которая казалась мне такой же крепкой и неповоротливой, как его тело, теперь разваливалась на части.
– Зачем ты вообще позволил мне приехать? – спросил я. – Написал бы, что поселил в доме еще кого- нибудь. И почему ты изображал дружелюбие, когда мы встретились?
Он ничего не сказал; только смотрел на меня, выражая гнев и смятение каждым дюймом тела.
– Я также невиновен в смерти этих девушек, как и в смерти Алисон Грининг.
– Я не собираюсь слушать твои бредни, – сказал Дуэйн. – Сиди здесь, пока Говр не явится за тобой, – он опять попытался улыбнуться. – Вот тогда я повеселюсь. Черт, если бы у меня сейчас было ружье, я бы разнес тебе башку.
– Тогда Алисон Грининг пришла бы за тобой.
– Притворяйся сумасшедшим сколько угодно. Теперь это уже неважно.
– Это точно. Неважно.
Уходя, Дуэйн сказал:
– Знаешь, моя жена была такой же сукой, как все они. Она жаловалась, что я прихожу с поля грязный, а я говорил ей: эта грязь ничто по сравнению с грязью в твоей душе. Я только надеялся, что она родит мне