Произносить его имя в публичном месте показалось мне нарушением тайны моей личной жизни или какого-то древнего свода законов. Тем не менее я сказал: «Эдвард Райнхарт». И тут же вспомнил еще одно имя, сорвавшееся с губ моей матери, – Роберт. Кто это –
Почувствовав еще большую неловкость, я сказал:
– Не думаю, что он так уж напоминает Максимиллиана де Винтера.
– Простите?
– Мужа Ребекки. Огромный особняк, скалистый берег, тайные трагедии…
– О нет, простите меня! «Ребекка» – один из моих любимых фильмов. Лоуренс Оливье, точно!
Я спутал Дафну Дю Морье с фильмом Хичкока, впрочем, какая разница?
Лори накрыла мою ладонь своей:
– В любом случае, я собиралась показать тебе красоты Эджертона, поэтому давай подумаем, как нам поступить. Вместе-то нам удастся больше, чем тебе одному. – Взгляд ее был спокойным и, как мне показалось, чуточку виноватым. – И ты тоже мне поможешь. Мне надо поразмыслить кое о чем помимо моего дурацкого положения. – Момент осознания себя заставил Лори умолкнуть, и она отвела взгляд, затем снова посмотрела на меня. – Послушай, Нэд, если я слишком бесцеремонна, или назойлива, или… просто… ненормальная…
Я успокоил Лори, заверив, что она ни капельки не напоминает сумасшедшую, особенно если сравнить ее кое с кем из моей семейки.
– Я хотела лишь сказать, что моя помощь могла бы… Могла бы отвлечь от тягостных мыслей о Стюарте Хэтче.
– Хорошо. Давай поможем друг другу.
– Завтра я весь день свободна. По субботам Стюарт забирает Кобби. Это значит, что наемная прислуга будет качать нашего сына на качелях в Мерчантс-парке до тех пор, пока Стюарт, закончив работу в офисе, не накупит и не скормит Кобби кучи гамбургеров и конфет, прежде чем отвезти его домой к восьми вечера.
Мы попытались договориться о месте встречи. Скверик на другой стороне улицы оказался парком, где наемная прислуга будет качать Кобби на качелях. Лори предложила встретиться перед входом в центральную библиотеку – четыре квартала от отеля и еще два на юг, на углу Грейс и Гринвилл.
– Гринвилл?
– Добрая половина улиц в Эджертоне названа фамилиями людей ныне здравствующих. Кобден-авеню, например. Отца Стюарта звали Кобден Хэтч, в его честь и назвали Кобби, сам понимаешь. Во сколько? В девять тридцать? Один мой друг, Хью Ковентри, работает в библиотеке и добровольно подрабатывает в мэрии по уик-эндам. В субботу все закрыто, но ключи от кабинетов у него есть, он подойдет часам к девяти.
Я спросил, зачем ей понадобилась мэрия.
– Эдвард Райнхарт должен быть в архивах. А ты, думаю, не прочь взглянуть на копии свидетельства о браке твоей матери и своего свидетельства о рождении. Что может быть лучше достоверных данных?
– Что может быть лучше восхитительного собеседника? – сказал я.
Почти все сидевшие в ресторане провожали нас взглядами, когда мы шли к подиуму. Улыбка Винсента едва скрывала плотоядную злобу.
В нише вестибюля я зашел в телефонную кабинку и сделал пару звонков. Когда я вышел из будки, Лори Хэтч изо всех сил старалась выглядеть неприметной у пальмы в кадке; я пересек вестибюль и последовал за ней через вращающуюся дверь. Привратник вручил желтую карточку энергичному пареньку в черном жилете, и тот бегом припустил в гараж.
– Приключения начинаются! – Лори приподняла брови, взгляд ее был лукавым и шутливо- заговорщицким.
Паренек в черном жилете выпрыгнул из темно-синего «меркурия монтаньяра» и открыл Лори дверь. Подмигнув мне на прощание, она уехала, а я перешел Коммершиал-стрит по направлению к ломбарду Тоби Крафта. Как сказал Тоби, когда-то давно эта улица называлась Аллеей Распутниц, однако в наши дни все лучшие уличные проститутки, выйдя замуж по расчету, поселились в Эллендейле.
33
В вершине треугольного Мерчантс-парка начиналась Ферримэн-роуд, по ней я и направился. Трехэтажные кирпичные дома поднимались за живописными лужайками, тянущимися вдоль двух улиц, что разбегались от вершины треугольника сквера. На верхней ступеньке первого дома сидел крупный мужчина в желтовато-коричневой униформе и крутил в руках пухлую связку ключей. Задумавшись, что привело охранника на работу вечером в пятницу в Эджертоне, я поискал взглядом табличку – ее не было. Потом я заметил надпись, выбитую на каменном шлеме, красовавшемся над входной дверью – «Дом Кобдена», – и громко рассмеялся: вот где Стюарт Хэтч крутит деньги своего папаши.
Охранник опустил на меня глаза, глубоко посаженные на его щербатом лице цвета и текстуры овсянки, сдобренной кленовым сиропом Он казался слишком старым для своей должности.
