— Мясо! Я чую мясо! Ах, какой превосходный аромат!
В глазах Мэндрейка вспыхнул вызов.
— Бартимеус! — прохрипел он. — Я все ещё твой хозяин! Я приказываю тебе помочь нам.
Факварл с Ноудой расхохотались от души, услышав это. Я — нет.
— Это все осталось в прошлом, — сказал я. — Сейчас тебе лучше помалкивать.
— Я повелеваю тебе…
Тут изо рта Дженкинса послышался низкий женский голос.
— Бартимеус, это ты?
Слизь дрогнула.
— Наэрьян! Мы с тобой не виделись со времен Константинополя!
— Внимай мне! Я повелеваю… — не унимался Мэндрейк.
— А отчего ты такой слизистый, Бартимеус? Ты выглядишь совершенно больным.
— Ну да, бывало и получше. Но ты на себя-то взгляни! Рыжие волосенки, очочки, всего две ноги… По-моему, для тебя это унизительно, ты не находишь?[91]
— Я… я повелеваю… — Мэндрейк уронил голову и умолк.
— Оно того стоит, Бартимеус! — сказала Наэрьян. — Ты просто не представляешь, что это такое. Тело, конечно, однообразно, но какую свободу оно даёт! А ты к нам не присоединишься?
— Да-да! — поддержал её громовой голос Ноуды. — Присоединяйся к нам. Мы тебе подберем подходящего волшебника. И заставим его призвать тебя в себя.
Слизь вытянулась во весь рост — ну, насколько могла.
— Благодарю. Ваше предложение весьма любезно и великодушно. Однако, боюсь, мне придётся его отклонить. С меня довольно этого мира и всего, что в нем есть. Моя сущность истерзана. Единственное моё желание — это как можно скорее возвратиться к покою Иного Места.
Ноуда, похоже, был несколько разочарован.
— Что за странный выбор!
— Я же вам говорил, — тут же вставил Факварл, — Бартимеус неверен и увертлив! Его надо уничтожить Спазмом!
Глотка Мейкписа исторгла грозный рык, воздух задрожал от волны жара. Одежда на теле Факварла вспыхнула и задымилась. Ноуда втянул жар обратно. Пламя потухло. Глаза Мейкписа засверкали[92].
— Берегись, Факварл! — прогудел громовой голос. — Твои добрые советы становятся навязчивыми. Этот джинн может уйти, если пожелает.
Слизь отвесила поклон.
— Я буду вечно признателен вам, владыка Ноуда. Если вы снизойдете до того, чтобы меня выслушать, у меня есть ещё одна, последняя просьба.
— В этот знаменательный день, день начала моего царствования на земле, — сказал Ноуда, — я не откажу в просьбе ни одному, даже наислабейшему из моих собратий-духов. А слабейший из них, несомненно, ты. Я выполню твою просьбу, если то в моих силах. Говори же.
Слизь склонилась ещё ниже.
— Владыка Ноуда, пощадите жизнь этих двух людей. Мир, как вы справедливо заметили, велик. В нем найдётся немало других, кого можно пожрать. А этих — пощадите.
Эта просьба произвела немалое впечатление. Факварл с отвращением фыркнул, Наэрьян изумленно присвистнула. Что до Ноуды, он клацнул зубами с такой силой, что от его трона отлетело несколько ангелочков. Глаза его полыхнули огнём, пальцы смяли крышку стола, точно масло. Не могу сказать, что он был в восторге.
— Я дал слово, джинн, и нарушить его не могу, — произнёс громовой голос. — Но как же это не вовремя! Мне нужно чем-то подкрепиться. Я рассчитывал на этих двоих, особенно на девчонку. Парень выглядит кислым и жилистым — боюсь, его плоть была бы на вкус не лучше свечного воска, — но девчонка, несомненно, съедобна. А ты хочешь, чтобы я их пощадил! Да, похоже, Факварл прав. Ты действительно извращенец!
Уж кто бы говорил! Я, что ли, добровольно обрек себя на заточение в мире людей? Однако спорить я не стал. Только склонился ещё ниже.
— Тьфу! — Ноуда мало-помалу осваивался в своем новом обиталище. Тело Мейкписа внезапно обрело какое-то подобие координации и приподнялось с кресла. — Связаться с человеком! Да ты урод! Предатель! Так бы тебя и уничтожил! Но нет, не могу я нарушить своего обещания. Ступай отсюда! Прочь с глаз моих!
Я не стал проявлять своего гнева.
— Между нами действительно существует связь, — негромко произнёс я, — но пока что она имеет границы. Поэтому я удаляюсь.
Пирамида слизи развернулась к Мэндрейку, который слушал этот разговор, белый как стенка.
— Отпусти меня.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы как-то среагировать, да и то не раньше, чем Китти резко ткнула его в бок. Произнося заклинание, он трижды запнулся, и ему пришлось начинать сначала. Говорил он еле слышным шёпотом и в мою сторону так ни разу и не взглянул. Китти же, напротив, все то время, пока я вытягивался, мерцал, таял и исчезал, не сводила с меня глаз.
Последнее, что я видел, — это как они стояли, прижавшись друг к другу, две ссутулившиеся, хрупкие фигурки, одни среди джиннов. Что я чувствовал? Да ничего. Что я мог — я сделал. Ноуда связан своим словом, их жизни он пощадит. А дальше уж не моё дело, что с ними будет. Я убрался прочь — и как нельзя более вовремя. Мне ещё повезло, что вообще жив остался.
Да-да, я сделал всё, что мог! И незачем мне было больше об этом думать. Я был свободен.
Свободен.
Ну послушайте, я даже в лучшие времена был незаметной песчинкой рядом с этим Ноудой. Что ещё я мог сделать?
Китти
Те минуты, что наступили сразу после исчезновения Бартимеуса, показались Китти самыми жуткими. Последняя искорка надежды исчезла, а внимание врагов тотчас переключилось на них. Голова Хопкинса повернулась в их сторону, стеклянные глаза Мейкписа, восседавшего в золотом кресле, устремились на Китти. Она чувствовала яростные взгляды демонов, холодные, враждебные разумы, скрывающиеся за восковыми лицами. Она поняла, как должен себя чувствовать кусок мяса на мясницкой колоде.
Главный демон, похоже, мало-помалу овладевал своим человеческим телом: он почти перестал трястись и подергиваться и теперь спокойно сидел в кресле. Тела остальных заговорщиков в разных концах зала тоже понемногу осваивались, вставали на ноги и бродили по залу, спотыкаясь и пошатываясь. Они размахивали руками, подпрыгивали, приседали, кружились на месте. Рты у них были раскрыты. В зале слышались фразы на множестве языков, торжествующий смех и звериные вопли. Китти содрогнулась: это было издевательство одновременно над всем, что есть в человеке, и в то же время над тем достоинством, которое она до сих пор видела в демонах, даже самых гротескных.
У неё за спиной заговорил демон, вселившийся в тело Дженкинса. Слов Китти не понимала. Хопкинс кивнул, ответил, обернулся к главному демону, сидевшему в кресле. Последовал длинный разговор. Китти с Мэндрейком стояли неподвижно и ждали.
Потом тело Хопкинса пришло в движение — так внезапно, что Китти подпрыгнула от испуга. Оно обернулось к ним и поманило их за собой. Еле передвигая ноги, они побрели за ним через зал, мимо резвящихся демонов, мимо бородатого человека, съежившегося в углу, и вышли в коридор. Они свернули налево, миновали множество поворотов, прошли мимо широкой каменной лестницы, ведущей под землю, и очутились в новом коридоре со множеством дверей. За первой дверью, которую они прошли, Китти
