«Прости, Хармон. Но я с этим покончила. Нет смысла притворяться. Это не годится — ни тебе, ни мне».
Он спросил, может, это из-за того, что он такой толстый? Она ответила, что он на самом деле не такой уж толстый, не надо ему так думать. Просто она с этим покончила.
«Может, я был слишком эгоистичен? — спросил он. — Что бы я мог сделать, чтобы тебе было хорошо?»
(Они раньше никогда о таком не говорили: он даже покраснел в темноте.)
Бонни тогда возразила, ну как же он не понимает, дело вовсе не в нем, дело в ней самой. Просто она с этим покончила.
А сейчас он снова раскрыл «Ньюсуик», думая о том, как через несколько лет их дом снова будет полон, пусть не все время, но хотя бы довольно часто. Они будут хорошими дедом и бабкой. Хармон снова прочел уже прочитанный абзац. Снимается фильм о том, как рушились башни-близнецы. Вроде бы у него должно быть определенное мнение по этому поводу, однако он не знал, что и думать. Когда же он перестал составлять собственное мнение о разных вещах? Он повернулся в кресле и стал смотреть на воду.
Слова «обманываю Бонни» были так же далеки от него, как чайки, кружившие над утесом Лонгуэй- Рок, они оставались неразличимы и даже точками не были для человека, стоящего на берегу: реального смысла для Хармона эти слова в себе не несли. Да и с какой стати? Они подразумевали страсть, которая отвратила бы его от жены, а тут совсем другой случай. Бонни была и оставалась как бы центральным отоплением его жизни. Его краткие воскресные моменты с Дейзи Фостер были не лишены нежности, но походили скорее на удовлетворение общих интересов, как, скажем, изучение птиц в естественных условиях. Хармон снова взялся за журнал и внутренне содрогнулся при мысли, что среди пассажиров в одном из тех самолетов мог оказаться и его сын.
В четверг, когда только начало темнеть, эта парочка заявилась в скобяную лавку. Хармон услышал высокий голосок девушки еще до того, как ее увидел. Выйдя из-за стеллажа с дрелями, коловоротами и деталями к ним, он удивился ее непосредственному «Здра-асте!». Она произнесла приветствие вроде как двумя отдельными словами, и, хотя она не улыбалась, ее лицо по-прежнему говорило: «А как же иначе?» — что он заметил еще тогда, у марины.
— Привет, — откликнулся он. — Ну как вы сегодня?
— Хорошо. Мы просто смотрим.
Девушка засунула руку парню в карман. Хармон слегка поклонился, и они прошли дальше, к электрическим лампочкам. Он услышал, как она сказала:
— Он похож на Люка из больницы. Интересно, что с ним потом стало. Помнишь Люка Булку? Он еще тем грёбаным отделением заведовал?
Парнишка что-то буркнул в ответ.
— Этот грёбаный Люк какой-то странный был. Помнишь, я тебе говорила, он мне сообщил, что ему должны операцию на сердце сделать? Ну, пари держу, вот уж он был пациент так пациент — мало не покажется. Он же всеми командовать привык. Помнишь, я тебе говорила, он сказал, что не знает, проснется он живым или мертвым?
Парень опять что-то пробормотал. Хармон взял метлу в конце торгового зала. Подметая, он взглянул им в спину; девушка стояла очень близко к парню, на котором было пальто с обвисшими карманами.
— Но ведь если ты помер, то уже не проснешься, верно?
— Дайте мне знать, если понадобится моя помощь, — произнес Хармон.
Ребята обернулись к нему, девушка казалась испуганной.
— Ладно, — ответила она.
Он отнес метлу к входу. Клифф Мотт зашел узнать, поступили ли совковые лопаты для снега, и Хармон сказал, что новые прибудут на следующей неделе. Он показал Клиффу одну из прошлогодних, тот долго ее рассматривал и пообещал, что скоро снова заглянет.
«Нам надо взять это для Виктории, — услышал Хармон слова девушки. С метлой в руках он двинулся к началу прохода между стеллажами с садовым инструментарием, и увидел, что она стоит с лейкой в руках. — Виктория рассказывала, что ее растения ее слушают, когда она говорит, и я ей верю». Девушка поставила лейку обратно на полку, а парнишка, небрежный, беззаботный, согласно кивнул. Он разглядывал свернутые шланги, развешанные на стене. Хармон подумал: зачем бы им шланг в это время года?
«А знаешь, отчего она так ссучилась в последнее время? — На девушке была та же самая плащевая куртка с фальшивым мехом на обшлагах. — Оттого что у парня, который ей нравится, оказалась фак- подружка, а он ей про это не сказал. Она от кого-то еще узнала».
Хармон перестал подметать.
«Но фак-подружка… Или фак-дружок… Я что хочу сказать — кому какая забота? В этом же весь смысл фак-дружков!» — Девушка прислонилась головой к плечу парня.
Тот подтолкнул ее к выходу.
— Доброй ночи вам, — произнес Хармон.
Девушка потянула за ручку двери худыми пальчиками. На ногах у нее он увидел большие, бесформенные замшевые сапоги, из которых поднимались ее тоненькие, словно паучьи, ножки. И только когда они исчезли где-то в дальнем конце тротуара, Хармон смог определить, почему у него осталось какое-то неловкое чувство. Он не знал точно, но многолетний опыт работы здесь подсказывал, что парнишка что-то в магазине стащил.
На следующее утро Хармон позвонил Кевину на работу.
— Все нормально, пап? — спросил сын.
— Нормально, нормально, — заверил его Хармон, на которого неожиданно напала застенчивость. — А у тебя — все хорошо?
— А как же. На работе — порядок. Марта поговаривает, что ей ребенка хочется, только я говорю — подождем.
— Вы оба молодые, — сказал Хармон. — Можете и подождать. Это я ждать не могу. Но не торопитесь, вы же только что поженились.
— А знаешь, начинаешь чувствовать себя старым, правда? Как только это кольцо у тебя на пальце появляется.
— Думаю, правда. — Хармону трудно теперь вспомнить, что он чувствовал в первые годы семейной жизни. — Слушай-ка, Кев. Ты травку куришь?
Кевин засмеялся в телефонную трубку. На слух Хармона, смех у сына был здоровый, открытый, спокойный.
— Господи, пап. Что это тебе в голову взбрело?
— Да я так просто спросил. Двое ребятишек в городе объявились, у Уошберна живут. Люди опасаются, что они марихуанщики.
— Травка делает меня необщительным, — сказал Кевин. — Заставляет лицом в стенку утыкаться. Так что — нет. Я ее больше не курю.
— Дай-ка я у тебя кое-что спрошу, — сказал Хармон. — Только матери не говори, ради бога. Но эти ребятишки в магазин ко мне вчера приходили. Разговаривали, знаешь, так, как ни в чем не бывало, и упомянули про фак-дружков. Ты про такое слыхал?
— Ну, пап, ты даешь! Ты меня сегодня прямо удивляешь! Что происходит?
— Я знаю, знаю. — Хармон махнул рукой. — Просто мне противно, что я становлюсь таким старым. Как те старики, которые о молодых ничего не знают и не понимают. Вот я и подумал — лучше спрошу.
— Фак-дружки? Да. Это сейчас у нас хит сезона. Это именно то и есть, что сказано. Когда люди сходятся, чтобы переспать друг с другом. Никаких других привязок у них друг к другу нет.
— Вот оно что! — Теперь Хармон не знал, что еще сказать.
— Мне надо идти, пап. Но слушай, ты не бери в голову. Ты на уровне, пап. Ты вовсе не старый пердун, так что на этот счет тебе нечего беспокоиться.
— Ладно, — выговорил Хармон и, повесив трубку, долго смотрел в окно.
