— Этот грёбаный Люк… — произнесла вдруг девочка с внезапным всплеском энергии, — Под грёбаный надзор меня упек за то, что я булку разрезала.
— Подо что? — спросила Дейзи, усаживаясь за стол.
— Да в больнице. Я как-то раз свою булку разрезала пополам. А по правилам там… не полагается
Дейзи и Хармон переглянулись.
— А как же ты выбралась из больницы? — спросил Хармон.
— Сбежала. Но в следующий раз, родители сказали, они меня принудительно туда отправят, вот тогда мне пиздец.
— Лучше съешь пончик, — сказал Хармон.
Девчонка хихикнула:
— Вы вроде как чокнутый.
— Он не чокнутый. Он о тебе тревожится. А теперь ешь пончик, — мелодично произнесла Дейзи.
— Ну так, интересно, что тут у вас происходит? Между вами двумя, а? — Девочка переводила взгляд с Дейзи на Хармона и обратно.
— Мы друзья, — объяснила Дейзи.
Но Хармон заметил, что щеки у нее порозовели.
— Ладно. — Нина снова перевела взгляд с одного на другую. Слезы опять выступили у нее на глазах и поползли по щекам. — Не знаю, как я буду без Тима, — сказала она. — И не хочу обратно в больницу.
Ее начало трясти. Хармон снял с себя толстый шерстяной кардиган и накинул девочке на плечи.
— Конечно не хочешь, — согласилась Дейзи. — Но тебе надо поесть. И у тебя еще будут друзья — другие парни, ты и сама это знаешь.
По незначительной смене выражения на бледном лице Хармон вдруг понял, что именно этого девочка и страшится — жить без любви. Кто же этого не страшится? Но он понимал и то, что у ее проблем длинные и запутанные корни, что уют и покой маленького коттеджа Дейзи не дадут ей сколько-нибудь длительного облегчения. Девочка очень больна.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Двадцать три. Так что вы не можете меня насильно в больницу упечь. Это-то дерьмо мне известно, — добавила она. — Так что и не пытайтесь.
Хармон протянул к ней раскрытые ладони:
— Да я и не пытаюсь ничего. — Он опустил руки. — А разве тебя не арестовывали?
Нина кивнула:
— Ага. Пришлось в суд явиться. Мы оба ГПН[22] получили, а я дополнительно лекцию должна была прослушать. Я же с теми грёбаными полицейскими как последняя задница себя повела.
— А что такое ГПН?
Но силы у Нины иссякли, она сложила руки и опустила на них голову — точно так, как Хармон видел это в тот день, в кафе на марине. Хармон и Дейзи обменялись взглядами.
— Нина, — тихо произнес Хармон, и она повела глазами в его сторону. Он взял со стола пончик. Сказал: — На моей памяти я никогда никого ни о чем не умолял. — (Нина едва заметно улыбнулась ему.) — И вот я умоляю тебя: поешь.
Девочка медленно выпрямилась на стуле.
— Только потому, что вы со мной по-доброму, — прошептала она.
Она так жадно принялась за пончик, что Дейзи пришлось сказать ей, чтобы она ела помедленнее.
— А он у вас украл, — сообщила Нина Хармону с набитым ртом. — Резиновые трубки. Кальян для марихуаны сделать. — Она взялась за стакан с молоком.
— Тебе без него лучше, — сказала Дейзи.
Громкий стук в дверь кухни заставил всех повернуться в ту сторону. Дверь отворилась и с грохотом захлопнулась. «Здрасте!»
Нина всхлипнула, выплюнула пончик в платок Хармона и стала подниматься со стула. Кардиган Хармона свалился с ее плеч на пол.
— Нет, милая. — Дейзи положила ладонь на руку девушки. — Это просто женщина, которая собирает деньги для Красного Креста.
В дверях столовой возникла Оливия Киттеридж, почти целиком заполняя дверной проем.
— Ну посмотрите-ка на эту компанию за утренним чаем! Привет, Хармон. — И девушке: — А ты кто?
Нина взглянула на Дейзи, опустила взгляд на стол, пальцы ее крепко сжимали носовой платок. Подняв глаза на Оливию, она спросила саркастическим тоном:
— А вы-то сами кто?
— А я — Оливия, — ответила Оливия. — Вымаливаю у людей деньги, и это совершенно сбивает меня с ног. Думаю, это последний год, что я занимаюсь сбором пожертвований.
— Принести вам кофе, Оливия?
— Не-а. Спасибо. — Оливия обошла вокруг стола, опустилась на стул. — Но этот пончик выглядит замечательно. А еще есть?
— По правде говоря — есть. — Дейзи открыла второй бумажный пакет, мельком взглянув на Хармона — ведь это был пончик для Бонни, — и подтолкнула пакет к Оливии, водрузив на него пончик. — Дать вам тарелку?
— На черта мне тарелка? — Оливия ела пончик, наклонившись над столом.
В комнате воцарилась тишина.
— Давайте я пока схожу за чеком. — Дейзи встала и вышла в соседнюю комнату.
— Как Генри? В порядке? — спросил Хармон. — А Кристофер?
Оливия кивнула: рот ее был занят пончиком, она усердно жевала. Хармон знал, как, впрочем, знало большинство жителей города, что Оливии не нравится молодая жена сына; однако Хармон полагал, что Оливии вообще не могла понравиться какая бы то ни было жена ее сына. Молодая жена — врач, умница, из какого-то большого города — Хармон не помнил, из какого именно. Может, она тоже варит овсянку в пакетиках, йогой занимается — он понятия не имел. Оливия внимательно смотрела на Нину — Хармон проследил ее взгляд. Нина сидела неподвижно, неловко ссутулившись, сквозь тонкую тенниску четко обозначалось каждое ее ребро, она сжимала его платок рукой, похожей на лапку чайки. Голова казалась слишком большой, чтобы ее мог поддерживать иззубренный стержень позвоночника. Вена, шедшая от линии волос вниз через лоб, была зеленовато-синего цвета.
Оливия покончила с пончиком, откинулась на спинку стула и сказала:
— Ты голодаешь.
Девочка не пошевелилась, только произнесла:
— Угу.
— Я тоже голодаю, — сказала Оливия. Девочка уставилась на нее молча. — Да, голодаю, — повторила Оливия. — Иначе отчего же, по-твоему, я съедаю каждый пончик, который попадается мне на глаза?!
— Вы-то не голодаете, — с отвращением произнесла Нина.
— Конечно голодаю. Все мы голодаем.
— Вау! — чуть слышно воскликнула Нина. — Клёво.
Оливия принялась рыться в своей большой черной сумке, извлекла оттуда бумажный носовой платок, отерла губы, промокнула лоб. Хармон не сразу понял, что она сильно взволнована. Когда возвратилась Дейзи со словами «Ну вот вам, Оливия» и вручила ей конверт, та только кивнула в ответ и сунула его в сумку.
