или не так, мерзавки?! Ну, так вот именно это и хотят опять накликать на наши головы продажные душонки, подобные этому червяку!
Маленький полковник ткнул саблей в сторону Дырленского, съежившегося в комочек перед солдатами.
И тот содрогнулся — весь почерневший, с остекленелыми глазами.
Все это почувствовали. Полковника передернуло от отвращения, и он шумно харкнул в лицо связанного.
— Тьфу,
...Дырленский, адвокатишка, заслуживает плевка: у самого ни кола, ни двора, а туда же — мутит народ. Капаниха через головы солдат исподтишка взглянула на фруктовый сад. Сердце ее сжалось, Она дождется, когда придет черед ее близких, и тогда они увидят — все увидят. А пока она будет исполнять приказ. И она подошла к Дырленскому. Почему бы ей не плюнуть? Капаниха утопила бы в своих плевках весь мир!
Женщины потянулись одна за другой — плевали.
И оцепенели. Блеск штыков преломился: связанный адвокат — маленький, одеревенелый, коротко вскрикнул и, как чучело, взлетел над землей, поднятый на штыки.
...Ясное дело, теперь женщины попадают в обморок — одна за другой. И их опять поволокут в передний двор, как же иначе?
Ничего. Конечно, можно было бы оплевать не живых, а трупы. Ну, ничего.
Ячо, прокурор, однако же, был возмущен. Непростительный
— Еще бы!
Они были одного мнения — прокурор и кмет, притаившиеся у заднего входа. Нако придумал даже нечто более сильное.
— Эти военные — какой с них спрос, Ячо! Желаешь перевоспитать народ — хорошо! Разложи трупы посреди базарной площади, полей их керосином, и пусть все горожане проходят мимо и плюют! А потом подожги! Пусть горят. Пусть горят дни и ночи — в назидание на веки вечные...
Он не докончил фразы — в саду раздалось пение:
И смолкло, оборванное двумя выстрелами. А потом снова зазвучало:
Женщины вскрикивали в такт двойным выстрелам.
Нако, присев на корточки возле прокурора, считал: после каждого двойного выстрела загибал палец.
А в саду все пели и пели...
Последний выстрел прозвучал одиноко.
И следующий палец на руке кмета так и остался незагнутым. Правильно: ведь в протоколе их было семнадцать?
Но Нако загнул и торчащий палец: он забыл посчитать поддетого на штыки Дырленского.
Кмет уставился на свои пальцы. Нет, счет никак не сходился! Один... два... пять... восемь...
«Восемь! Дважды восемь — шестнадцать!»
Загнутые пальцы Нако показывали шестнадцать расстрелянных. Вот тебе и на!
— Ячо, я насчитал только шестнадцать.
— Шестнадцать?
— Вот посмотри: на каждые два выстрела по пальцу: один... два... пять... восемь... Гм, не хватает только, чтоб кто-нибудь сбежал! Будет дело. Возьмет да и опишет все...
— Глупости, Нако. А Дырленского считаешь?
— Считаю.
— А два выстрела до него?
Кмет вздрогнул: да, он забыл первые два выстрела. И он поспешно загнул еще один палец. Но сейчас же вытаращил глаза.
— Что же это значит? Теперь получается восемнадцать! Ячо! Ячо!
— Оставь, Нако, погоди.
Прокурор смотрел, что происходит внизу. Но кмет затормошил его:
— Господи! Ошибка, Ячо: восемнадцать человек!
— Восемнадцать! Ну, пусть будет восемнадцать.
— Но как же, Ячо, в протоколе-то было семнадцать, уверяю тебя!
— Тогда должно быть семнадцать.
— Но я считал: выходит восемнадцать, говорю тебе!
— Ну, посуди, Нако, как может быть восемнадцать, если их семнадцать? Ты что-то путаешь...
Нако развел руками. Что он, орехи, что ли, считал, чтоб ошибиться! Тоже мне!
— Ведь это человеческая жизнь, Ячо!
Кмет и прокурор вздрогнули: внизу кто-то громко сказал:
— Послушайте, восемнадцать выходит!
Агенты волокли трупы из сада, кто-то пересчитывал их и опять повторил:
— В самом деле — восемнадцать!
Кмет и прокурор очутились во дворе. Полковник Гнойнишки испытующе посмотрел на них.
— Пересчитать трупы! Позор!
Агенты снова принялись перебрасывать трупы. Нет, меньше не получается!
— Восемнадцать, господин полковник.
Это еще что... Гнойнишки затеребил ус.
— Поручик Рибаров, как прикажете это понимать: вы представляете нам восемнадцать трупов?!
Человек в широкополой шляпе сплюнул прилипшую к губам сигарету:
— Раз их восемнадцать, значит, столько их и было, господин полковник...
Вот тебе и на!.. Кмет подошел ближе.
— Их на самом деле восемнадцать, и я столько же насчитал, Гнойнишки. Правда!
— Молчать!
Гнойнишки махнул рукой и позвал старшего:
— Послушай, вынь из кучи труп пристава Миндилева: с ним восемнадцать. Ну, пошевеливайся!
— Труп пристава мы отнесли еще ночью к нему домой, господин полковник!
Гнойнишки позеленел. На что же это похоже, в самом деле: трупов должно было быть семнадцать.
— Пересчитать еще раз. Сей-ча-с же!
...Все же трупов было восемнадцать, и никак не могли они превратиться в семнадцать — никоим образом!
Гнойнишки развел руками. К нему подошел Кандилев, майор запаса:
— Господин полковник, осмелюсь доложить, у нас имеется скрепленное протоколом решение только на семнадцать человек. Значит, я снимаю с себя всякую ответственность!
