— А Леха-то когда отдаст? — вкрадчивым голосом спросил Костя.
— Неважно, — пробурчал Генин. — Я эти бабки сам в общак внесу.
— А ты не крутишь с нами, Петенька, а? Может, процентик с него все-таки дерешь?
— Гадом буду. Бар, — ни копейки! — обиделся Гении.
— Ладно, сухопарые мои, — снова заговорил Кровель. — У меня вот какой вопрос на обсуждение. Бабки мы вносили поровну, делим их — тоже поровну. Я тут немного прикинул. Вот листик. Посмотрите-ка, это любопытно. Эта цифра — то, что заработал вне бани Петр. Эта — моя. А вот этот круглый ноль — твой. Бар. Что получается? Мы бабки крутим — а ты жируешь. Занялся бы чем-нибудь, а? Девок здесь по ночам трахать занятие не очень для нас прибыльное.
— Э-э-э… — угрожающе промычал Константин. — Ты что, в натуре, совсем охренел? А братва накатит — ты, что ли, разбираться с ней будешь? Или ко мне прибежишь?
— До сих пор мы эти вопросы вместе решали… Или ты хочешь сказать, что я плачу тебе за крышу? Самому-то не смешно? Авторитет, твою мать…
— Я тебе пасть-то твою поганую сейчас заткну!
— Стоп! — прокричал Генин. — Успокойтесь вы, оба! Вова, кончай бузить. А ты, Бар, подумай. Может, тебе лучше свалить от нас?
— Ты тоже считаешь, что я этих денег не заработал?
— А чем ты их заработал? Тем, что девок по углам терроризируешь?
Послышался грохот. Потом мат, крики. Максим под шумок выключил «интерком». Очень вовремя. Тотчас хлопнула входная дверь, и в коридор вплыла Кира, заполнив помещение запахом фиалок Монмартра.
— Привет, — весело бросил ей Максим, по привычке восхищенно закатив глаза и разведя руками. — Мадемуазель, сегодня вы выглядите даже лучше, чем вчера.
— Привет, Макс. — Кира попробовала его имя на вкус, сморщила носик и откровенно уставилась на него, стремясь произвести впечатление новым макияжем. Впечатление оказалось не совсем то, на какое она рассчитывала, но все же. Вчера вечером Кирочка, очевидно, переутомилась, а в ее возрасте трудно это скрыть даже под самым искусным макияжем. Два еле заметных лучика в уголках глаз говорили о небрежном отношении ко сну, а сеточка морщин возле губ — о непреодолимом желании решить свои семейные проблемы, которое с каждым годом лишь усиливалось.
Кира давно и всерьез собралась замуж и не скрывала этого. «Нерушимые» и «вечные» трехмесячные связи, красной нитью проходящие через всю ее жизнь, надоели ей окончательно. Об этом она плакалась Максиму в свободные от посетителей минуты. Плакалась, мило воркуя и закатывая глазки.
Сквозь женщин она смотрела, точно сквозь оконное стекло, видела в них только источник дохода. Мужчин подразделяла на три основные категории. Первая до двадцати пяти и после шестидесяти — совершенно бесперспективная. По разным причинам. Те, что победнее, были неинтересны ей. Тем, что побогаче, — неинтересна она. Вторая категория — средний возраст с набором кредитных карточек. Причина ее бессонницы. Будучи, впрочем, дамой отнюдь не глупой, она понимала, что в ее возрасте — ближе к сорока, чем к тридцати — рассчитывать здесь также не на что. Поэтому весь накопленный запас сил и энергии она обращала на третью категорию — средний возраст, не сумевший себя реализовать. Стоило Кире узнать о высшем юридическом образовании Максима, как он тотчас же попал в сферу ее жизненных интересов. Рассуждала она при этом весьма тривиально, но, как ей казалось, логично. Вот, дескать, женится он на мне — я из него такого адвоката сделаю, что Резник и Падва заплачут горючими слезами от зависти в ответ. Максим на ее откровенные намеки только усмехался; флиртовать же старался осторожно, чтобы ненароком не обидеть ее всерьез.
— Весело было? — как бы невзначай спросил он, улыбаясь.
— Где? — не поняла Кира и нахмурила лобик.
— Ну… — Максим неопределенно развел руками. — Вчера. Розы, шампанское, ужин при свечах?
— А пошел ты… — беззлобно отмахнулась Кира. — Кому нужна старая, больная, одинокая девушка? Тебе вот все намекаешь, намекаешь, а ты… Дубина ментовская…
— За мента ответишь, — сделал страшные глаза Максим.
— А против дубины, значит, не возражаешь? — Кира распахнула модный летний плащ — и оказалась в кожаных шортах, колготках в крупную сетку и высоких ботфортах. Глядя куда-то в потолок и лукаво улыбаясь, потерлась о Максима бедром и промурлыкала: — Мужчина, угостите даму сигаретой!
— Слушай, а похоже… — с преувеличенным восхищением протянул Максим и хохотнул: — Хоть сейчас на Тверскую!
— Дурень! — отрезала его Кира. — Там бабок берут кучу, а тебе здесь задарма может достаться! — Она прикурила и уже нормальным деловым тоном осведомилась:
— Генералиссимусы здесь?
Максим молча кивнул, и Кира с испуганными глазами на цыпочках прокралась к себе в кабинет.
— Стоп, радость моя! — остановил ее на пороге окрик Кровеля. — Как жизнь? — Он многозначительно посмотрел на часы, — Кира опоздала на сорок минут.
— Володенька, — захныкала Кира, — у меня же первый заказ только через полчаса.
— Ладно. Проехали. Пойдем-ка — запишешь мне двух фемин на завтра. Хорошие, только пальчики толстые, от бриллиантов опухли.
Следом за Кровелем в коридор вывалился красный, как вареная креветка, Костя Баргузов и проревел:
— Кира, ты мне тетку обещала! Где она?
— Будет, Костенька, будет, — промурлыкала из своего кабинета Кира. — Раз я обещала, значит, будет.
— Смотри у меня, девушка, повнимательнее со мной. А то тебя подпрягу, — ухмыльнулся Баргузов.
— А не боишься, что я у тебя жить останусь? — парировала Кира.
— Макс, — прохрипел селектор голосом Генина. — Если меня будут спрашивать — я здесь до двух, потом пусть звонят на мобильный.
— Ладно, начальник, чего уж… — сиплым голосом старого зека ответил Макс.
— А пошел ты, — тихо буркнул Петр. — Рожа ментовская…
К девяти утра Максим уже заканчивал уборку, — вымыл финским пихтовым составом сауну, поставил терморегулятор на просушку. И тут в дверь неожиданно позвонили. Максим включил внешнюю камеру и с удивлением обнаружил Костю Баргузова, который, по его расчетам, должен был еще крепко спать.
— Привет, Макс, — слабым голосом пробурчал тот. — Ты один? Я попарюсь часок-полтора. Тяжко что-то. Перебрал вчера.
— Твоя воля, начальник, — пожал плечами Максим. — Я тебе нужен?
— Не-а, — еле слышно ответил Костя. — Покой мне нужен, а не ты.
— Или гильотина, — с невозмутимым видом предположил Максим. — Говорят, помогает. От головной боли.
Костя «мазнул» по нему мутным глазом, пробурчал что-то о профессиональной ментовской доброте и скрылся за дверью банного отделения. Вскоре раздался шелест душа. Минут через пять хлопнула дверь сауны. Костя забормотал что-то по телефону, а Максим принялся дозваниваться в соседний мини-маркет. Минут через десять ему по удалось, и он долго и во всех подробностях начал обсуждать с директором заказ на завтра. Торговался он по каждому пункту и с удовольствием, прекрасно зная, что такие клиенты, как фитнесс-центр, у небольшого магазина — на вес золота, и директор часто готов идти на значительные уступки, чтобы их не потерять.
— Пойми, Максим, — проникновенным голосом убеждал его директор-армянин. — Раки — они севанские! Это тебе не вонючие перемороженные креветки, выловленные в европейской канализации! Это вкусно, как… — Он замолчал, мучительно подыскивая самое убедительное сравнение.
— Как Синди Кроуфорд, — закончил за него Максим.
— Да, наверное, — неуверенно согласился директор. — Я не знаю, что это такое, но верю тебе. А ты мне — не веришь. Почему?
