бомбардировку, что вызвало настоящий ужас и смятение среди наступающих…
Цыган лежал на траве и хрипло дышал; его грудь тяжело вздымалась, а откуда?то из?под бронежилета доносились булькающие звуки. Все его лицо было в рубленых ранах от осколков, а вместо глаз — черные провалы с запекшейся кровью. Но самое страшное — это были ноги, вернее, то, что от них осталось. Рваные кровоточащие обрубки выше колен с торчащими белыми осколками костей и темно- красными клочьями мышц чуть выше штанины были туго перетянуты брезентовыми ремнями.
— Когда мы вошли в дзот, Цыган был первым, — на каждом слове запинаясь, тихо говорил Есаул, — а там темно… Ну, он шаг сделал… и тут щелчок. Цыганок только и успел сказать: «Опа», — и толкнул меня в проход, а сам… Я, когда бой начался, вытащил его в окоп, вколол промедол, наложил жгут, ну… потом к вам…
Спецназовец тяжело вздохнул, потом в отчаянии схватился руками за лицо:
— Как же все глупо получилось. Ой, как глупо…
— Умных смертей не бывает, — резко оборвал его Дум-Дум.
Иностранцы, не понимавшие ни слова по?русски, тем не менее душой воспринимали происходящее. Все посмотрели на снайпера, потом на раненого. Тот лежал, запрокинув голову, широко открыв рот. Дыхания не было; сердце весельчака и неисправимого балагура, отважного бойца перестало биться.
Давыдов склонился над погибшим товарищем и под изумленными взглядами диверсантов стал выгребать из его подсумка патроны, ножи, индивидуальную аптечку, камуфляжную мазь. Это не было мародерством, всего лишь трезвым расчетом. Аптечку, ножи, мазь он передал французам, а своим угрюмо сказал:
— Пока суть да дело, братишку надо похоронить по?людски.
В этот раз тоже не удалось осуществить задуманное: Сумико, специально оставленная в секрете, подала сигнал опасности. Труп мертвого спецназовца завернули в плащ-палатку и спрятали в густых зарослях.
Вскоре стало ясно, что это не погоня, а самая настоящая облава. Разгоревшийся у аэродрома бой был всего лишь задержкой, дающей основным силам время плотно обложить диверсантов.
Противник у спецназовцев оказался достойный — грамотный, опытный, одним словом, матерый, и руководил он «пехотой» по всем правилам науки войск специального назначения. Небольшие группы боевиков двигались по кругу, используя тактику патрулей, подобно удаву закручивая кольца вокруг жертвы.
Чтобы не завязнуть, диверсантам после скоротечных перестрелок приходилось отступать. Уходили они каскадом: сперва отбегала одна пара, две другие прикрывали, потом шла вторая пара и, наконец, третья.
Несмотря на свои миниатюрные габариты, Сумико умело справлялась с большой штурмовой винтовкой. Встав за деревом на колено, она одиночными выстрелами не давала боевикам поднять головы.
Очередной рывок, короткая передышка, рядом с Давыдовым рухнул Факир.
— Они прижимают нас к болоту.
— Ясный пень, — по?русски ответил Давыдов. В автомате уже закончились патроны, и его стоимость была не дороже дубины. Сняв ствольную коробку, морпех вытащил затвор и без сожаления зашвырнул в кусты. Теперь у него оставался «Глок» с несколькими обоймами и пара ножей. Недостаточно для боя, но вполне хватит, чтобы умереть.
— Так что мы будем делать? — нервно дернул углом губы командир наемников. У него также закончились патроны.
— Вы все уходите в болото, я их здесь задержу, — медленно проговорил майор; для себя он уже все решил, теперь следовало мысли воплотить в жизнь. — Пересидите, а я, если что, вас потом найду.
— Командир, я с тобой, — мрачно по?английски заявил Есаул, потом уже на русском добавил: — У меня к этим гадам отдельный счет, даже больший, чем к генералу Ремизову.
— Аглицку мову откуда знаешь?
— В пределах средней школы. Так что, я в доле?
— В доле, — устало улыбнулся Давыдов, потом с надеждой посмотрел на снайпера. — Думдумыч, интуристы на тебе… ну, если что, рассчитайся по долгам за всех нас.
— Выберусь — заплачу, — скупо пообещал сибиряк, и эти слова были надежнее любого векселя.
— Все, вперед. А нам с Есаулом еще нужно обсудить детали предстоящего веселья.
Когда немногочисленная группа скрылась в зарослях, Денис перешел к делу:
— Значит, все просто. Прячемся и дожидаемся бабаев, пропускаем их через себя и бьем в тыл. Огнестрелы не используем, только ножи. И еще, прошу тебя, не гусарь; их нужно замочить как можно больше, смешать боевые порядки. Тогда у наших будет шанс вырваться из этой удавки.
— Понял я все, командир. Не подведу.
Есаул посмотрел в глаза своего командира каким?то чужим взглядом; вытащив из ножен «Катран», взял его обратным хватом, прижав клинок к рукаву, потом нырнул под куст широколистного папоротника и исчез в его листве. Давыдов отошел на полсотни шагов в сторону, прижался к стволу каучуконосного фикуса, сливаясь с ним.
Преследователей долго ждать не пришлось — уже через минуту появились первые боевики. Получив основательно «по зубам», не торопились вновь бросаться в бой; шли, осторожно втянув головы в плечи и стараясь бесшумно переставлять ноги, держа перед собой «сорок седьмые». У многих к стволам были примкнуты штыки.
«Один… два… шесть… одиннадцать, — скосив глаза, считал Давыдов боевиков. Всех увидеть не получалось, но на слух морпех смог определить, что преследователей не больше двадцати. — Один к десяти. Нормально, в духе морской пехоты».
Дав замыкающему боевику удалиться на расстояние нескольких метров, майор выдохнул, освобождая легкие. Сейчас все его внимание было сосредоточено на согнутой спине филиппинца. Затем, оторвавшись от ствола дерева, подобно гигантской кошке, он прыгнул вперед. Пальцы левой руки вонзились в глазные впадины, задирая голову азиата вверх, а остро отточенный клинок глубоко рассек горло. Из широкой раны с шипением и клокотанием хлынула горячая липкая кровь. Отпустив труп, морпех бросился к следующему. Лезвие «Катрана» вошло в поясницу второго боевика, и пробитая почка мгновенно оборвала жизнь филиппинца.
Третий, четвертый… нож, как молния громовержца, разил преследователей. Давыдов действовал, как одушевленная машина для убийства, биотерминатор. Хотя со стороны его действия напоминали метания бешеного волка, ворвавшегося в овчарню.
Вооруженные боевики еще несколько часов назад вряд ли мечтали о незавидной роли обреченной овцы, но для морпеха они были скотом, выставленным на заклание. Бесшумно настигнув очередного врага, Гусар зажимал тому рот и ножом наносил удар в смертельную точку — шею, сердце, почки, не оставляя ни единого шанса даже не на спасение, на сопротивление. Вечерние джунгли превратились в сумрачный мистический лес, где воздух был наполнен дыханием смерти.
И все?таки в конце концов морпех раскрылся. Напав на восьмого боевика, он крепко сжал тому нижнюю челюсть и ударил ножом в левую часть груди. То ли рука колоть врагов устала, то ли траектория удара была не совсем верная, а может, неудачное стечение обстоятельств или все сразу… Но острый клинок «Катрана» не вонзился точно в сердце, а скользнул по ребрам. Филиппинский боевик дернулся и надавил на спуск автомата, громкий хлопок разорвал тишину. Джунгли ожили канонадой выстрелов.
Денис отбросил боевика и метнулся в сторону ближайшего дерева, стараясь раствориться на его фоне. Но едва он уперся спиной в шершавую поверхность ствола, в десяти метрах увидел еще одного преследователя. Пучок вечернего света, пробивающегося сквозь ветки, освещал его не хуже софитов на эстраде. Рефлекторно Давыдов перехватил нож за лезвие и метнул в цель. «Катран» вошел в глазницу боевика по самую рукоятку.
Длинная автоматная очередь хлестнула по стволу дерева в нескольких сантиметрах над головой морпеха; тот рухнул на землю и откатился в сторону, зарываясь в ворох опавшей листвы.
Боевики, обнаружившие трупы своих товарищей, теперь старались держаться поближе друг к другу, группируясь по два-три человека. Инстинкт самовыживания подсказывает, что плечо товарища — лишний
