— Если закрыл-то это все. Не носить тебе крокодильих сапожек, — жестко ответила я. — Прорваться, конечно, можно будет, но это слишком шумно, махом менты набегут и нас скрутят как младенцев.
Нам повезло.
Дверь была не заперта, а Сербин спал как младенец, причмокивая губами во сне.
Мы тихо, как ежики, прошуршали мимо него, выбрались на волю, отошли на десяток метров и не выдержав, припустили бегом.
Около аптеки мы притормозили для совещания.
— Ты чего с ментами-то сделала? — тяжело дыша, спросила Мульти. — Нас хоть за них-то не посадят?
— Не должны, заговор запечатан на три с половиной часа, — озабоченно ответила я и взглянула на часы. — Сейчас полпервого, то есть к утру оклемаются.
— Ну слава Богу, — перекрестилась та. — Пошли ко мне домой заглянем, а то как бы Ленка нас под монастырь не подвела, она ж ничего не знает.
— А потом? — тревожно спросила я.
— А там решим, — ответила она и мы снова побежали.
Ленка, узнав новости, заревела белугой.
— Олеженька, — причитала она. — Я ведь как сердцем чуяла, не хотела чтобы вы без меня ехали!
— Она всегда такая дура? — холодно спросила я Мульти.
— Любит она его, — пожала та плечами.
Мы попили чаю и пришли к следующему. Ленку, несмотря на ее вопли мы решили сдать бабушке — та дама суровая, у нее не забалуешь. Сами мы переселяемся ко мне домой, у меня внизу сидят два секьюрити, дверь мультилоковская, на окнах решетки, в огромном бошевском холодильнике еды на месячишко — другой хватит — попробуй нас оттуда достань.
Придя к такому выводу, мы быстро собрали две сумки — Наташке и Ленке, я вызвала такси и мы поехали. Сначала — к бабке в Селуяново, двадцать километров от города. Потом — ко мне. Всю дорогу мы с Наташкой молчали как суслики, обдумывая случившееся, и было нам оттого очень нерадостно.
На кухне я быстренько сделала себе пустой чай — Великий Пост, ничего не попишешь, открыла коту банку вискаса, Мульти нашла в холодильнике пару бутылочек Миллера и мы завалились ко мне в кровать.
— Может ты поколдуешь, чтобы нас не посадили? — робко предложила Наташка, старательно пуская дым колечками.
Я хмыкнула и отпила чаю. Без сахара он был невкусный, но ничего не попишешь — на дворе стоял Великий Пост.
Мульти поерзала, нервно стряхивая пепел в материн кактус на прикроватной тумбочке.
— Не пинайся, — поморщилась я.
— Ну Потемкина-а! — протянула она.
— И как ты это себе представляешь? — снова хлебнула я чая. — Если свяжут машину и ДТП, нас ничего не спасет. Всем рот на замок не закроешь.
— Ну ты же смогла в ментовке, — ныла она.
— Смогла, — подтвердила я. — Но там нам повезло, что в кабинете было всего два мента и Сербин не запер решетку. Если бы в момент колдовства кто-то еще зашел — мы бы с тобой уже в обезьяннике куковали.
— Так ты б его заколдовала! — с надеждой сказала Наташка.
— Не тряси сигаретой над кроватью, — поморщилась я и продолжила: — Пока я его заколдовываю, он бы нас в два счета скрутил. Те менты — они просто не сообразили с самого начала, что я делаю, это их и подвело.
— Повезло нам, — уныло заключила она.
Мы помолчали.
— Так может Корабельникову позвонить, а? — наконец с надеждой спросила она.
Витька Корабельников был нашим другом детства, а ныне — ментом.
— Не помешает, — кивнула я. — Однако не думаю, что он сможет помочь, если будет доказано, что мы сидели в той машине в момент наезда.
— Что делать? — схватилась она за голову.
— Чёрт знает, — устало сказала я. — Кстати, а чего это у нас паленым-то пахнет?
Мульти повертела головой и наконец призналась:
— Да это бычок догорает в кактусе.
— Так ты его потуши! — вредно сказала я. — Кактус матушкин, я ее на Новый год в Лондон отправляла, так мне его на сохранение отдавали. Она в любой момент за ним явиться может, и не дай боже приедет, а кактуса тю-тю! Ей его на двенадцатилетие подарили, она считай его всю жизнь ростит!
Мульти вздрогнула, недоверчиво посмотрела на здоровенный колючий шар, взяла открытую бутылку, щедро залила его пивом и снова тяжко вздохнула.
— Тебе-то хорошо, у меня двое детей, а у тебя — не ребенка, ни котенка, — уныло сказала она.
— Не угадала, котенок есть — пожала я плечами и кивнула в сторону годовалого матерого кота, который дрых на мониторе, своем излюбленном месте. — У меня Бакс если что сиротой останется. Думаешь больно он маменьке нужен будет?
— Да что твой кот, — обиделась она. — А мои Настя с Катькой?
Мы помолчали.
— Они у тебя кстати где? — спросила я наконец.
— Да в деревне у матери, — вздохнула она. — Завтра забирать.
— Тоже, что ли, бэби родить? — задумчиво протянула я.
— Это ты пошутила так? — подозрительно покосилась на меня Наташка.
— Да нет, — пожала я плечами.
Меня давненько уже посещали такие мысли. Замуж я не собиралась — абы за кого ведь не выйдешь, всю жизнь с этим человеком потом жить, это как же любить человека надо, что б на замужество решиться!
Я бы за Димку вышла, ни секунды бы не думала, отдать ли мне ему мою руку и сердце… Впрочем, сердце мое и так с ним. И на его могиле всегда лежат самые чудесные розы в городе…
Однако в последнее время я запрещала о нем думать. Он умер, да, и лучше его я найти не смогла, чтобы выйти замуж, но мне уже слишком много лет. И я уже начала задаваться вопросом — а почему я должна отказывать себе в дочке или сынишке на основании лишь того что у меня нет мужа? Финансово я обеспечена — дай Бог каждому. У меня отличная трехуровневая квартирка, высокооплачиваемая профессия, и не надо забывать об остатке с городского общака, спокойно лежащем в швейцарском банке. Был грех, замутила я его. Мне уже двадцать девять лет, скоро пенсия — чего тянуть?
И все эти мысли я Мультику рассказала, умолчав, разумеется, об общаке, про это никто узнать никогда не должен.
— Ты, мать, сдурела, вот что я тебе скажу! — вынесла вердикт она.
— Я хочу бэби! — раздельно повторила я.
— Сдурела, — еще жестче сказала Наташка. — Впрочем, я подумаю над этим. А сейчас давай-ка, подруженька, поспим? Чую я, нас ждут великие и тяжкие дела.
— Поспим, — согласилась я, зарываясь поглубже в свое одеялко. Мульти на другой стороне моей необъятной кроватки немного поворочалась и затихла, лишь изредка слегка всхрапывая. Я же еще долго бездумно смотрела в незашторенное окно. Как назло, яркие точки звезд упорно рисовали пунктирной линией профиль парня, которого мы убили. Психанув, я отвернулась, с головой накрылась одеялком и плотно смежила веки.
Еще через час я наконец перестала притворяться спящей, осторожно включила ночник и вытащила из- под соседней подушки свою Библию Ведьмы, здоровенную книгу, которая переходила у нас в семье от матери к дочери.
Я тут повадилась читать рабочие записи шестой ведьмы в нашем роду — Алёны, она в конце девятнадцатого века жила. Чтение продвигалось туго — старый язык воспринимался практически как плохо
