Секреты балтийского подплава

(Красиво Трибуц витийствовал на митинге в Кронштадте в 75-м году: 'Это был подвиг, величие которого не померкнет в веках, навсегда останется ярким примером для всех грядущих поколений... балтийские подводники вписали золотые страницы...')

Недаром Грищенко говорил о нем: 'Убийца...' Сколько эшелонов лодок хотел развернуть Трибуц? Нужно читать документы. Из книг видно, что — минимум два. Как разведка первого эшелона были посланы к заграждению (штабная игра показала, что оно неодолимо) три 'щуки' (в пору белых ночей!.. лодкам ночью всплывать нужно, для зарядки аккумуляторных батарей и вентиляции отсеков). Две 'щуки' не вернулись. 'Щ-303' вернулась невероятным чудом... и мы знаем, что встречали её не оркестром, а встречали её офицеры 'Смерша'.

Затем, в качестве разведки второго эшелона, были высланы три 'малютки' (весь состав дивизиона). Они вернулись (особенно тяжелые повреждения от авиации противника получила 'М-102', командир и помощник были убиты, в командование вступил инженер-механик Дмитрий Базлов...).

Настал черед 'Эсок'. 'С-9' и 'С-12' не вернулись...

Далее, как писал Грищенко, 'подвиг отважных (погибших,— О. С.) экипажей Щ-408, Щ-406, С-9, С-12 продолжили их боевые друзья',— на этом в 'Соли службы' оканчивается 11-я глава (а в Московском издании этой фразы нет).

Есть указания в литературе, что лодки посылались ещё, та же 'М-102' с новым командиром в октябре 43-го (см.: Инженеры-механики флота в Великой Отечественной войне. Выпуск второй. СПб., 1992, с. 21) подорвалась на мине, последствия были очень тяжелы, и всё же экипаж спас лодку, и выжил...

Смущают и настораживают недомолвки, недоговоренности в воспоминаниях.

Н. Г. Кузнецов, обычно точный даже в перечислении катеров, о потерях Балтфлота в 43-м году ('Курсом к победе', с. 285) пишет неопределённо: 'некоторые' подводные лодки погибли.

Крон в книге 'Капитан дальнего плавания' (сс. 117-118) приводит рассказ дивизионного механика В. Е. Коржа: '...гнетущее впечатление произвели на всех нас тяжелые потери первого эшелона 1943 года...', — потери первого эшелона составили 2 лодки (в двух предыдущих кампаниях Балтфлот потерял 40 подводных лодок), по Корж говорит о 'тяжелых потерях первого эшелона'. Далее Корж рассказывает: 'Люди стали угрюмее и нервнее ...напряжение порождало усталость, полосы уныния сменялись полосами раздражительности, не находящего себе выхода нервного возбуждения. Прорывалось иногда и нечто болезненное. Выпивали в то время многие, чтоб развеять тоску...'

Если учесть, что это в 84-м году пропустила цензура, и представить, чего цензура не пропустила, то обстановка на Балтфлоте летом 43-го обрисовывается невеселой.

Крон (Там же, с. 115) приводит слова акустика 'С-13' И. М. Шнапцева (который называет лодки по фамилиям командиров): 'Тогда погибли многие: Осипов, Мыльников...'

И фраза обрывается многоточием.

Непонятно. Официально говорится, что на заграждении погибли 4 лодки (и 'Щ-323' погибла ночью 1 мая 43-го при выходе из Ленинградского Морского канала).

Крон и Шнапцев могли бы выстроить фразу так: тогда в заливе погибли 4 лодки — Кузьмин, Осипов, Бащенко, Мыльников.

Но Крон поступает иначе. Он, со слов Шнапцева, пишет 'многие' (!) и обрывает ряд перечисления.

Зеленцов ('Дороги из глубины', сс. 517-519) тоже говорит про обстановку в летние месяцы 43-го года:

'У матросов, которым не нынче, так завтра уходить на лодках, скребли на душе не кошки, а скорей пантеры или барсы. Все ходили озлобленные, как отрешенные от жизни смертники. Все знали, что в любой момент могут послать их лодку на верную смерть. В кубриках об этом только и разговоры, матерят начальство...'

Зеленцов говорит о гибели 'Щ-406' и 'Щ-408' и далее пишет: 'К ним прибавилось еще несколько (!) кораблей, о судьбе которых также ничего не известно...' Крайне туманная формулировка. Зеленцов мог бы сказать: к ним прибавились еще 2 лодки,— а вместо этого говорит: 'еще несколько кораблей'. И ниже он использует ту же неопределенную формулировку: 'В конце концов, потеряв безрезультатно несколько лодок, командование убедилось в бесполезности затеи с прорывом'. Я не берусь комментировать эти уклончивые свидетельства участников событий. Но еще более загадочен текст наркома ВМФ Кузнецова на сс. 284-285 книги 'Курсом к победе' (1975).

Кузнецов пишет: 'Немцы перекрыли Финский залив в самом узком месте — в районе Нарген- Порккалаудд — мощными противолодочными средствами. После (!) мы узнали, что враг выставил здесь двойной ряд противолодочных сетей и плотные минные заграждения...'

Что значит — в устах наркома, главнокомандующего Военно-морским флотом Советского Союза — 'после мы узнали'? Ведь разведка доложила об этом заграждении уже к марту 43-го, и в марте в штабе КБФ была проведена штабная игра, которая показала, что выход подводных лодок 'нежелателен из-за вероятности больших потерь'.

Начальник штаба флота вице-адмирал Ралль считал попытки прорыва 'гибельными и бессмысленными', и был за это снят с должности, и за это же был снят с должности начальника штаба КБФ его преемник Петров. Выходит — командующий Балтийским флотом вице-адмирал Трибуц утаил (!) от наркомата ВМФ и Главморштаба наличие заграждения.

Этого я постичь не могу. Чем же занимались разведотдел и оперативный отдел Главморштаба? Чем занимались все политработники и все особисты? Поведение Трибуца, я думаю, можно объяснить одним: видимо, Трибуц имел 'отдельного' покровителя в Кремле. Подтверждение тому я вижу в туманной, но и бескомпромиссной фразе Н. Г. Кузнецова в его книге 'Накануне' (1969, с. 312): 'Почему же все-таки столь сложно складывалось управление боевыми действиями на фронтах (действия флотов подчинены были армейскому командованию.— О. С.) в начале войны? Мне думается, потому, что не было четкой регламентации прав и обязанностей среди высоких военачальников и высших должностных лиц страны. А между тем именно они должны были знать свое место и границы ответственности за судьбы государства'.

Значит, 'высшие должностные лица страны' (жаль, что цензура не позволила Кузнецову назвать фамилии, назвать примеры) вмешивались во всё и знать не желали ни 'своего места', ни 'границ ответственности за судьбы государства'. Трибуц вечером 21 июня 1941 года получил от наркома ВМФ Кузнецова (а Кузнецов получил этот приказ от Сталина) приказ — объявить по флоту боевую готовность номер 1, на попытки вторжения врага отвечать огнем.

Трибуц не выполнил (!) этот приказ. Хуже того, Трибуц в четвертом часу утра 22 июня 41-го года разослал по флоту телеграмму, в которой приказывал всем командирам прекратить вредные разговоры о возможной войне с Германией и заняться боевой и политической подготовкой. Только в пять часов утра, после того как немцы бомбили Кронштадт, до Трибуца дошло, что боевую готовность придется всё-таки объявлять. Трибуц без ведома своего командования уничтожил Либавскую военно-морскую базу — за два дня до похода немцев к Либаве. Трибуц в начале сентября 41-го, без ведома своего командования и без ведома Сталина, приготовил Балтийский флот к уничтожению. Достаточно было одного слова — и Балтийский флот был бы уничтожен.

Трибуц за 4 месяца 41-го года потерял 1 линкор, 1 крейсер, 1 лидер, 15 эсминцев... (любого моряка просто шатнёт от таких цифр... линкор, крейсер, лидер, пятнадцать эсминцев! — гордость флота, главная ударная сила...), и 27 подводных лодок. Трибуц бросил в Таллинском переходе на растерзание врагу все свои транспорты, на которых плыли дивизии,— они были бы не лишними в защите Ленинграда. И за всё это никто Трибуца даже не пожурил .

В 43-м году Трибуц скрыл от своего командования наличие в Финском заливе непроходимого вражеского минно-сетевого заграждения и безрассудно угробил там несколько подводных лодок. Командующий Черноморским флотом, замечательный, честный и умный военачальник вице-адмирал Владимирский был снят с должности и понижен в звании до контр-адмирала за то, что на Черном море погибли 3 эсминца (и был назначен на эскадру КБФ, в подчинение к Трибуцу).

А вице-адмирала Трибуца в 43-м году произвели в полные адмиралы.