Я взял из протянутой руки клерка свой документ, и еще раз заверив, что все отлично понял, расписался в ведомости, и мы с Петром покинули шатер.
— Скряга! — Сморщился Петр. — Три серебряных матеуша! Шутка ли!
— Много?! — Поинтересовался я.
— Много не много, а прилично. — Вздохнул Петр. — Неделю в гостинице жить можно и харчеваться к тому же, вот и думай, сколько это. — Хорошо хоть у меня неприкосновенный запас нашего братства есть. Да, совсем забыл. Надо нам еще в одно место зайти. К кузнецу одному. Он тоже из наших.
— Тебя послушать, так все из наших. — Усмехнулся я.
— Все не все, а многие на местах. — Поделился Петр. — Ты про способности-то не забывай. Правда, если честно, то не все в братстве состоят. Некоторые, почувствовав свой дар да сшибив шальную деньгу, убираются на все четыре стороны, но мы их не держим. Насильно мил не будешь.
— А к кузнецу нам зачем? — Заинтересовался я. — Оружие мне не нужно, холодным-то я отродясь владеть не умел, а мясо порезать али хлеб, у меня завсегда есть свой перочинник.
— Не солидный твой перочинник, — признался Петр, — в приличном обществе его лучше вообще не показывать. Не поймут. Нож должен быть похож на нож, а не на зубочистку. Таким и забулдыг пугнуть можно, и от волколака отбиться, коли судьба заставит, да мало ли для чего. Да и не в ноже дело, а в печатке. — Он снял с правой руки тяжелую увесистую печатку черного металла и подсунул мне под нос. — На ка вот, подивись. Спецзаказ, в верх печатки вложен кусок такого же камня, что и тот черный валун, благодаря которому мы сейчас гуляем по этому городу. Камешек-то действительно непростой, о нем на самом деле кое-какие упоминания в старинном манускрипте имеются, что лет пять назад обнаружил в столичной библиотеке один из пришедших. В манускрипте же написано, что такой камешек, вставленный по особому, может найти проход в другой мир, от нашего, то есть вот от этого самого, конкретного, отличный. Мир грохочущих железных повозок и адского смога. Ничего тебе не напоминает? Ну, так вот, коли кто, обладающий такой вот печаткой, приблизиться на сто шагов к портальному камню, вставка на кольце должна начать светится. Может и врет бумага, а может, и нет, но все равно, упускать такой шанс было бы глупо, хоть и кажется он мне призрачным. Да и к тому же мы друг друга с легкостью можем узнать по этой печатке, ну или в драке она может помочь. Такой заедешь, мало не покажется.
— Своеобразное кольцо братства. — Предложил я свою версию.
— В точку. — Петр перескочил через лужу. — Ну и, сам понимаешь, абы кого посвящать в наши секреты не стоит.
— И что? — Удивился я. — Еще никто не проболтался?
— Почему же? — Усмехнулся Петр. — Были и такие, кто не скрывал. Кто сгинул давно, а кто сейчас в лечебнице сидит и не отсвечивает. Мир гремящих повозок и смога — это же ад получается. Кто будет верить человеку, который начнет рассказывать, что он пришел из ада. Хотя, есть и такие, кто верит, те, кто поумнее. С ними мы периодически сотрудничаем. Сбываем им вещи из того мира, как соль например или твой камуфляж. Это же ты сюда попал гол как сокол, а некоторые попадают с весьма солидным скарбом. Один раз даже на автомобиле умудрились въехать по пьянке в валун, а он, вместо того, чтобы расплющить идиота, оказался портальным и перекинул мужика с его авто, двумя чемоданами и кучей всякой мелочевки, типа гидравлического домкрата и электродрели. Вот тут как раз такие умники и пригождаются.
Через некоторое время мы вышли из торговых и жилых кварталов и переместились в мастеровые, где располагалось, как уверял Петр, большинство мастерских. Каждый мастеровой имел на первом этаже своего дома магазинчик, где любой прохожий мог ту же купить пару сапог или кинжал. На мое резонное замечание, а почему нельзя купить те же товары на рыночной площади, мой спутник лишь усмехнулся.
— Ты не путай то барахло, с тем, что здесь продают. Это штучный товар. Да, не спорю, выходит дороже, но качество не в пример тому, что на площади. И вообще, если сам мастер выставляет в своем магазине ту же куртку, тот тут его клеймо и его гарантия, иначе позор. Не дай Боже, карман там отвалиться, или пуговицы начнут отлетать. Да вот мы, кстати, и пришли уже.
Петр указал рукой на здание в конце улицы, над дверью которого на черных цепях висела вывеска в форме наковальни.
— Ты постой пока в общем зале в уголке, я сам все устрою. Мастер-кузнец — человек нелюдимый, рожа твоя не приглянется, послать может на все четыре стороны.
— А твоя значит приглянется? — Нахмурился я.
— Да не обижайся ты, — замахал руками Петр. — Это же я так. Мужик-то кузнец сложный, с прибабахом. Много с железом работает, да на жаре, кислотами различными дышать приходиться. Характер у него скверный, аж жуть, а я с ним, худо-бедно, общаюсь.
— А как же он в лавке торгует? — Подивился я. — С таким норовом без штанов останешься, всех клиентов распугаешь.
— Да сам-то он не торгует. Жена заставляет, сама за прилавком стоит, да сынишка его. — О кольцах они, впрочем, мало что знают, да и привыкли к такому. Много кто кольца заказывает. Гильдия пекарей, к примеру, делает себе оловянные печатки с бубликами. Смешно вроде, да не очень. Такие кольца только пекарям высшей категории дают. Гильдия охотников имеет кольца темного металла, с волчьей головой, мол, намекают, что волка ноги кормят. Наше же — черное, с черным камнем. Приплести можно к чему угодно, да и не особо оно приметное. На солнце не блестит, воришка не позарится.
— Ладно, убедил. Постою в уголке. — Я вздохнул и направился вслед за Петром, уже тянувшим на себя тяжелую дубовую дверь лавки кузнеца.
Вот, это, я вам скажу, была лавка. Столько холодного оружия и доспеха одновременно я не видел даже в кино. Ассортимент действительно впечатлял. Стройными рядами стояли мечи и висели кинжалы, по углам были развешаны кольчуги и шлемы, отдельно на прилавках были разложены метательные ножи, кортики и кинжалы. Все блестело и играло от солнечных лучей, проникающих в лавку из оконных проёмов, и попросту захватывало дух. Местный кузнец был знатный мастер.
Пока я разглядывал все это великолепие, ко мне сноровисто подбежал мальчуган лет десяти.
— Господин что-то желает приобрести или просто интересуется?
— Интересуюсь. — Выдал я. На физиономии мальчишки тут же проступило явное разочарование. — Вообще меня интересуют ножи. — При входе в лавку Петр сунул мне в руки пять серебряных матеушей и строго приказал выбрать нож и хорошие ножны к нему.
— Нормальный нож носить на поясе не возбраняется. — Поучил он меня, — даже наоборот. Мужчина без ножа, что лошадь без ноги. Ходить то может, но крайне плохо. Не лошадь уже получается, а обуза.
— Для какой надобности нож? — Оживился парнишка, для себя видимо решив, что я покупатель, а не праздный зевака.
— Бытовой, но приличный, — Начал было я. — чтоб не тяжелый был, но и не слишком легкий, и чтоб не хлопотный. Без особых узоров, с рукоятью под ладонь. Ну и вообще…
— Понял, есть такие! — Восторженно поднял в верх палец мальчишка и стремглав бросился за прилавок, откуда, впрочем, появился почти мгновенно, неся в руках три ножа, которые и выложил передо мной. Все три ножа были примерно одинаковой длинны, но на этом их идентичность и заканчивалась.
Первый нож был изогнут в лезвии, с костяной рукояткой и навершием в форме кошачьей головы, на поверку оказался для меня чересчур легким, хоть и удобным. Второй нож оказался чересчур вычурным, за счет обилия чеканки по клинку. А вот третий — простое узкое лезвие с рукояткой обвитой полосками кожи, показался мне наиболее приемлемым вариантом.
— Вот этот, пожалуй. — Я положил нож на место. — Сколько будет стоить?
— Хороший выбор, — улыбнулся мальчишка. — Я бы тоже выбрал его. Сталь отличная, отец таких ножей всего три сделал. Они из небесного металла.
Набивает цену, усмехнулся я про себя, вспоминая указания Петра, что даже очень хороший нож больше двух серебряных матеушей, в любом случае, стоить не может.
— Ну, так сколько?
— Сам нож — три серебряных, — безапелляционно заявил малец. — Если нужны ножны, то еще пол серебрушки. Да не думайте даже. Это же небесный металл. Сносу ему не будет. Он и гибкий, он и прочный, а уж острый, аж жуть, коли наточить с толком. Мой папаша на все свои изделия гарантию дает, так что, приключись что, несите его в лавку.
— Да уж, принесешь, коли на другом конце света будешь. — Усмехнулся я, — а если он сломается во