– Кейн! – позвал я.
Ни один из капитанов Морйина уже не стоял на ногах, чтобы возглавить нападение на Атару, но через несколько мгновений Морйин поймет, какой стратегии придерживаться. Стоит лишь послать двадцать из оставшихся семидесяти стражей атаковать трон и убить Атару, а потом, освободившись от смертоносного града ее стрел, разделаться с нами с помощью оставшихся.
– Все атакуем!
Я повел своих друзей сквозь скопление воинов, собравшихся вокруг Морйина и его клириков. Четверо стражников направили на меня свои копья. Я взмахнут Элькэлэдаром и обрубил все древки одним ударом, на обратном пути снес голову одному из стражей и вонзил меч в грудь другому, заодно отрубив руку. Кейн, справа от меня, быстро прикончил еще двоих, а дубина Имайры обрушилась сверху и превратила державшего алебарду стражника в кровавую кашу.
Несколько стражей по своей собственной инициативе попытались окружить нас. Лильяна ударила одного в шею, а Мэрэм скрестил меч одновременно с мечом и копьем. Я ощущал в нем великую силу, он рубил, парировал и колол, рыча, как медведь. Хотя красный джелстеи треснул, присутствие камня Света, казалось, позволило частице его огня зажечь сердце Мэрэма. Он взревел и рубанул мечом по груди меченосца, потом, высвободив клинок, повернулся, отразил удар копья и ткнул в глаз его владельца.
Мы убили многих, но еще больше стояло перед нами. Каменные глаза Ангра Майнью, взиравшие на битву, ясно видели, что мы здорово уступаем в числе своим противникам. Но я знал, что дело не в числе, хотя мы сражались вшестером против шестидесяти. Кейн бился рядом с силой и яростью десятерых, а все его уроки обернулись быстротой и точностью моего клинка, который сверкал и рубил так, словно я держал в руках десять мечей. Здесь, рядом со мной, сражались мой отец, и мастер оружия Лансар Раашару, и все мои братья. Мать моя билась вместе со мной, словно львица, выкрикивая ободрения и предупреждения, защищая меня, призывая выжить любой ценой и вернуться домой. Воистину, целое войско валари встало в тот день в зале, ишканы вместе с мешцами, воины Вааша и Кааша, и мы вместе вонзили острия десяти тысяч ярких кэлам в душу извечного врага.
Паника в битве – ужасная вещь. Победители бросаются на бегущих, яростно звеня сталью о сталь, рыча, словно львы, сверкая глазами. Они настигают обреченных, как чума: здесь воин предупреждающе кричит, а другой заливает фонтаном крови своего соседа. Там алебарда свистит в воздухе, а копейщик отступает в воображаемую безопасность за спины соратников. Остальные тоже начинают подаваться назад, а некоторые даже ломают ряды и бросаются в бегство. Паника, подобно дикому огню по сухой траве, передается от командира к подчиненным. Когда король на поле боя теряет отвагу, у него нет надежды на победу.
Дубина Имайры крушила сталь, мой меч разрубал доспехи стражей, словно ткань, стрелы Атары свистели в воздухе и поражали стражей и клириков, словно молнии с небес… Морйина объял великий страх смерти. Я чувствовал, как сердце дрожит в его груди, и страх расходится волнами, поражая окружающих. Воистину, теперь они сражались как обезумевшие животные, а не как люди, с криками сгрудившись вокруг Морйина.
– Отступайте! Отступайте к воротам! – Его голос перекрыл звон стали.
Командир, который не может обозреть сразу все силы, брошенные против врага, найдет, что битва – это огромное кипящее облако неизвестности. Для воина, пойманного в гуще сверкающих лезвий и потоков крови, битва – тоннель огня. Сжимая в руках Ясный Меч, я вдруг увидел яростную битву в тронной зале Морйина и с высоты птичьего полета, и как яростно сражающийся рыцарь – все сразу. И видение мое было потрясающе ясно. Множество людей впереди двигались на юго-восток – очевидно, Морйин собирался сбежать не через западные врата залы, а через дверь, ведущую в его личные покои. Уже один из клириков выбежал из круга и открыл дверь. Хотя плотно стиснутые стражники и закрывали мне обзор, но я слышал, как простучали по полу его башмаки, а тетива Атары спела свою звенящую песнь смерти. И также я «видел», как он хватается за грудь и падает на пол. Каким-то образом мне было видно, как Лильяна за моей спиной проводит меч сквозь защиту стража и вонзает стальное острие в кольчугу, прикрывающую живот врага. Неподалеку Мэрэм скрестил мечи с мастером-воином. Звон стали отдавался в моей крови, а друг мой бился с яростью и умением, которых я за ним никогда не замечал. Воистину, в тот момент он бился как рыцарь валари, с сердцем, полным огня. Прикончив противника быстрым ударом, он тут же повернулся к следующему.
В этой самой безнадежной из битв мы вдруг получили помощь из двух неожиданных источников. В центре звезды, чьи лучи образовывали Кейн, Лильяна, Мэрэм, Имайра и я, стоял мастер Йувейн с сияющим зеленым джелстеи, вливающим в наши усталые тела и души новую жизнь. Когда же мы начали пробиваться к двери, ведущей в комнату Морйина, из-за колонны неожиданно метнулся Дэй и схватил брошенное кем-то копье. Он бежал, безжалостно приканчивая раненых и умирающих, что лежали на полу, мыча и корчась. Один из стражей, разъяренный таким безрассудством, подобрался к мальчику и обрушил алебарду на его голову. Дэй пригнулся, поднырнул под удар и ткнул врага копьем, попав стражнику прямо в пах. Тот издал отвратительный крик и следующим ударом вышиб бы Дэю мозги, если бы не подоспел Имайра со своей ужасной дубиной.
– Вэль! – закричал Кейн справа от меня. – Не дай Морйину сбежать!
Я был ближе к врагу, чем Кейн, и сквозь толпу впереди уловил блеск туники Морйина. Он все еще пригибался, прикрываясь своими отчаянно сражающимися стражами. Однако Атара выпустила последнюю стрелу, могучий лук смолк, а сама она выпрямилась и обнажила меч. Морйин отыскал меня глазами через двести ярдов залитого кровью пола. Он исходил ненавистью и попытался убить меня неожиданным ударом вэларды. Однако сияющая силюстрия моего меча защитила меня от смертельного нападения – и моих товарищей тоже. А когда я поднял высоко над головой Элькэлэдар, Морйин посмотрел на него и увидел свою смерть.
Я сражался с редкой яростью, желая убить его, но не просто из мести. Единственным для меня способом охранить камень Света было уничтожить моих врагов. И двигали мною не страх, злоба или ненависть, но знание, мастерство и необходимость, может быть, даже любовь – великая и страшная любовь, требующая уничтожения болезненных тварей, подобных Морйину, ради того, чтобы могла появиться другая, более великая жизнь. Он был ядовитой змеей, заслуживавшей смерти, ибо я хотел защитить других. Более того, он был треснувшим сосудом, что не мог более удерживать свет – лишь тьму. Этот человек слишком долго жил, и много времени прошло с тех пор, как Единый вылепил из этой глины новую чашу.
Словно разрушительный гнев Единого сошел на меня и засиял в молниеносных ударах меча. Я взмахнул Элькэлэдаром и снес голову стражу, сделал выпад и проткнул острием кольчугу, прикрывающую грудь другого, пронзив его тело насквозь, а заодно и грудь прижатого к нему другого стражника. Высвободив клинок, убил еще двоих. Несколько мгновений спустя какой-то стражник попытался парировать быстрый удар – мой меч рассек сталь меча противника и вошел тому прямо в плечо, разрубив пополам. Страх перед Элькэлэдаром поверг в панику стражей впереди. Однако они столпились вокруг Морйина слишком тесно, чтобы просто убежать.
В конце концов я осознал валарийский идеал бесстрашия, чистоты и благородства не только разумом, но и в непередаваемом ощущении черного нефрита рукояти меча, в биении сердца и глубоко в душе.
Бесстрашие: я был един и со смертью, что нес другим, и с бешеной жаждой жизни, исходившей из меня. Если я видел, что копье стража может ударить в мой доспех, то не уклонялся, но доверялся силе стальных колец, выкованных мастерами-оружейниками Меша. Свободный, я мог рубить и колоть сам, как вихрь обрушивая серебряное лезвие на противников, нанося удары, парируя и убивая – без остановки танцуя дикий и изящный танец смерти.
Чистота: обретенное мной изящество было таково, что ничто не могло повредить алмазную чистоту моего знания и желание исполнить то, что предначертано. Душа моя заключалась в мече, меч – во мне, и гак, сквозь сталь и плоть, я прорубал себе путь к Морйину.
Благородство: безнадежная битва со стражниками, крутящимися, рубящими и уклоняющимися, имела логику и стройность, которые контролировал не я. Но, как в бурю на море, существовала точка спокойствия, вокруг которой яростно завывали все ветра, и это место тишины находилось во мне. Я стал един с узором битвы, протекая мимо людей, как вода, минуя красные течения смерти и неуклонно продвигаясь к великому Красному Дракону, чье имя было Морйин.
Кейн и остальные мои друзья сражались бок о бок и охраняли мою спину, так что я смог пробиться
