– Посмотри, что с этой белкой?
Там и правда была белка, распластавшаяся на корне. Ее лапки сводило судорогой. Темные глаза смотрели прямо на нас, но, казалось, ничего не замечали. Бока быстро, неровно вздымались.
Я на минуту прикрыл глаза и ощутил боль маленького создания. Что-то острое пронзило белку, оставив рану на ноге. Острая жаркая боль яда, пожиравшего тело зверька, мучила теперь и меня.
– Вэль?
Что-то темное и огромное запустило когти в трепещущее сердечко; его ужасное присутствие для меня было так же явственно, как и страх смерти, терзавший сейчас Мэрэма. Мой дар, моя гордость, мое проклятие – всегда знать, что чувствуют другие. Вся моя жизнь подчинена этому нежеланному дару. И только с одним человеком я мог поделиться своими радостями и печалями.
Брат приблизился к Мэрэму и указал ему на белку.
– Вэль умеет разговаривать с животными, – прошептал он.
Азару, конечно, знал о моей любви к животным, однако опасался остального, особенно когда я открывал перед ним сердце. Мой брат чувствовал только, что меня вели неясные ему пути. Но дед знал обо всем; именно от него я унаследовал эту способность. Должно быть, дар передавался от поколения к поколению, проявляясь редко, капризно избирая себе хозяев. Что-то вроде фамильной черты, такой же, как цвет глаз или форма носа. Да, дед считал способность к эмпатии даром и никогда – несчастьем. К сожалению, он умер прежде, чем научил меня с этим жить.
Еще несколько секунд я смотрел на белку, прижав пальцы к вискам. В сознании вдруг вновь всплыли строки из «Смерти Элахада». Мастер Йувейн из школы Братства никогда не одобрял эту древнюю песнь, говоря, что она полна ужаса и отчаяния.
Падение во тьму,
Где нет ни глаз, ни губ.
И света мертв источник
Во тьме безбрежной ночи.
– Может, добить зверька? – тихо спросил Мэрэм.
– Нет, – я протестующе поднял руку, – он очень скоро умрет сам. Не нужно вмешиваться.
Совсем ничего. Я в тысячный раз подумал, что ненавижу жить в замках. Неприступные снаружи, они так же неприступны и изнутри – холодные каменные тюрьмы, цепко держащие своих узников.
– Идем. – Мой голос был резким.
Азару, казалось, тоже пытался отстраниться от смерти крохотного создания. Он медленно шел сквозь чащу, а мы пробирались за ним следом. Вскоре над пестрой мозаикой низких папоротников мы увидели расщепленный вяз, сраженный молнией. Хотя его древесина теперь потемнела и покрылась трещинами, когда-то она была белой и прочной, только опаленной небесным огнем.
Именно здесь я встретил медведя, о котором рассказывал лорд Харша. Огромный бурый зверь, должно быть, прапрадедушка всех медведей этого леса. Как можно было выстрелить в такое величественное существо? Вместо этого я опустил лук и шагнул вперед, одержимый желанием коснуться его. Я знал, что медведь не причинит мне вреда: об этом говорили игривое выражение его глаз и сытое бурчание хорошо набитого живота. Но Азару ничего не понял. Решив, что младший братишка сошел с ума, он запаниковал и выстрелил в медведя из лука. Разъяренный таким поворотом дел, медведь обхватил его могучими лапами, сломал руку и сокрушил несколько ребер. Тогда я бросился на зверя. Точнее, прыгнул ему на спину, ухватился за косматую, резко пахнущую шкуру и ударил ножом в тщетной попытке удержать от убийства брата. Медведь развернулся и задел меня когтями по лбу. Потом пришла темнота, и я ничего не осознавал до тех пор, пока не пришел в себя и не увидел, как Эндару Харша всаживает охотничье копье в мохнатую спину животного.
Вечером того же дня Азару рассказал нашему отцу о том, что я спас ему жизнь. История стала широко известна – но никто в нее не верил. По сей день все считают, что Азару преувеличил мою роль в той стычке, чтобы спасти от позорной славы человека, опустившего оружие перед лицом врага.
– Смотри, Вэль, – прошептал брат, показывая куда-то сквозь деревья.
Я обернулся и проследил за его рукой. Примерно в тридцати ярдах от нас, спокойно пережевывая листья папоротника, стоял молодой олень с небольшими рожками, покрытыми бархатистым пушком. Странно, что он не видел нас. Животное продолжало спокойно пастись, а мы вытащили из колчанов по стреле и, затаив дыхание, наложили их на тетивы луков.
Азару, припавший на колено в десяти шагах от меня, быстро натянул лук, то же сделал и Мэрэм, стоявший справа и чуть сзади. Участившееся неровное дыхание выдавало их возбуждение. Я и сам трепетал от предвкушения удачной охоты. Рот наполнился слюной при одной мысли о вечернем пире. Естественно, мясо мне нравилось, как и всем, хотя и непросто было решиться участвовать в его добыче.
– Покойся с миром, – прошептал я.
В то мгновение, как тетива прижалась к щеке, олень повернул голову и взглянул на меня. А я взглянул на него. Огромные влажные глаза были полны жизни так же, как глаза той белки были полны смерти. Тяжело убивать такое великолепное животное, но все же легче, чем человека.
Вэлаша.
Олень почуял близкую гибель, мое присутствие уже не было для него тайной. Свет мерцающих глаз, подобно пламени огненного камня, прожигал гранитные стены, которыми я окружил свое сознание. Отчаянно стучавшее сердце билось в унисон с моим. С удесятеренной силой я услышал гром того глубокого и беззвучного голоса, что привлек меня сегодня в эти леса. Таким же отчетливым был и другой голос, звавший меня по имени; он доносился одновременно из прошлого и будущего и был полон злобы и жажды убийства.
Внезапно олень посмотрел куда-то за мою спину, его веки дрогнули, словно бы он хотел что-то мне сказать. Зло, преследовавшее нас в лесу, вдруг надвинулось, вгрызлось в плоть между лопаток массой мерзких красных червей. Инстинктивно я дернулся, чтобы избежать этого отвратительного ощущения.
Смерть пришла. Стрелы были выпущены. Сорвавшись с луков, они сверкнули в воздухе. Стрела Мэрэма ужалила оленя в бок, и в тот же миг я ощутил жгучую боль в собственном боку. Моя стрела воткнулась в дерево, и только выстрел Азару был верным – он поразил оленя прямо в сердце. И хотя тот собрал все силы для последнего безнадежного прыжка, я знал, что зверь будет мертв прежде, чем упадет на землю.
Четвертая стрела должна была поразить меня. При свете первых молний я в изумлении увидел оперенное трехфутовое древко, торчавшее из порванного дублета. Толстая кожа и книжка стихов, лежавшая в нагрудном кармане, ослабили удар. Я был так потрясен смертью оленя и жутким ощущением надвигавшегося зла, что не сразу сообразил, кто стрелял.
– Вэль, ложись!
В отличие от меня Азару сориентировался очень быстро. Издав предупреждающий возглас, он обшаривал глазами лес в поисках стрелявшего.
Примерно в ста ярдах от нас мелькнула темная фигура в плаще, поспешно убегавшая прочь. Брат не потерял присутствия духа и сразу бросился в погоню, перепрыгивая низкие заросли орляка и на бегу натягивая лук. Он хорошо прицелился и выстрелил, но в это время несостоявшийся убийца укрылся за деревом. Потом он снова бросился бежать, но Азару неумолимо настигал, с каждой секундой сокращая разделявшее их расстояние.
– Вэль, сзади! – крикнул Мэрэм.
Я обернулся и увидел, как из-за дерева в восьми ярдах от нас вышла ещё одна темная фигура в плаще и с луком. На натянутой тетиве лежала черная стрела, нацеленная мне прямо в грудь.
Ситуация была опасной – а я не мог и пальцем пошевелить. Жжение в боку, в ране, полученной от первой стрелы, распространилось по всему телу. Странным образом мои руки и ноги, даже губы и глаза
