представляют собой двусмысленности: они скрывают для мира живых существ истинную природу бога и делают доступной лишь ее часть.{614} Во всяком случае, ставшее вновь известным имя используется только как информация, дополняющая то, что о боге уже известно. Его нельзя произносить всуе, ибо это может спровоцировать события, опасные для всех. «Если произнесут его имя на берегу реки, она иссякнет. Если произнесут его имя на земле, она загорится».{615}
В начале мира никто не знал имен друг друга. Ра особенно старался принять специальные меры предосторожности, которые должны были помешать использовать знание его имени против него. Пользуясь тем, что, как и все боги, он располагал огромным количеством имен, он менял их каждый день.{616} Исида, о которой нам говорят, что «сердце ее было более мятежным, чем множество людей, более мудрым, чем множество богов», которая была «более сведущей, чем множество умов», владела особым, личным знанием, которое она унаследовала непонятно от кого — то ли от Геба,{617} бога земли, то ли от своего собственного отца Ра.{618} Она использует его в ущерб последнему. Ра, на плечах которого лежит груз долгих лет царствования, уже стар и ослабел умом. Однажды утром, когда он вместе со своим экипажем занял место на солнечной ладье, готовой отправиться в плавание, чтобы осветить мир, капля слюны из его уст упала на землю. Втайне от всех Исида смешала эту жидкость с землей, приготовив особую массу, и вылепила из нее змею, которой придала заостренную форму. Она положила ее на дорогу, где ежедневно проезжал верховный бог. Случилось то, что и должно было случиться: Ра вместе со всем своим двором отправился в путь, и змея его укусила. Тотчас он почувствовал страшную боль. Поскольку бог обходил мир каждый день и ему было полностью известно всё, что он сотворил, он понял, что то, что его укусило, — не одно из его собственных созданий. Согласно некоторым источникам, это событие вызвало катастрофу, сравнимую с концом света: земля погрузилась во мрак, черепки от посуды забегали, камни заговорили, а горы стали ходить.{619} Ра стал вопрошать всех известных ему богов своей свиты, чтобы узнать, есть ли у них знания, при помощи которых можно унять его страдания. На этот призыв сбежались все. Среди них, очевидно, была и Исида, которая ловко разыграла удивление: «Что это, о мой божественный отец? Что случилось?.. Неужто один из твоих детей посмел поднять против тебя голову?»{620} Ра описал свои страдания, и Исида без обиняков попросила его: «О мой божественный отец, скажи мне свое имя». Бог начал долгое перечисление своих имен и свойств, но Исиду не так-то легко было обмануть. «Твоего (истинного) имени не было среди тех, что ты назвал мне», — заметила она. И яд стал свирепствовать в теле бога вдвойне. Не выдержав этой пытки, Ра был вынужден уступить, но при этом поставил одно условие: Исида может передать секрет, который он ей откроет, только своему сыну, и только связав того клятвой, что он не передаст его никому больше.{621} Когда обещание было дано, Ра открыл свое имя богине, которая немедленно прочла целительные формулы, прекратив его страдания. Среди различных версий этого рассказа, которые до нас дошли, практически ни в одной никто не осмелился написать истинное имя Ра. Исключением является лишь один текст, но здесь, чтобы хотя бы отчасти защитить тайну, автор текста прибегает к хитрости. Он предпосылает каждой из частей имени (фактически бесконечного) египетское слово, означающее «имя», поменяв при этом местами два знака, из которых оно состоит. Непосредственного раскрытия тайны имени удается тем самым избежать, поскольку то, что нам сообщают, — это не само имя, а его искажение, лишающее его силы.{622}
Очевидно, Исида передала свои знания сыну Хору, который, в свою очередь, стал признанным мастером магических искусств.{623} Вдохновившись примером матери, он тоже не брезговал тем, чтобы с помощью принуждения выведывать полезные секреты. Например, он воспользовался собственной брачной ночью, чтобы заставить свою супругу или наложницу Та-Битджет, страшную богиню-скорпиона, выдать ему свое имя: так он приобрел власть, позволявшую ему исцелять укусы ядовитых животных.{624} Этот эпизод показывает, что имя, под которым боги были известны, и имя, которым они именовали себя сами, были в конечном счете обозначением присущих им качеств. Получалось, что супруг мог не знать настоящего имени своей жены, если только, как в этом случае, не прибегал к хитрости или к силе. Перевозчик Немти стал еще одной жертвой Хора, которому также удалось узнать у него его имя.{625} Эта история очень похожа на историю Исиды и Ра, однако здесь Хору даже не пришлось лгать. Когда он пересекал реку в ладье перевозчика, того укусила змея и он призвал Хора на помощь. Хор воспользовался этой возможностью и отказался помогать до тех пор, пока не получил нужную информацию. Немти в этой ситуации повел себя не слишком умно. Он стал невпопад называть имена, которые явно ему не принадлежали: некоторые даже были известны как имена других богов, более важных, чем он. По сути дела, при помощи бахвальства он пытался выиграть время. Однако Хора нельзя было обмануть таким примитивным приемом: в конце концов, перевозчик был вынужден раскрыть ему свое настоящее имя, чтобы получить исцеление.
Во всех этих эпизодах приобретение знания (зачастую довольно грубым способом) означало одновременно и приобретение власти в ущерб тому, кто был вынужден открыть это знание. Исида — уже опытная волшебница, — присвоив себе драгоценную тайну, теперь могла прибегать к искусствам самого Ра, чтобы, подобно ему, освобождать богов от страданий.{626} Очевидно, что в результате этого происшествия Ра до некоторой степени утратил свои навыки. Власть, которая позволяла ему исцелять собратьев, ставших жертвами яда, таким образом, уменьшилась. Если ему было нужно исцелить какого-нибудь бога или даже помочь Исиде, которая не могла спасти своего собственного сына, ему приходилось переживать за собрата, застигнутого бедой, и пытаться случайными средствами сдержать развитие болезни до тех пор, пока Хор, вооруженный теперь лучше, чем он сам, не исцелит несчастного окончательно.{627}
Это личное знание,
Тот обладал важными обязанностями в управлении миром.{629} Своему привилегированному месту рядом с демиургом этот бог был обязан присущей ему функцией. Именно внешние проявления его сердца и языка стали инструментом, который позволил творению материализоваться.{630} Владение словом и письмом дает Тоту возможность придать творческой мысли зримое обличье. Без его вмешательства она осталась бы в буквальном смысле слова мертвой буквой. Обращаясь ко всем богам Вселенной, он мог гордо заявить: «Я — Тот. Я повторяю вам то, что объявил Ра, (ибо) с вами говорили до того, как мои слова были услышаны. Я — Тот, я — владыка божественной речи (иероглифов), которая ставит вещи на (подобающие им) места. Я даю приношения богам и просветленным (усопшим). Я — Тот, который поместил Маат в писание для Эннеады. Все, что выходит из моих уст, воссуществует, как (если бы это был) Ра. Меня не удалить от неба и земли, ибо я узнал то, что скрыто в небе, недоступно на земле и скрыто в Первобытном Океане. Я — создатель неба, тот, кто породил горы… мною живут боги и люди».{631} Таким образом, именно благодаря посредничеству Тота поддерживается порядок в мире. Если солнечная ладья продвигается вперед усилиями ее экипажа, то именно Тот держит ее кормило и направляет ее по нужному пути.{632} Говорят, что именно он поднимает солнце в небо{633} и что он «сотворил управление в Египте и создал номы».{634}
Не будучи истинным творцом, Тот обеспечивает постоянство знания. Он — память богов, слова которых он запоминает; он позволяет самому создателю постоянно узнавать о том, что происходит.{635} Богу-демиургу принадлежит знание будущего, в то время как Тот благодаря своим «архивам» делает его видение безупречным.{636}
