Вороново?» - мелькнуло в голове графа, но кто-то из толпы уже заметил бричку и закричал:
- Ростопчин! Здесь генерал-губернатор!
- Где, где Ростопчин?
Раскатисто пронеслось над головами, толпа расступилась, окружая бричку со всех сторон.
Надежды на побег не осталось, пойманный врасплох генерал-губернатор решил уповать на Фортуну и собственное красноречие, чтобы урезонить толпу и направить ее гнев хоть на черта лысого, лишь бы подальше от себя.
- Братцы! – Ловко выпрыгивая из брички, Ростопчин на лету подбирал слова для зажигательной речи. Но мысли путались, а слова соскальзывали, словно проворные рыбки в ручье.
- Тебе Каин братец, - раздался из толпы знакомый Ростопчину голос. – Кто меня в яму законопатил за то, что к осени пообещал француза в Москве?
Федор Васильевич с ужасом увидел купеческого сына Верещагина, в простой холщовой рубахе, босоногого, закованного в цепи. Точь-в-точь святой мученик, юродивый в веригах! Рядом с ним неуверенно жались конвоиры, которых шпыняла и освистывала разъяренная толпа.
- Сказывай, ваша светлость, где шлялись? Мы всю ночь на трех горах нашего предводителя поджидали, чтобы смертный бой Апполиону дать. - Верещагин прошелся вокруг брички и, ухмыляясь, заглянул внутрь. - Да вы, ваша светлость, кажись со страха усрались? В бричке неладно и сами такой бледненькой!
Над толпой раздался звонкий смех, и в Ростопчина полетели огрызки яблок. Тут генерал-губернатору почудилось, что у смеющегося подле него мальчика из-под вихрастых волос выглядывают рожки, а у мужика вместо носа то и дело мелькает наглое свиное рыло.
«Бесы! Вот кто задумал меня извести!»
В это мгновение Ростопчин не просто постиг причину своих злоключений, но и осознал, как одолеть наступавшего со всех сторон врага.
Он схватил за локоть стоявшего среди толпы священника и приказал ему во все горло петь молитву во избавление отечества от неприятеля, а сам обратился к толпе:
- Братья! Разве не мной было сказано, что к нам идет сатана в человеческом обличии? А вы, малодушные, уже пали под его соблазнами? – Ростопчин с силой схватил Верещагина за цепи. – Под песни врага рода человеческого, апполионова пса, пляшите?!
Толпа вмиг присмирела, призадумалась и уже с недоверием поглядывала на купеческого сына.
- Да бросьте, ребята, басни Ростопчинские слушать! – Растеряно усмехнулся Верещагин. – Он вам головы морочит! Сам, небось, изготовился француза встречать!
- Разве не он в торговых рядах покойников выставлял с дырками от Апполионовых стрел? – Ростопчин вопросительно посмотрел на поющего священника и тот в ответ размашисто перекрестился. – Теперь от своих слов отрекается, баснями их называет!
«Изменник! Предатель! Шпион!» - раздалось над толпой, и яблочные огрызки летели уже в Верещагина.
Зная, что настроение черни может измениться в любую минуту, для спасения своей жизни было необходимо как можно скорее избавиться от главного раздражителя толпы, проклятого купеческого сына. Но как это сделать, чтобы угодить публике, Федор Васильевич придумать не мог.
- Бросьте псам кость, ваше превосходительство! – услышал Ростопчин голос пробившегося к нему полицмейстера. – Иначе нас самих растерзают!
- Руби предателя, терзай до смерти! – молниеносно улавливая мысль полицмейстера, закричал генерал- губернатор конвою. – Неровен час, ускользнет шельма, и сам приведет Наполеона в Москву!
Конвойные драгуны недоуменно переглянулись, но как вкопанные остались стоять на своих местах.
- Не слышали приказа генерал-губернатора?! – Закричал полицмейстер. – Палаши наголо! Рубить предателя в куски!
- Братцы, вы что творите? Грех это…– только и успел выговорить Верещагин.
Конвойные живо обнажили палаши и рубанули купеческого сына по спине. Яркие брызги крови взорвали толпу, заставляя содрогнуться в радостном восклицании:
- Секи Ирода, не считай дыры ты! Бей без счета до полного расчета!
- Ура, братцы мои, ура! – закричал Ростопчин. – Теперь ни медля ни минуты, все отправляйтесь в Кремль! Там оружие, непреступные стены, народные святыни. Дадим Наполеону великий и сокрушительный бой! Погоним его прочь из Москвы-матушки поганою метлой! Пожалеет еще французский бес, что к нам в Москву без мыла полез!
Затем, обернувшись к священнику, троекратно его облобызал и, благословляя, сказал по-отечески:
- В Кремль, дети мои! Там бой держать станем!
Толпа медленно качнулась и стала неспешно перетекать от парадного лубянского подъезда на дорогу.
- В Кремль, в Кремль! - Еще раз крикнул Ростопчин и поспешил скрыться.
В причудливом барочном дворце, овеянном славою князя Пожарского, генерал-губернатор наспех собрал секретное совещание из особо приближенных чиновников и офицеров.
- Французские разъезды уже в Москве, господа! Да и остальных ждать не долго осталось. – Ростопчин многозначительно оглядел собравшихся и, придавая интонации предельную ясность, продолжил. – Кутузов не соизволил пригласить меня на военный совет в Филях, где решалась судьба Москвы. Меня, градоначальника, назначенного на эту должность императором!
- Это возмутительно! – немедленно поддержал генерал-губернатора полицмейстер Брокер. – Притом что государь даровал вам неограниченную власть над Москвой и ее обитателями! Кутузов после этого форменный мерзавец!
Собравшиеся офицеры переглянулись но, памятуя о происшествии с Верещагиным, промолчали.
- Судьба нашего священного города решалась без нас, ее законных властей. Как оказалось, сама клятва главнокомандующего не посрамить Москву также ничего не стоит! – Ростопчин свирепел от слов, представляя себя в образе пророка низвергающего огненную лаву на головы отступников. – Мне это не кажется простым малодушием выжившего из ума старика. Здесь попахивает изменой!
- Предательство чистой воды! – с места выкрикнул Брокер.
Ропот послышался над эполетами, но перерасти ему в явное несогласие генерал-губернатор не позволил:
- Однако, господа, не нам судить главнокомандующего. На это есть государь император. В свое время Михаил Илларионович перед ним предстанет и за все ответит.
- Тогда что нам остается делать? – Недоуменно спросил плац-адъютант майор Кушнерев. – Не прикажет ли ваше превосходительство… нам бежать, как и всем прочим?
В кабинете повисла тишина, и Ростопчин с каким-то неописуемым воодушевлением слушал, как под сердцем тикают его часы.
- Ни в коем разе! – граф резко прервал молчание. – Судьба распорядилась таким образом, что ни войскам, ни Кутузову, ни самому государю императору, а именно нам суждено уничтожить хваленого Наполеона и его непобедимую армию!
- Каким же образом? – поинтересовался адъютант Обресков. – Неужели и вправду засядем в Кремле и станем отстреливаться от Наполеона?
- С нашими силами и дня не продержаться, - заметил Кушнерев. – Предположим, отобьем кавалерийский авангард, но вслед за ней подойдет артиллерия с гренадерами, и все будет кончено в два часа.
- Хотя бы умрем красиво, - покручивая ус, заметил драгунский офицер Гаврилов. – А то, получается, Москву без единого выстрела сдаем! Приходи, француз, на зимние квартиры. Пей вволю, сладко ешь, мягко спи да покуривай трубочку на всем готовеньком. Стыдоба!
- Это нам еще не раз припомнят, что Наполеону Москву отдали на блюдечке с голубой каемочкой, - ехидно усмехнулся Обресков и лукаво посмотрел на Ростопчина. – Потомки такого сраму точно не забудут!
- Они молиться на наши имена станут! – Взорвался Ростопчин и, пресекая ненужные и бессмысленные с
