виновен в злостном хулиганстве!»
– Блин, – буркнул он вслух. – Должен быть обходной фильтр… Ага.
«Прошу прощения, мой интерфейс идеологически смещен. Как ты туда попал? Чего хочешь добиться? Я думал, ты в беде».
Ответ медленно забулькал из камня, включилось визуальное восприятие, и в течение нескольких минут Буря трясся в испуге мальчишки, убегающего от Края.
– А, вот что. Фестиваль мумифицировал твои приостановленные перемены. И ты теперь готов идти куда-то в другое место… В какое? Где?
Снова картинка. Звезды, бесконечные расстояния, крошечные плотные и очень горячие тела, летящие через световые годы во сне без сновидений, врывающиеся песчаной бурей листвы на какой-нибудь новый мир, расцветающие и умирающие, засыпающие до следующего раза.
– Давай назовем вещи своими именами. Ты был губернатором. Потом ты стал восьмилетним мальчишкой, вокруг тебя – говорящие дружелюбные звери и какое-то заклятье «вести интересную жизнь» и попадать в приключения. Теперь ты хочешь быть звездолетом? И ты хочешь, чтобы я, ближайший делегат Центрального Комитета, тебе в этом помог?
Новое видение, на этот раз долгое и сложное, нагруженное некоторым количеством политических предложений, которое имплантат Рубинштейна назойливо пытался преобразовать в диаграмму урожайности, указывающую ход выполнения какого-то сельскохозяйственного пятилетнего плана.
– Ты этого от меня хочешь? – Буря вздрогнул. – Ты за кого меня принимаешь, за свободного агента? Во-первых, ведомство Куратора меня пристрелит сразу, как только увидит, и уж точно не станет слушать то, что сочло бы предательством. Во-вторых, ты уже не губернатор, и даже если бы ты им был и предложил нечто подобное, эти ребята тебя скрутили бы быстрее, чем ты пальцами щелкнешь. На случай, если ты не заметил вчерашнего фейерверка: это был Императорский флот, точнее, его остатки, расстрелянные Фестивалем. В-третьих, Революционный комитет меня бы тоже расстрелял, предложи я что-нибудь подобное. Никогда нельзя недооценивать внутренний – в отличие от идеологического – консерватизм революции, когда она наберет какую-то инерцию. Нет, это практически неосуществимо. Я не вижу, зачем мы теряем время на подобные глупые предложения. Тем более…
Он замолчал. Что-то там, ниже по склону, сильно шумело, проламываясь через мертвую зону, оставленную батареей рентгеновских лазеров.
– Кто это? – спросил Рубинштейн, но господин Кролик уже исчез, мелькнув белым пятнышком хвоста.
Телеграфный столб дерева медленно наклонился, потом сломался, и странная конструкция на куриных ногах вылезла на свет. В дверях избушки сидела Сестра Седьмая, пристально глядя на Рубинштейна.
– Буря Рубинштейн! – закричала она. – Иди сюда! Достигнуто разрешение! Получен груз! К тебе посетители!
Ожидая важной встречи, Рашель окинула холм взглядом дополнительных глаз: они поднялись в воздух и пролетели на насекомоподобных крыльях, высматривая угрозы.
Деревья вокруг были мертвы, обуглены под воздействием какого-то мощного излучения. Мартин беспокойно смотрел, как Рашель роется в массивном чемодане.
– Что это? – спросил он.
– Семя корнукопии, – ответила она, бросая ему предмет величиной с кулак. Он его поймал и стал с любопытством разглядывать.
– Вся инженерия здесь содержится, – восхитился он. – В миниатюре.
Несколько миллионов миллиардов молекулярных ассемблеров, киловатт тонкопленочных солнечных фотоэлементов питания, мембраны термодинамической фильтрации для извлечения питательных веществ из среды, вычислительной мощности больше, чем в целом Интернете планеты досингулярностной эпохи. Мартин сунул семя в карман, потом посмотрел на Рашель.
– У тебя была причина?..
– Ага. Нам уже недолго хранить оригинал. Пацанчику не показывай, он может догадаться, что это, и у него крышу снесет. – Она продолжала идти вперед. Возле гребня лежал какой-то валун, к нему прислонился человек. Дом Критикессы подался вперед, проламываясь к валуну. – Если это тот, кого я хочу видеть…
Они стали взбираться на холм. Окружающие деревья тоже были мертвы. Мартин споткнулся о круглый камень и отбросил его ногой, ругаясь, но тут же замолчал, когда увидел, что это – человеческий череп, проросший металлическими волокнами.
– Тут было что-то плохое.
– Нетрудно догадаться. Помоги-ка мне эту штуку сюда направить.
Чемодан, теперь работающий на топливных элементах, оказался громоздким и плохо управляемым на травянистом склоне: почти все время приходилось его перетаскивать через препятствия.
– Ты какое-нибудь оружие припас втихаря?
Мартин пожал плечами.
– Я что, похож на солдата?
Она на секунду прищурилась.
– Во всяком случае, не так с тобой все просто. Ладно, если дело обернется плохо, я справлюсь.
– А вообще, кто этот человек, с которым тебе полагается увидеться?
– Буря Рубинштейн. Радикальный журналист из подполья, крупная шишка там. Руководил стачкомом во время большой забастовки рабочих несколько лет назад, за что заработал ссылку. Повезло, что его не
