— Перекур, значит, — сказал голос с другой стороны. — И то верно. А то прямо запарились бегамши. Туда-сюда, туда-сюда. А что толку?
— Загорай, ребята, кто живой.
Комягин подбежал к Войновскому и сел на корточки.
— Чего разлегся? Собирайся.
— Куда, Борис?
— На кэпе тебя вызывают. Живо!
— Мне с вами пойти, товарищ лейтенант? — спросил Шестаков.
— Ефрейтор в тыл захотел? — сказал Стайкин. — А кто воевать будет? Без тебя же нам капут.
— Не злословь, — ответил Шестаков. — Куда командир, туда и я. Может, нас в разведку пошлют.
— Иди, Юрий, потом расскажешь.
Войновский повернулся и посмотрел на Стайкина.
— Старший сержант Стайкин, вы остаетесь за меня.
Командный пункт батальона находился за цепью. Здесь было еще темнее и треск пулеметов казался еще более далеким.
— Вот, — сказал связной и лег на снег.
Войновский сделал несколько шагов и увидел Плотникова. Поджав ноги, начальник штаба сидел на льду и смотрел в бинокль на берег. Чуть дальше темнела палатка, растянутая на низких кольях почти на уровне льда. За складками брезента светилась узкая темно-синяя полоска и слышались голоса.
— Сильнее всего в центре, — говорил Клюев. — Смотри, Сергей. У церкви — три огневые точки: два простых пулемета и один крупнокалиберный. «Собака»[3] у них за оградой, на кладбище. Вторая здесь, в лощине. А третью не разглядел.
— Третья на левом фланге, у тебя, — сказал Шмелев. — Обушенко, наверное, засек.
— Подводим итог. Здесь, здесь, здесь и здесь.
— И здесь, — сказал Шмелев. — У отдельного дерева.
— У школы еще два пулемета, — сказал Плотников, опуская бинокль. — Справа и слева.
— Видишь их? — спросил Шмелев.
— Бьют короткими очередями. Из амбразуры.
Войновский посмотрел на берег и ничего не увидел — ни школы, ни пулеметов. Прибрежная полоса светилась ядовитыми разноцветными пятнами, которые падали, поднимались, прыгали с места на место.
В темноте монотонно бубнил радист:
— Марс, я — Луна, слышу тебя хорошо. Проверочка. Как слышишь меня? Прием.
— Где саперы? — спросил Клюев из палатки.
— Ушли, товарищ майор. — Плотников снова поднял бинокль и стал смотреть на берег.
— Возможно, на берегу есть проволочные заграждения, — говорил Шмелев. — И пулеметы они будут подтягивать.
— Пробьем, Сергей. Смотри сюда. Давай попробуем в обход. Чтобы во фланг.
— Ты думаешь, там свободно?
Войновский подвинулся к Плотникову.
— Зачем меня вызвали, Игорь, не знаешь?
— Важное поручение. Майор тебе сам скажет.
— А когда атака будет?
— Ровно в восемь. — Плотников опустил бинокль и посмотрел на Юрия. — Как в роте? Потери большие?
— Потери? — переспросил Войновский. — Ах, потери. Кажется, несколько человек. Я не успел уточнить. А что?
— Большие потери, — сказал Плотников. — Около сорока человек убитыми. А раненых еще больше. Замполита убило.
— Капитана Рязанцева? Неужели?
— Угу, — подтвердил Плотников. — Прямо в сердце. Роту в атаку поднимал. И прямо в сердце очередь...
— Как же так? — Войновский зябко поежился и вспомнил, как он кричал: «В атаку!» — и пулемет бил прямо в него.
Шмелев резким движением откинул палатку и сел на льду. Клюев лежал на боку и застегивал планшет, прижимая его к животу. Войновский встал на колени и доложил, что прибыл по вызову.
— Лежи, лежи, — Клюев махнул рукой. — Этикет после войны соблюдать будем.
— Рязанцева принесли? — спросил Шмелев.
— Пошли, — сказал Плотников.
Джабаров зашуршал мерзлой палаткой, оттаскивая ее в сторону.
— А-а, Джабаров, — сказал Клюев. — Давай блиндаж копать.
Джабаров гортанно засмеялся в темноте. Шмелев сидел и растирал ладонью ушибленную скулу.
— Как шишка? — спросил Плотников. — Не болит?
— Снежком надо, товарищ капитан, — сказал Джабаров из темноты.
— А ты больше не падай, — сказал Клюев.
— Учту. И падать больше не буду.
— Учти и не падай. А то упадешь и не поднимешься.
— Написал? — спросил Шмелев у Плотникова.
— Порядочек. — Плотников похлопал рукавицей по животу.
Войновский лег головой к Шмелеву. Плотников подполз и лег между ними. Клюев перевалился на живот и тоже оказался рядом. Теперь они лежали вчетвером, голова к голове, а ноги в разные стороны, так, что их тела образовали на льду крест. И срок жизни на троих уже отмерен.
— Саперы ушли? — снова спросил Клюев. Он лежал против Плотникова, ногами к берегу, лицо у него было решительное и злое.
— Ушли, товарищ майор.
— Значит, так, — сердито сказал Клюев. — Атака на внезапность не удалась. Будем драться. Система обороны противника начинает проясняться. На подготовку к атаке даю сорок минут. В каждом отделении выделить лучших стрелков для стрельбы по ракетам противника. Политруки и коммунисты — вперед. Не давать людям ложиться. Вперед! Вцепиться в берег зубами. Взять. Атака в восемь ноль-ноль. Будет уже ранеть, и мины на льду станут видны. Саперы там проходы сделают. Сигнал атаки — три зеленые ракеты. Сигнал даю я. Теперь ты. — Клюев повернул голову и посмотрел на Войновского: — Давно воюешь?
— Первый раз, товарищ майор.
— Тем лучше, — сказал Клюев. — Пойдешь в штаб. На маяк. К генералу. Доложишь лично ему, как мы тут лежим. Запоминай. Атака назначена на восемь часов. Если мы возьмем берег, ты ничего не будешь докладывать. Передашь донесение и схему — и обратно.
— Где пакет? — спросил Шмелев.
Плотников вытащил из планшета темный длинный пакет и протянул его Войновскому.
— Передашь, — сказал Клюев. — А если не возьмем, ты вместе с радистом входишь к генералу и докладываешь лично. Запоминай — что. Первое — личный состав полон воодушевления и рвется к берегу. Второе — у немцев оказалось много ракет. Приблизиться скрытно к берегу не удалось. Сильный пушечно- пулеметный огонь косит людей. На километр фронта более десяти пулеметов и пушек. Более десяти — помни. Третье — мины. В ста метрах от берега оказалась сплошная минная полоса. Подорвалось свыше сорока человек.
Издалека донесся ровный свистящий шелест. Тяжелый снаряд прошелестел поверху в темноте и упал далеко в озере, взметнув высокий столб огня. Звук разрыва прокатился по льду и повторился эхом от берега.
