— Простите, Лилия, мне крайне необходимо поговорить с Анной.
Лилия посмотрела на Анну, потом на меня и отошла в сторону. Я схватил Анну за руку и потащил ее в кусты, не разбирая дороги. Ветви хлестали меня по лицу. У высокой прямой сосны в дальнем углу сада я остановился и повернулся к Анне. Она смотрела на меня, в ее глазах была надежда и страх, ожидание и холодность — все вместе.
— Анна, почему ты не пришла ко мне? Я не спал всю ночь, ждал тебя.
— Я тоже не спала, — сказала она тихо.
— Анна, я не могу без тебя. Мы должны быть вместе. Почему ты не пришла? — Ее губы слабо шевелились, словно она повторяла мои слова; я смотрел на нее и чувствовал, что говорю совсем не то, о чем думал ночью и что ждала от меня Анна, но я не мог сказать ничего другого, кроме того, что говорил. Она молчала и все еще ждала. — Я остаюсь с тобой. Я решил это.
— Зачем? — спросила она.
Я замолчал, ошеломленный этим простым вопросом.
— Ты должен ехать домой, к жене, к сыну, — сказала она.
Я схватил ее за руки:
— У меня нет дома, она ушла от меня и забрала Костика с собой. Я думал, что она напишет мне, но она сама не хочет, чтобы я возвращался.
— Зачем ты мне говоришь об этом? Зачем я должна это знать?
— Потому что я один, понимаешь, один! — Я почти кричал. — Потому что я не могу без тебя!
— У тебя есть твоя работа. Ты будешь писать диссертацию.
— Я не могу без тебя. К черту диссертацию! — кричал я. — Неужели ты не хочешь, чтобы я остался?
Она посмотрела на меня строго и долго. Я не смог выдержать ее взгляда и отвернулся.
— Зачем? — спросила она еще раз и печально улыбнулась. — Не бойся. Не нужно, чтобы ты жертвовал. Я не могу принять от тебя такой жертвы. Ты же хочешь вернуться туда. И ты вернешься...
— Я не могу без тебя, Анна, — бессмысленно и горячо твердил я. — Анна, я не могу...
Я совсем обезумел, схватил ее за плечи, прижал к сосне и запрокинул ее лицо. Губы ее остались неподвижными и холодными. Она вся была как неживая. Я разжал руки и отпустил ее.
— Прости меня.
Она ничего не сказала и медленно пошла вперед, натыкаясь на кусты, на стволы сосен, и, как слепая, обходила их.
Я знал, что она больше не придет ко мне, но все равно ждал ее и думал, что вот сейчас, немедленно появится в окне ее силуэт и она скажет мне: «Останься со мной», и я останусь. Всю ночь я слушал сосны и ждал ее.
Она не пришла ни на вторую ночь, ни на третью.
Теперь я знал, что она не придет. Все, что произошло между нами, она понимает и чувствует лучше, чем я. Ах, если бы она пришла, если бы хоть немножечко помогла мне. Тогда все было бы по-другому. Я все еще не мог лишить себя последней надежды. Увы. Я решил, что уеду со всеми. Только старик в пижаме не уезжал и еще оставался в доме, но теперь он ходил в плотном, наглухо застегнутом плаще.
Мы вышли из дома все вместе. Анна шла впереди рядом с Лилией. Кто-то попробовал начать песню, но это не вышло. Моросил мелкий холодный дождь, и всем было грустно расставаться с домом, с соснами, с морем.
На платформе девушки окружили Анну и стали тормошить, целовать ее. Я вспомнил, что надо телеграфировать домой и в институт, и пошел к почтовому киоску.
Я послал телеграммы и вернулся. Молодые люди по очереди подходили к Анне и целовали ее руку. Все они говорили, что им страшно не хочется уезжать. Я тоже подошел к Анне и поцеловал ее руку, совсем холодную и мокрую. Она взяла мою голову и при всех поцеловала меня в губы.
— Счастливого пути, — сказала она.
Я стоял и молчал, потому что мне не хотелось говорить то же, что говорили ей эти парни.
Подошел электропоезд, все радостно зашумели, задвигались. Я поставил чемодан в вагоне и протиснулся обратно к двери. Она стояла на платформе совсем рядом, в полутора метрах от меня. На ней был светлый плащ и узкие синие брюки, те самые, в которых я увидел ее первый раз.
Вагон неслышно тронулся, и Анна стала отдаляться. Она сделала шаг вперед и остановилась, слегка подняв руку и слабо взмахнув ладонью. Губы ее что-то прошептали, и мне показалось, что она зовет меня: «Останься!» Я хотел спрыгнуть с поезда и уже приготовился к прыжку, но меня остановила нелепая мысль о чемодане, который стоял в вагоне. Я не успел бы взять его, потому что конец платформы был уже близко.
Анна сделала еще один шаг, улыбнулась, и улыбка ее почему-то получилась виноватой и жалкой.
Я не мог больше смотреть на нее и быстро прошел в вагон. Увидел свой чемодан и со злостью пихнул его ногой под скамью.
В дальнем конце вагона громко и резко играл аккордеон, несколько голосов подтягивали за ним песню. Невысокая смуглая толстушка подбежала к Лилии и повисла у нее на шее.
— Ой, Лилька, какая ты черная, просто ужас.
Лилия поцеловала ее.
— Подумать только, послезавтра в институт, — толстушка сделала смешную гримасу, и Лилия громко расхохоталась.
Я отвернулся и сел на свободное место рядом с загорелым юношей, на ногах у которого лежала ракетка для тенниса. Он подвинулся и поставил ракетку торчком на одно колено.
Я чувствовал себя страшно усталым. Я закрыл глаза и сразу увидел Анну.
Она стоит на опустевшей платформе, дождь стекает по ее волосам. Капли бегут по лицу, и кажется, что Анна плачет.
Послышался громкий смех. Я повернул голову. Через две скамьи от меня сидели Лилия и толстушка в окружении молодых людей. Высокий парень с прилизанными черными волосами стоял в проходе и, размахивая огромным кровавым георгином, зажатым в руке, громко говорил:
— ...Повторяю, гражданин, я загораю, не отвлекайте меня.
Они снова захохотали. Им было безумно весело.
Я закрыл глаза и опять увидел ее.
Вот она спускается по платформе, переходит через мокрые блестящие рельсы, идет по длинной улице к дому. Редкие прохожие попадаются навстречу ей, спеша на станцию. Она смотрит на небо и поднимает капюшон плаща.
Она входит в сад, поднимается на террасу, проходит по опустевшему дому. Наш большой дом, еще вчера такой веселый и шумный, стал вдруг пустым и горестным. В комнатах валяются мятые газеты, обрывки веревок, коробки от папирос, пустые бутылки — все, что всегда остается в доме, из которого уехали люди.
Она заходит в мою комнату и закрывает на крючок окно, которое я оставлял открытым для нее до самого последнего вечера. Я вспомнил ее руки, которые она протягивала ко мне, появляясь в окне, и я помогал ей подняться и обнимал ее. Поезд замедлил ход перед следующей станцией, и я подумал, что еще не поздно взять чемодан, пересечь платформу и с первым встречным поездом вернуться к ней. Нет, я не успею! Она уже вышла из моей комнаты, уже прошла через заднюю калитку к дюнам, идет среди сосен, и они печально шумят над ее головой. Море выбрасывает на берег холодные волны и пену. На пляже никого нет, только старик в глухо застегнутом плаще неподвижно стоит у самой воды. Она проходит мимо, идет вдоль берега, а за ней остаются на песке темные влажные следы. Она идет далеко по берегу, старика уже почти не видно. Тогда она поднимается на дюны, останавливается и смотрит вдаль, туда, где море и небо неразличимо сливаются вместе с серой пеленой дождя. Нет, я не успею, я не найду ее среди сосен.
— Прощай, Аника!
