Никита настороженно покосился на девушку. На ней был не старый еще полушубок, перехваченный ремнем, теплые валенки, яркий пушистый платок.
— Освобождай место! — строго крикнула девушка. — Не задерживай!
Василий понимающе улыбнулся и отъехал. Только тогда Никита понял, что сердитые слова девушки относились не к нему и что он может по-прежнему сидеть в теплой кабине.
— Вот так и живем, — сказал Василий. — Рейс совершил, четвертак в кармане.
— Богато, — согласился Никита. Он почувствовал превосходство Силаева и понял, что должен признать его.
Прежняя заманчивая мысль не давала Никите покоя. С нарочитым интересом разглядывая московские улицы и дома, которые проносились перед ним, он сосредоточенно обдумывал, как лучше приступить к делу и что будет, когда оно удастся. Если Василий даст ему денег, он купит что-нибудь из вещей, приедет домой не с пустыми руками. Васька тут такие деньги зашибает, что ему стоит отвалить несколько десяток для земляка.
Наконец Никита решился.
— Да, — начал он издалека, — самосвал — это вещь. На такой машине можно заработать. Не то что на нашей с тобой колымаге. В том году совсем плохо было. Хлеба, которые полегли, а которые градом побило. С государством еще как-нибудь сочтемся, а себе уж ничего не останется.
Никита старался описать положение дома как можно более мрачными красками, преследуя этим две цели: он как бы одобрял тем самым уход Василия и вызывал сочувствие к себе.
— Приедешь домой — получать нечего, — продолжал Никита. — Вышел из больницы и не знаю, куда путь направить. И вдруг смотрю, навстречу Василий Петрович. Неужели, думаю, это наш Васька Силаев? Солидный стал, не узнать. Вот встреча-то. А то я прямо не знал, что делать, куда обратиться.
— Теперь знаешь? — холодно спросил Василий.
— Может, ты что посоветуешь? — Никита стал осторожнее. — Ума сам не приложу. Как выписали из больницы, в кармане семь рублей. И до дому не хватит добраться. Может, поможешь земляку, Василий Петрович?
— Ты все бобылем живешь? — без всякой видимой связи спросил Василий, однако Никита увидел в этом доброе предзнаменование и постарался еще больше разжалобить Василия.
— Все один. Как Наталья умерла, ни к кому душа не лежит. Тетка Катерина вела хозяйство — и ладно. А позапрошлым летом и ее похоронил. Один совсем остался, за домом и то присмотреть некому. Что теперь с коровой? Отписал из больницы бабке Устинье, чтобы к себе во двор корову забрала. А ответа не дали. И дальше как быть, не знаю. Может, вот ты, Василий Петрович, выручишь земляка, дашь взаймы полста...
— Свободных не имею, — отрезал Василий.
Никите стало жарко. Однако он еще не терял надежды.
— Хотя бы червонцев несколько, Василий Петрович. Я отдам, ей-ей. По почте пришлю.
— В долг не даю, — непреклонно ответил Василий. — Но помочь земляку можно. Иди на автобазу. Хоть на мою машину: мой напарник уволился, на север устремился.
— Примут разве? — с сомнением спросил Никита.
— Не твоя забота. С тебя одно требуется — магарыч на бочку.
— Так примут, говоришь? На две сотни?
— Ну, такой кусок не каждому. Оклад — восемьдесят. Но работа сдельная. Выпал снег — хорошо. Нет снега — другая реальность.
— А летом?
— Летом мусор по городу собираем, возим на свалку. Зимой, конечно, работенка чище.
— А что? — размышлял вслух Никита. — Восемьдесят тоже неплохо. Все равно в колхозе зимой делать нечего, машина на приколе. До сих пор дорог не наладят. Только вот боязно в Москве, движение такое. Значки на каждом углу.
— Курсы пройдешь. Да ты не робей. — Василий впервые улыбнулся Никите, даже руку положил ему на плечо для убедительности, но в глазах сверкнула холодная, недобрая искра. Сверкнула и погасла. Никита и не заметил ее, радуясь дружескому участию.
Они уже побывали несколько раз у колодца и сейчас снова стояли на широкой улице, в очереди к снегопогрузчику.
— Со мной не пропадешь, — продолжал Василий, убрав руку, — Я земляку всегда рад помощь предоставить.
— Соскучился по дому я, — Никите трудно было расстаться с первоначальным планом, который так удачно сложился у него в голове. — Корова там, изба. Может, все-таки дашь два червонца? Отпустишь меня с миром...
— Дурной ты, — добродушно сказал Василий, — Деревенщиной был и остался. А я? Погляди! — Василий задорно тряхнул головой и достал из телогрейки новый бумажник из цветной кожи. Никита заметил в нем толстую пачку десяток.
— На это не смотри. Они все одинаковые, — Василий небрежно задвинул деньги поглубже и вытащил из бумажника черный пакет. — Вот! Гляди!
На фотографии Василий стоял, опершись на дамский велосипед. На нем была шляпа, лихо заломленная на затылок. Левую ногу Василий гордо выставил вперед. И костюм, и шляпа, и блестящие штиблеты — все было с иголочки.
— Жених, честное слово, жених, — восхищался Никита. — Парень что надо.
— Москва, брат, — охотно подтвердил Василий. — Я приехал сюда, не лучше тебя был. Ходил с вытаращенными глазами...
Они снова подъехали к колодцу, и Василий высыпал снег в дыру. Девушка в полушубке по-прежнему была там.
— Не она? — спросил Никита, указывая на фотографию, где Василий стоял рядом с тонкой девушкой в светлом платье.
— Не твое дело, — Василий отобрал фотографии и спрятал их. — Зойка, сколько ездок записала? — крикнул он, открыв дверцу.
— Двадцать три, — ответила Зоя, заглянув в книжечку.
— Неужели мы столько наездили? — удивился Никита.
— Я до тебя ворон считал, — беззлобно огрызнулся Василий и позвал Зою. — Познакомься, мой земляк, Никита Кольцов. Поступает в нашу организацию. Будет моим компаньоном. Прошу любить и жаловать.
Зоя подошла, но ничего не сказала, только с осуждением, как показалось Никите, посмотрела на Василия.
— Поехали в автобазу, — сказал Василий, захлопывая дверцу. — Женская натура печальна и темна...
И этого не понял Никита. А они уже мчались вперед, оставив у колодца, среди сугробов грязного снега девушку в мужском полушубке.
2
Никита разочарованно отошел от кассы, перебирая деньги. Сорок два рубля и еще тридцать копеек. Деньги, конечно, немалые, но и две недели труда за них отдано. Над городом то и дело валил снег. Поработать пришлось на совесть. И вот, пожалуйста, распишитесь в получении. Не забудьте тридцать копеек. Ишь, какие заботливые.
Никита оглянулся на очередь, гудевшую у кассы, спрятал деньги поглубже в карман и зашагал по длинному сумрачному коридору.
— Вот он! — одна из дверей распахнулась, навстречу Никите протиснулась рука, больно ухватила за кисть. Никита оказался в полутемной комнате с окном в глухую стену.
