– Ты мне что за указ?
– Я не указ, да гляжу, не так ты, князь, починаешь. Воевода Собакин, дай бог ему поскорее царство небесное, эдак же починал, и ты по Собакину починаешь. Худо не стало б!
– Вставай вы все, дармоеды, – обратился воевода к подьячим, – да все по местам – и, не мешкав, за дело!
Подьячие кинулись занимать места у столов.
– Ну, что такое? – спросил воевода, обратившись к вошедшим. – Как тебя там… ты, староста, сказывай.
– Зовут меня Гаврила Левонтьев Демидов, а пришли мы к тебе от всего мира просить зелья, свинцу да ключей городских.
– Пошто вам? – спросил воевода, не ожидавший такой просьбы. – Против кого вам зелье?
– А против кого, то мы сами ведаем, – спокойно, с достоинством ответил Гаврила.
– Вы ведаете, да я не ведаю, а ключи у меня. Вот и спрашиваю – противу кого свинец? У великого государя нашего Алексея Михайловича и с Литвой и с немцами мирно – пошто вам пороху снадобилось?
– Покуда, князь воевода, ключи у тебя, да не станет их у тебя, – вмешался Коза. – Ты сказываешь – с немцами мирно, а нам и те – немцы, кто с Москвы по наши головы будет!
– Изменницкие слова молвил, царский стрелец! – возразил воевода. – Ты б допрежь стрелецкий кафтан скинул.
– Ты бы с нас рад поскидать и порты, воеводушка, – отозвался другой стрелец, Иван Колчин. – Да прежде, брат ты мой, князюшка, с тебя порты снимем, будет с тобой хороводиться! Не лясы точить пришли – сказывай, даешь зелье?
– Не дам!
– Ин сами возьмем, – твердо молвил Гаврила.
– Задавишь меня, тогда и возьмешь, – откликнулся воевода.
Гаврила равнодушно пожал плечами:
– Ну что ж, задавлю, коли хочешь, – не жалко, никто не заплачет!
– Сбирать? – спросил тихо Прохор Коза Томилу.
– Сбирай, – так же тихо кивнул Томила Слепой.
Один из посадских вышел из съезжей. Старосты продолжали препираться с воеводой. Он не сдавался.
– Не смеете вы меня задавить. За то государь спросит, – сказал он вдруг и поперхнулся словом: с Рыбницкой площади загудел сполох.
– Горит чего-то? – нерешительно и тихо сказал воевода с некоторой надеждой, что пожар отвлечет людей и прервет эту сцену…
– Воеводская спесь горит, – ответил ему Прохор Коза. – За зельем да за свинцом собирается мир на поклон к тебе, князь Василий Петрович.
– Что ж, насильством возьмете. Добром не дам, – сказал Львов растерянно, – а сила солому ломит.
Он едва успел сказать эти слова, когда толпа зашумела под окнами съезжей:
– Зелья давай! Зелья, свинцу!
– Где новый воевода, давай сюда!
– Что ж, князь воевода, может, к народу пойдешь толковать на крылечко? – с ехидцей сказал Прохор.
«Хоть удавись тут!» – подумал Львов про себя.
– Аль, может, с нами добром сговоришься? – спросил стрелец, хлопнув его по спине.
Воевода подернул плечом. Ему было не по себе.
Однако прежде отдачи ключей он потребовал стрелецких голов, казачьего голову и городового приказчика и поручил им контроль над ключами от пороха и свинца, сделав вид, будто он отдал ключи не мятежной толпе, а служилым людям. Народ толпой побежал к зелейным погребам получать пищали, свинец и порох, словно во время обороны города от подступивших врагов.
– Ну, князь воевода, как тебя величать, не упомнил, – сказал Гаврила. – Тесно у тебя всем, и сести негде. То перво пойдем к нам в гости, во Всегороднюю избу. Там еще об делах с тобой потолкуем.
– Непригоже царскому воеводе… – заикнулся было князь, но веселый стрелец Прохор его перебил:
– Идем, идем, там пригожей – под столами никто не сидит, на коленках не ерзают – все по-людски… – Он снова хлопнул воеводу по спине, словно шутя, но так, что тот покачнулся.
Воевода понял, что еще один такой шлепок – и все равно придется пойти. Он сдался.
В сопровождении десятка вожаков восставшего Пскова и окруженный сотнями горожан, воевода был отведен и посажен в подвал под стражу, а еще через час тот же веселый стрелец доставил к нему отца и сына Собакиных.
– В Москву собрались, вишь, уехать, ан дороги-то ныне грязны! Пускай тут с тобой посидят, князь Василий Петрович, уж ты им дозволь. Обсохнет, тогда и ехать. Да и тебе-то так веселей, – сказал Прохор. – Я бы сам с тобой побалакать остался, да вишь, недосуг!
