подобным и не знал о сидящем в нем существе ничего, кроме того, что оно скоро выберется. Тварь ДВИГАЛАСЬ в нем. ОНО жило. Каждое движение твари вызывало острые болевые спазмы в животе у пса, и в такие минуты он начинал тихо поскуливать, жалуясь самому себе на эту боль и на свое невезение.
Спайк ощущал, как ОНО растет в нем. Постепенно, час за часом, становясь все больше и больше. Наверное, у него были длинные когти, потому что ОНО время от времени царапало псу внутренности. В такие секунды Спайк задирал вверх морду и выл. Долго и протяжно. Мутноватые слезы вытекали из глаз и застывали на веках желтоватыми сгустками.
Огромная, пышущая жаром, печь показалась Рипли красным глазом какого-то невероятного, фантастического исполина. В ярко-оранжевом раскаленном чреве плескались длинные языки пламени, и от этого создавалось ощущение, что великан безумно ворочает зрачком, пытаясь разглядеть, что же это за суета там, наверху, на плавильных мостиках.
Люди, собравшись кучей, угрюмо и задумчиво наблюдали за последними приготовлениями к кремации.
Морс, дергая рычаги, развернул свой мостик так, чтобы один его конец выдавался вперед, нависая над огненной глоткой длинным тощим языком.
Тела, заверн6утые в брезент и перевязанные веревкой, уже покоились на стальном нагретом мостике, ожидая мгновения, когда они, легко взмыв над толпой людей, отправятся в свой последний полет. В пустоту. В ревущее пламя.
Эндрюс внимательно оглядел застывшую толпу и, убедившись, что все в сборе, возвестил:
- Мы передаем этого ребенка и этого мужчину тебе, о, господи! Эти люди покинули наш бренный мир и обрели вечный покой! Они освободились от боли и неизвестности, уходя от нас в мир теней! Прах праху!!!
Обхватив руками плечи, завернувшись в них, как в непроницаемый панцирь, Рипли смотрела вверх, где вибрировало, раскачиваясь, основание плавильного мостика.
Когда-то, давно-давно, Хикс защищал ее от страшных зубастых тварей. Он пообещал, что избавит Рипли от длительной мучительной смерти, если случится непоправимое. Теперь она защищала его. Рипли не могла допустить, чтобы эти люди из Компании забрали его, рылись а его теле, искали в нем ЭТО, а если ОНО там все-таки окажется, использовали Хикса, как инкубатор, довершая то, что не
удалось сделать тварям. Она не могла допустить этого.
Клеменс не знал их отношений. Не знал он и того, что довелось им пережить. Поэтому врач не испытывал эмоций, подобных тем, что испытывала Рипли. Он просто стоял рядом, сунув руки в карманы широких серых штанов, и мрачно наблюдал за Эндрюсом. Клеменс представлял себя на месте этих двоих и слушал речь с каким-то почти удивлением, поражаясь тому, насколько формальным умудрялся оставаться толстяк даже на похоронах. Выкрикивая слова своей речи, Эндрюс, казалось, любовался собой, а не сочувствовал погибшим. Даже двигался он театрально, словно находился перед объективами видеокамер. Клеменса это раздражало. В какой-то момент ему даже захотелось шагнуть к директору и столкнуть того в топку, но он не сделал этого, а только прищурился еще больше.
- Почему?- мощный раскатистый голос раздался откуда-то из-за спин стоящих.
Эндрюс быстро обернулся, стараясь увидеть того, кто осмелился прервать его. Это было чисто импульсивное движение, потому что голос он узнал сразу. Голос Диллана.
- Почему ты наказываешь невиновных?- продолжал негр, выступая вперед и становясь рядом с Эндрюсом,- Зачем тебе такие жертвы? Зачем такая боль?
Спайка скрутил новый наплыв боли. Казалось, что его тело рвется на части под давлением того, что прорывалось изнутри. ЭТО ворочалось и набухало, вызывая все новые и новые волны страдания. Пес уже не выл. Он просто поскуливал, лежа на боку и суча лапами. Потоки неприятной едкой слюны вытекали из обожженной пасти, собираясь в небольшую, резко пахнущую лужицу. Пес понял, что умирает, и хотел завыть и поползти, в надежде, что люди все-таки услышат, придут и прикончат его, избавив от боли. Быстрый и легкий конец. Но лапы отказывались повиноваться. ЭТО, сидевшее в нем, мешало, не давало шевелиться. ОНО рвалось наружу, торопясь выбраться из теплого дрожащего кокона.
- Они покинули нас! Покинули наш мир! И никогда больше не узнают горя и страдания, которое знаем мы! Эти тела мы отдаем пустоте! И делаем это с легким радостным сердцем.
Сильный теплый голос Диллана поднимался вверх, к самому потолку стального колодца, и опадал вниз плотным искрящимся покрывалом, на секунду перенося людей в другой мир. Мир, в котором существует доброта и сострадание, смех и любовь. Мир, в котором нет места насилию и злу, где все любят и понимают друг друга.
Даже Эндрюс застыл, чуть приоткрыв рот, внимая странным словам, ощущая их и - непонятно от чего - волнуясь.
Кто знает, что видел каждый в эту секунду.
- В каждой смерти есть новая жизнь! Умерев, человек уходит туда, где будет жить вечно! Где его ждут с радостью, как равного! Смерть - не конец, смерть - это новое начало! Аминь!
Два свертка отделились от мостика и начали свое долгое падение в горнило смерти.
Спайк умер в ту самую секунду, когда тела людей поглотила огненная пасть, а у Рипли от волнения пошла носом кровь.
То, что выбралось из мертвого тела пса, не узнали бы ни Хикс, ни Головастик, ни Рипли.
ЭТО было другим существом. Внешне оно напоминало того, первого ЧУЖОГО, но было гораздо ниже, гораздо проворнее и гораздо опаснее. Несколько секунд ОНО, окровавленное, покрытое кусками желудочной пленки, стояло на длинных согнутых лапах, словно прислушиваясь к окружающему миру, а затем быстро побежало в боковой проход, ведущий к главной вентиляционной шахте. ОНО
А пес так и остался лежать в луже крови, смешанной со странной слюной. Его не найдут, а если и найдут, случится это гораздо позже. И это уже не будет иметь никакого значения.
13
Она убедилась в том, что если ОНО и было в телах друзей, то погибло. Сгорело, когда две яркие вспышки охватили брезент и поглотили Хикса и Головастика, смешав с кипящей оранжевой колыбелью пламени.
Рипли спокойно подставила голову под старую стрекочущую машинку, наблюдая, как черные пряди скатываются по простыне на кафельный пол. Завитушек становилось все больше и больше, пока наконец
женщина с удивлением не осознала, что волос у нее больше нет, а посмотрев в зеркало, нашла, что ей даже нравится новая стрижка. Хотя стали гораздо виднее морщинки в уголках губ и на лбу.
Она провела ладонью по голове, ощутив под пальцами вместо привычных длинных шелковистых волос, короткий жесткий ежик. Ощущение было странным и незнакомым. Теперь кожа чувствовала токи воздуха, тепло и прочие вещи, раньше абсолютно не замечаемые.
В душевой было совершенно пусто. Рипли даже усмехнулась. По случаю ее помывки из душа выгнали всех, а Клеменс стоял у входа, н6аблюдая, чтобы мысли определенного направления не вызвали у
