казаться ей настолько блестящей. Лидочка вытащила конверт и, оттянув пояс юбки, затолкала его, как могла далеко, в трусики.
Шагов через пять она оглянулась в очередной раз. Тёмная фигура преследователя была уже совсем рядом. Ошалевшая от ужаса, Лидочка не могла оторвать от неё испуганных глаз и, зазевавшись, налетела на кучу строительного мусора. Торчавшая из него стальная проволока больно хлестнула по ногам. Лидочка взвизгнула, инерция буквально выбросила её в воздух, и, не успев ничего понять, она влетела выставленными вперёд руками, коленями, а затем и лицом в беспорядочно рассыпанную смесь песка и острого гравия. Боль была адская, но инстинкт выживания заставил её подняться. Большего Лидочка уже не успела. Сухая, отполированная весенними дождями и древоточцем палка, опустилась ей на голову.
Боли смирившаяся с неизбежным женщина не почувствовала. Палка как-то странно спружинила. Лидочке показалось, что она отскочила от её головы, словно резиновая, и лишь растекающееся вокруг рассеченной кожи тепло подсказало ей, что случилось нечто страшное. Она довольно натурально упала, изобразив потерю сознания, и лежала тихо, как мышка, стараясь дышать как можно незаметнее. Ей казалось, что у неё даже сердце стало биться гораздо тише, словно повинуясь её отчаянному желанию стать как можно незаметнее.
Таджик, склонившись над своею жертвой, дышал глубоко и отрывисто.
'Тоже, наверное, волнуется… – отметила Лидочка отрешённо. С удивительным безразличием она наблюдала за своим преследователем через ресницы полуприкрытых глаз. – Только бы не добивал, только бы не добивал', – стучало в её голове.
Таджик наклонился ещё ниже, подобрал её сумочку, открыл и высыпал содержимое прямо Лидочке на живот. Брезгливо поворошил пальцем образовавшуюся горку предметов неизменного дамского арсенала. Зеркальце, расчёски, платочки, помада и прочая мелочь его не заинтересовали. Он снова наклонился, повернул Лидочкину голову набок, и попытался снять золотую серёжку. Хитрый замочек не поддался, и Лидочка мысленно приготовилась к тому, что серёжки будут вырваны вместе с мочками ушей. Но тут внимание грабителя привлекло широкое обручальное кольцо. Оно тоже не поддалось его усилиям. Неудивительно. Лидочка и сама уже двенадцать лет не могла его снять. С тех самых пор, как располнела после родов.
К удивлению Лидочки эти неудачи грабителя не разозлили. Он даже стал напевать что-то весёлое из национального, а потом и насвистывать, не забывая тщательно обыскивать её сумочку. Не найдя денег, он на некоторое время замолк. Но потом вновь засвистел что-то очень знакомое, и полез Лидочке в лиф. Очевидно, её манипуляции с деньгами не укрылись от его взгляда, и он явно повеселел, вспомнив о них.
Как рассказывала потом сама Лидочка: 'Я даже не дышала, пока он шарил своими руками у меня под лифчиком'.
Не найдя денег в лифе таджик тут же полез Лидочке под юбку. Противно щелкнула вырванная с мясом пуговка, и пояс юбки разошёлся. Смуглая рука быстро и уверенно нырнула в Лидочкины трусики, и тут же вернулась с белым узким конвертом.
Молодой грабитель не торопясь спрятал конверт во внутренний карман модной кожаной куртки. Вжикнула молния, таджик развернулся и, не переставая насвистывать, двинулся в сторону автобусной остановки. И тут Лидочка, наконец, узнала мелодию. Этот наглый чурка насвистывал вполне русскую и, в своё время, очень популярную песенку из репертуара Эдуарда Хиля! 'Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом!' – весело выводил он. Последнее обстоятельство почему-то ужасно разозлило ограбленную Лидочку. Ей даже захотелось вскочить, набрать полные ладони гравия и кидать, кидать его в ненавистную удаляющуюся спину. До изнеможения.
Однако верх взял здравый смысл. Лидочка ещё минут пятнадцать, не шевелясь, лежала в позе цыплёнка табака. Ей почему-то казалось, что грабитель отошёл совсем недалеко и теперь внимательно за ней наблюдает. И, если она хоть немного шевельнётся, непременно вернётся, чтобы добить.
Четверть часа спустя, немного успокоившись, она встала, кое-как собрала разбросанные вещи в сумочку и поплелась домой. На улице никого не было, и испачканная, с окровавленной головой, с содранными коленями и ладонями, Лидочка дошла до своего подъезда незамеченной.
Открывший дверь муж был жутко перепуган её видом.
Его суету с перекисью, йодом и пластырем Лидочка воспринимала как-то отрешённо. Выражение лица у неё было абсолютно спокойным, и раскисать она стала только тогда, когда оказавший первую помощь муж принялся её расспрашивать.
Из сбивчивого рассказа супруги он уяснил немногое: ехала, звиздела… такое дело.
– Сколько он у тебя взял? – спокойно уточнил он.
– Шестьсот пятьдесят рублей, – ответила Лидочка.
– Откуда у тебя такие деньги? – удивился муж.
– С девочками, 'чёрная касса', счастливый билет, – пролепетала она.
До уже успокоившегося мужа постепенно стало доходить, что из-за длинного языка супруги семья влетела на три его полноценных получки. Жена, хотя вся в йоде и пластыре, была вполне жива. Сидела напротив и несла какую-то околесицу. Добытчик и рационалист в муже внезапно восстали против столь вопиющей демонстрации женской глупости. Он встал и, возбуждённо расхаживая, принялся орать на эту, чуть не погибшую из-за собственной куриной тупости дуру. Кричал он долго и вдохновенно. При этом припомнил не только сегодняшний свежий случай, но и многое другое из их семейной жизни.
В общем, он был прав. Лидочка осознавала это и поэтому сидела молча, только изредка косясь в висевшее на стене зеркало. Собственный растерзанный вид удручал её, а ругань мужа и вовсе расстроили. Она потихоньку заплакала. Выражение лица при этом у неё было настолько несчастным, что муж невольно умолк, а потом и вовсе стал её успокаивать.
Лидочка вырвалась и убежала в туалет. Слезливое настроение, как ей показалось, выдавливало влагу не только из глаз, и угроза конфуза требовала незамедлительных действий.
Вернулась она быстро. Глаза уже подсыхали, а на губах играла торжествующая улыбка.
– Вот они! Деньги! Все! Ни рубля не пропало! – заявила она мужу, протягивая ему мятый конверт.
– Что же он тогда у тебя забрал? – изумился тот.
– Тампон! (
В ближайший месяц Лидочка, не смотря на два наложенных в районной поликлинике на её голову шва, была очень счастлива. Муж каждый день лично провожал её до работы и встречал после. Такого и до свадьбы не было.
– Представляешь, – объяснял он друзьям, – приходит этот фрукт в свой притон. И говорит корешам: 'Так, братаны, бабки я достал, кто идет за горючкой?' – И достаёт после этих слов из кармана использованную прокладку моей жёнушки!
– Конфуз… – соглашались друзья. – Конфуз и позор. Такое эта публика смывает только кровью. Кровь за кровь, как говорится…
23.07.2002 г.
Бдительность и Халява
Бабе Поле за восемьдесят.
Когда-то она была молоденькой шустрой девушкой, волею судеб попавшей на фронты Великой Отечественной. Сейчас – это маленькая сварливая старушенция, подвизающаяся на Кафедре военных систем радиорелейной, тропосферной и космической связи в качестве бессменного дежурного на телефонах.
Всю войну Поля 'провоевала' при Политическом отделе. Злые языки говорили что в те далёкие времена её очень любил некий Начальник Политотдела. Статус 'походно-полевой жены' (ППЖ) для молоденькой фронтовички так и не трансформировался в статус жены обычной, но в партучёт при политотделе одной из ленинградских военных академий сановитый полюбовник Полю пристроил.
Полюбовники менялись, но с тех пор в витязи своего сердца Поля всегда выбирала только политработников. Прикипела она к ним. Нравились Поле эти 'инженеры человечьих душ'. Порой ей казалось, что они могли всё. И даже всех.
Справедливости ради заметим, что эти её впечатления были не далеки от истины.
