продвигал идею развития химического оружия, в особенности отравляющих газов. Плоды его усердия стали самым известным примером вклада немецкой науки в Первую мировую войну. Хабер предоставил свой институт в распоряжение правительства и превратил его в Центр исследования и разработки химического оружия (R&D center for chemical warfare). Несколько молодых перспективных немецких ученых (впоследствии нобелевских лауреатов), таких как химик Отто Ган и физик Джеймс Франк, работали в это время именно на Хабера. В годы войны персонал института вырос до 1500 человек, включая 150 научных работников, его бюджет увеличился вдвое. В нём разрабатывались новые отравляющие газы, противогазы и другие средства защиты, газовые снаряды и другие средства поражения, а также эффективные стратегии использования химического оружия. Разработанные в институте отравляющие газы не стали основным оружием Первой мировой войны, но они терроризировали солдат обеих сторон и создали угрожающий прецедент использования науки в военных целях. После войны союзники причислили Хабера к военным преступникам.
Женевская конвенция.
За последние пять тысяч лет на земле произошло больше 14 000 войн, в которых погибли 5 млрд. человек. Одной из самых кровопролитных битв в мировой истории стало сражение при Сольферино: 24 июня 1859 года в нем сошлись 120-тысячная австрийская армия во главе с австрийским императором Францем Иосифом и 118-тысячная армия французов и итальянцев Наполеона III и Виктора Эммануила. Молодой швейцарец Анри Дюнан, ставший свидетелем этой битвы, был охвачен ужасом при виде огромного количества раненых, умирающих медленной смертью и терпящих невыразимые муки. Он добился встречи с императором Наполеоном III и уговорил его издать указ, предписывающий немедленно освободить всех докторов и санитаров австрийской армии, захваченных в плен во время оказания ими помощи раненым солдатам.
Спустя три года Дюнан издал книгу 'Воспоминание о Сольферино'. В ней он призвал все воюющие страны мира принять на себя обязательства по защите раненых на поле боя, а также тех, кто старается прийти им на помощь. Дюнан также выдвинул идею создать нейтральное общество для помощи раненым. Первое заседание комитета (который стал предтечей Международного Красного Креста) состоялось 17 февраля 1863 года. Тогда в его состав входили всего пять человек: Дюнан, Муанье, генерал Дюфур и врачи Аппиа и Монуар. В том же году пятеро основателей комитета предложили государствам всего мира прислать своих представителей в Женеву для обсуждения вопроса об улучшении участи раненых. Первыми на это предложение откликнулись 12 стран. Через две недели после начала конференции – 22 августа 1864 года – проект согласительного документа был принят участниками форума. Это и была первая Женевская конвенция. В ней содержалось всего 10 статей, но именно они заложили фундамент современного международного гуманитарного права.
Итак, 140 лет назад – 12 европейских государств приняли первую Женевскую конвенцию – документ, посредством которого его создатели стремились придать максимальную гуманность такой в принципе негуманной вещи, как война. Сегодня женевские соглашения ратифицированы практически всеми странами мира, жаль только, что их соблюдение оставляет желать лучшего.
Принятие конвенции не остановило войны, и не предотвратило появление новых орудий убийства, благодаря которым эти войны стали более кровопролитными. С течением времени первая конвенция устарела и была дополнена положениями второй, принятой в 1868 году и распространявшейся на участников не только сухопутных, но и морских войн. В третий раз её положения подверглись пересмотру в 1929 году – на этот раз с учетом опыта Первой мировой войны 1914–1918 годов, военные действия которой велись в невиданных до того масштабах. Впервые в истории противники в массовом порядке применяли друг против друга пулеметы, танки, авиацию и ядовитые газы.
22 апреля 1915 года – немецкие войска провели у Ипра первую крупную газовую атаку с использованием хлора. Использование газового оружия было в 1929 году запрещено Женевской конвенцией, и во времена Второй мировой войны оно не использовалось.
Последние дополнения в Женевскую конвенцию внесены в 1977 году. В настоящее время все четыре редакции Женевской конвенции широко используются во время судебных разбирательств.
Совместные усилия по всеобщему запрещению химического оружия привели к созданию ещё одного юридического инструмента – Конвенции о запрещении химического оружия (КХО). КХО стала международным законом 29 апреля 1997 г. Среди всех, когда-либо принятых международных соглашений она является одним из самых комплексных и всеобъемлющих договоров по разоружению и контролю над вооружениями. Исключительные возможности, предоставляемые КХО, привели к беспрецедентно быстрому росту числа её. В сфере юрисдикции договора КХО находится 98 % мировой химической промышленности и более 95 % населения планеты.
Несмотря на принятие КХО, угроза химического терроризма растёт.
Альтернативное искусство
Начальником кафедры полковник стал полгода назад.
Доктор военных наук во главе ведущей в академии технической кафедры – это уже само по себе нонсенс. А месяц назад, проснувшись ранним утром, полковник и вовсе обнаружил себя академиком Международной академии информатизации и связи. По совокупности трудов и заслуг.
С падением железного занавеса для носящих погоны учёных открылись и не такие перспективы. Это академиком РАН стать сложнее, чем верхом на утюге совершить кругосветное плавание.
Быть академиком было приятно, но пару раз, попав в гости к обычным, традиционным, академикам и прочим освещённым светом отечественной науки 'членам с корреспондентами', новоиспечённый академик заподозрил неладное. Российские, ещё СССР-овской закваски, академики вели себя с ним как-то снисходительно. Не как равные с равным.
Без ожидаемого уважения.
Они неизменно брали его под локоток и вели к обрамленным в вычурные золочёные рамки картинам.
– Этого Глазунова я приобрёл ещё тогда, когда Илья Сергеевич был никому не известным молодым шалопаем, – говорил ему отчего-то важничающий старый пень и ревниво следил за реакцией полковника.
Не найдя в его глазах желаемого отклика, академик сочувственно кивал каким-то своим мыслям и напрочь терял интерес к своему военному коллеге.
В самих картинах и в их наличии, несомненно, был какой-то подвох.
Дома у полковника никогда никаких картин не было.
Смутное ощущение разрешимости «картинной» проблемы возникло у свежеиспечённого академика ранним утром. Память у него всегда была хорошей – не подвела она и в этот раз. Он вспомнил, что на его кафедре имеются адъюнкты. И один из них закончил в своё время художественное училище. Так было написано в личном деле.
Вызвать адъюнкта в кабинет было делом пары минут.
– Товарищ полковник!.. – начал было доклад прибывший адъюнкт.
– Присаживайся, Сан Саныч! – прервал его начальник. – Вопрос у меня к тебе. Говорят, ты в живописи разбираешься? И даже что-то там по этому профилю заканчивал?
Толком испугаться адъюнкт не успел, но неладное заподозрил сразу:
– Было когда-то… – уклончиво ответил он. – На заре туманной юности.
Полковнику неопределенность ответа не понравилась. Он нахмурился и, начиная раздражаться, принялся выстукивать автоматическим карандашом по покрывавшему стол стеклу:
– Мне картина нужна. Домой. Примерно метр на метр сорок. А то у всех академиков есть, а у меня – нет. Не порядок. Понимаешь?
– Маслом? Картина? – уточнил разом вспотевший адъюнкт и, в ритме постукивающего карандаша, живо представил, как ему, за свой счёт, придётся приобретать масляные краски, холст и подрамник.
Вспомнив, что к висящей на стене картине желательна красивая и, естественно, дорогая рама, майор впал в окончательную прострацию: офицерам в академии не платили уже четвертый месяц, и то, что они до сих пор не перемёрли от голода, а продолжали преподавать, учиться, писать учебники, диссертации и конспекты – было своего рода чудом.
