секунды не сомневался — это ее рук дело.
Чего ради ей вздумалось подать на меня в розыск? Или она вычислила, как я утаил от нее то, что Мирлин остался жив?
Тут я с досадой подумал: 'Дернул же меня черт оставить против себя улики мои мемуары, записанные в файлах диск-библиотеки'.
На планетоидах, как правило, тюрем не делают, поэтому меня посадили в обычную каюту со специальным замком. Все в ней было как положено — койка, миниатюрный санузел, пищераспределитель и несколько дисплеев. Очень скоро выяснилось, что дисплеи для пущей безопасности заблокировали. Я мог сколько угодно смотреть по ним телепрограммы или старые фильмы, но не мог позвонить. От связи меня отрезали.
Это показалось мне дополнительным оскорблением в придачу к зуботычине, поэтому, вместо того чтобы тихо сидеть, я стал искать канал связи с внешним миром. Начал с того, что потребовал адвоката, но система мой вызов не пропустила, тогда я попытался вызвать врача. Когда компьютер запросил мои симптомы, я убедил машину, что у меня, вероятно, сломана челюсть. Ничего не стоит обвести искусственный интеллект вокруг пальца, стоит лишь завладеть его вниманием. Через десять минут ко мне в камеру вошла докторша.
— Меня зовут Марийо Кимура, — сказала она, протягивая руку, чтобы ощупать мой подбородок. — А челюсть у вас не сломана.
— Неужели? — произнес я. — Вы не представляете, как я рад это слышать. Но она чертовски болит.
Могу побиться об заклад — она мне не поверила.
— Вы уж простите, что я не при смерти, но мне очень нужно с кем-нибудь поговорить. Я чуть ли не год просидел наедине с самим собой в крохотном звездолете, и первый же человек, которого я встретил, сделал попытку меня нокаутировать. А затем меня бросили сюда с явным намерением сгноить заживо. По-моему, это жестоко и негуманно. Я понятия не имею, какие у вас здесь действуют законы, но, может, вы посоветуете, что мне делать в моем положении. Вызвать адвоката я уже пытался.
— На Весельчаке нет адвокатов, — сказала доктор Кимура. — Нам они не нужны.
— Но стоит же у вас взвод военно-космических сил. Что, без них вы обойтись не можете?
Она открыла свою сумку и, покопавшись, достала пузырек с какой-то жидкостью. Затем смочила ватку и решительным жестом усадила меня на койку. Я понял: сейчас будет больно — такова медицинская традиция, корнями уходящая в века. Но я встретил боль как настоящий мужчина.
— Мистер Руссо, — сказала она, — я не знаю точно, что вы совершили. И я не одобряю ни способ, которым вас сюда заманили, ни то, что рядовой Блэкледж позволил себе вас ударить. Но вы тоже должны постараться понять ситуацию. Пока вы сидели где-то там, в своей системе, мы пережили здесь долгую войну. Корабли саламандров вторгались в наше пространство не менее сорока раз. Все это время мы были объектами для оккупации или полного уничтожения. Большинство из нас просидело здесь все десять лет, пока шла стрельба, и планетоид стал нашим домом, а перемещаться по системе тогда было совсем не просто. Одной ракеты было достаточно, чтобы разнести Весельчак на мелкие куски, поэтому мы с радостью разместили у себя форпост военно-космических сил, защищавших нашу систему. И симпатии к дезертирам вы здесь не найдете.
— Изменится ли ваше отношение, если я скажу, что я невиновен?
— Разумеется. Но ведь это надо доказать, не так ли?
— Вот поэтому мне и нужен какой-либо официальный представитель. Военно-космические силы затеяли против меня какую-то непонятную вендетту. Мне нужен адвокат со стороны, а не их карманный защитник. Я — не дезертир.
Пока она изучала меня своими черными глазами, на лице ее не отражалось никакой ответной реакции. У нее была миниатюрная фигурка — ростом не выше метра шестидесяти пяти, — и даже с учетом того, что я сидел, а она передо мной стояла, наши глаза находились примерно на одном уровне.
— Значит, не дезертир? — спросила она. — Тогда что вы делали во время войны, мистер Руссо?
То был удар ниже пояса. Чего от меня хотели — чтобы я бросился домой в ту же минуту, когда узнал, что у нас начались серьезные боевые действия? Задавать этот вопрос вслух не требовалось. Понятно, что ответ наверняка был «да».
На Асгарде война всегда казалась какой-то далекой, и в том космополитичном мире легко было поддаться мировоззрению тетраксов. А это значит рассматривать и землян, и саламандров как две равнозначные банды варваров, которые сами не ведают, что творят.
— Мне надо кому-нибудь рассказать всю историю со своих позиций, — произнес я вежливо, но твердо.
Докторша выбросила ватку в мусоросборник и закрыла сумку.
— Я посмотрю, что можно для вас сделать, — пообещала она. — Но не думаю, что вам от этого будет какая-то польза.
У меня было мрачное предчувствие, что она права.
Хлопоты доктора Кимуры насчет меня принесли определенные плоды. Она, должно быть, пошла прямиком к руководству, потому что следующим, кто нанес мне визит, был главный человек на планетоиде. Звали его Аюб Хан. Он был высокого роста и солидного вида, с небрежной грацией в движениях. У меня сложилось впечатление, что ему от роду положено быть главным, где бы он ни находился на планетоиде или на целой планете.
— Мне очень жаль, — произнес он с видимым участием, — что от имени Солнечной системы нам пришлось встретить вас столь печальным образом. Мы понимаем, что вы только что вышли из, так сказать, 'добровольного одиночного заключения' и что, к несчастью, вам пришлось вновь ему подвергнуться, теперь не по своей воле. Но у нас связаны руки. Военно-космические силы утверждают, что вопрос этот находится исключительно в их юрисдикции, и у них есть для этого основания.
— На Асгарде меня забрали в армию в результате ложного обвинения в совершении преступления, — сказал я ему, заранее понимая тщетность своих потуг. — Мои услуги были предметом кабального договора, по которому я мог попасть в рабство к людям, подставившим меня. Со временем правда выплыла на поверхность, и по тетронским законам подписанный мной контракт стал недействителен. Подразделение военно-космических сил выполнило свою задачу, после чего мне был выдан официальный документ об увольнении из армии. Я вовсе не дезертир; у них нет права арестовывать меня.
Хан только пожал плечами:
— Тетронские законы здесь не действуют, мистер Руссо. Данный случай должен быть рассмотрен в соответствии с законодательством Объединенных Наций. Я уверен, что трибунал примет к сведению все относящиеся к делу факты.
— А что, дезертиров нынче расстреливают? — поинтересовался я.
— Крайне редко, — заверил меня он. — В большинстве случаев пойманные дезертиры просто дослуживают свой срок в штрафном батальоне.
— Отличная перспектива, — мрачно произнес я.
— Враг побежден, но у военно-космических сил еще много работы, подчеркнул он. — После межзвездной войны вокруг такая разруха! Нашим колониям надо заново отстраиваться, и об оставшихся саламандрах тоже необходимо позаботиться. Даже в штрафном батальоне у вас будет полезная и ответственная работа.
Не скажу, чтобы эти радужные перспективы вызвали во мне большое воодушевление.
— Мистер Руссо, — мягко произнес он, — мы все очень рады считать вас на Весельчаке своим гостем, невзирая на реальные обстоятельства. За еду и пользование информационными сетями платы мы с вас не возьмем. Но законы одинаковы как для вас, так и для нас, поэтому мы обязаны действовать в рамках, определяемых обстоятельствами.
Он очень сильно напоминал мне моего последнего тюремного охранника Акилу-69, который тоже был до щепетильности вежлив.
— Очень признателен, — ответил я довольно неискренне. — Мне хотелось бы, если можно, задать несколько вопросов. Насколько я понимаю, военно-космические силы были заранее предупреждены, что я
