сами поймут: настало время обратить на себя внимание, поскольку Мирлин заверил меня, что они будут подслушивать мой разговор со сционами. Но в ответ лишь молчание и полное бездействие.
'А не могло ли случиться, — подумал я, — что истоми больше не контролируют свои системы и не смогут ничего предпринять против захватчиков? Но если так, то где, о где же ты, Мирлин?' — Вы не вправе выдвигать здесь никаких требований, — сказал я голубоглазому. — Вам следовало бы это усвоить.
— Дела обстоят таким образом, — произнес скарид, — что у нас гораздо более сильная позиция, чем ты думаешь. Насколько я знаю, ты был ранен, когда тебя сюда тащили, и не видел ни лифта, ни шахты, соединяющей этот уровень с верхними. Это очень глубокая и необычайно широкая шахта. Я не знаю, на сколько уровней она идет вниз, но над нами их точно несколько сотен. В общем огромная шахта.
— Ну и что? — спросил я.
— А то, что теперь она опасна, — произнес Финн, нехорошо улыбаясь. — Все таблички там написаны на неизвестном нам языке, но кто бы их ни оставил, любому существу, обладающему хотя бы каплей интеллекта, они будут понятны. Сюда вниз мы добирались долго, и у нас было достаточно времени, чтобы разобраться в этих письменах. Клеть прекрасно ездит вверх и вниз по всей длине шахты, а шахта достаточно глубока, чтобы высосать на себя большое количество воздуха из этого уровня. Надо только подложить взрывчатку и взорвать дверь лифта. Одним большим взрывом мы можем разворотить ее ко всем чертям, а если люди этого уровня любят воздух, то будут с нами говорить. О'кей?
Я сокрушенно покачал головой.
— Ты так ничего и не понял, — произнес я, внутренне кипя от его идиотизма. — Ты совершенно не представляешь себе, в какой Вселенной все мы сейчас находимся, и не важно, хватит ли у вас взрывчатки пробить дыру в уровне. Возможно, хватит. Но истоми вы не причините никакого вреда. Им не нужен воздух так же, как и свет. Вы можете годы напролет палить в них из своих дурацких пищалей, и это не нанесет им абсолютно никакого урона. Неужели до ваших куриных мозгов не доходит, что ваше оружие больше никуда не годится?
Они одновременно посмотрели на ружья, все еще нацеленные мне в грудь. Я повернулся к Талии и Каллиопе: ну, можете ли вы хоть немного помочь? Кажется, я сделал все, что мог, и теперь настал их черед. Но те лишь обалдело наблюдали странные взаимоотношения совершенно чуждых им существ. Вероятно, они даже не думали, есть ли у них повод для беспокойства.
— Мы можем провести вас туда, где вы свяжетесь с Девяткой напрямую, сказала Каллиопа. Я не совсем понял, что она имела в виду. Разумеется, Девятка присутствовала и здесь. Она была в стенах, она была в небе, она слышала каждое слово, и нам не нужно никуда идти. Или я что-то не понял?
Но мог ли я жаловаться? Я был всего лишь сторонний наблюдатель.
— А тебе. Финн, разве они до сих пор не встречались? — спросил я. — Когда ты проснулся, там не было никаких призраков?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил он.
— Мне следовало бы предупредить Мирлина, что не стоит будить спящих собак. Ну хотя бы самого Мирлина ты видел?
— Того верзилу, который выводил меня из жуткого лабиринта?
— Разумеется.
— Он пошел обратно как раз перед тем, как я повстречал здесь своих товарищей.
— Они вовсе не твои друзья, Джон, — произнес я, переключившись с пароля на английский. — По сравнению с ними военно-космические силы для тебя все равно что мать родная. Ты можешь быть куском дерьма, но ты — кусок дерьма под командованием Сюзармы Лир. Ей ты можешь доверять. А неандертальцы стрельнут тебе в спину с той же легкостью, с какой смотрят тебе в глаза.
Голубоглазый вздернул ружье, чтобы показать, что мой образ действий ему не нравится.
— Заткнись, Руссо, — произнес Финн на пароле.
— Я хочу, чтобы меня отвели к начальству. И немедленно! — потребовал голубоглазый.
Тут в разговор вступила Талия-7 и заговорила с захватчиками, как я понял, на их языке.
Офицер ответил на нем же и, что самое удивительное, вступил в серьезный диалог со сционками. Внезапная отставка меня несколько задела и заставила обеспокоиться. Наиболее очевидная причина перехода на другой язык состояла в том, что товарищи голубоглазого не знали пароля и теперь могли понимать все, что говорилось. Но в глубине души меня не покидало грызущее сомнение: может, они просто не хотят, чтобы я все это слышал? Пришлось себе напомнить, что сционы могут сколько угодно быть похожими на долговязых плюшевых мишек, но откуда знать, на чьей они стороне.
Прошло около трех минут, прежде чем они опять перешли на понятный мне язык. Говорить была очередь Каллиопы.
— Мы сделаем все, что хочет этот человек, — произнесла она, подтверждая ранее высказанное ею же нелепое предложение. — Мы проведем их по коридорам, чтобы они получили возможность поговорить с Девяткой напрямую.
Ну, если она хотела подключить их к линии, то я не возражал. В конце концов это был мир Девятки, а все мы, независимо — знали мы это или нет — были для хозяев не более чем насекомые. И тут уже не стоял вопрос, насколько интересен каждый из нас сам по себе: Все козыри были в руках Девятки, я в этом ни секунды не сомневался и готов был играть в любую игру, какую она предложит.
— О'кей, — произнес я. — Раз надо, значит, надо. С этими словами мы двинулись обратно в лабиринт коридоров, представлявший из себя лишь крохотную часть тела Девятки. По дороге я чувствовал себя очень неуютно, потому что Финн шел у меня за спиной, нацелив ружье между лопаток. Оставалось одно утешение: если Финну встречаться с привидениями раньше не доводилось, то сейчас ему от этой встречи никуда не деться.
Чтобы идти по узким коридорам, нам пришлось растянуться цепочкой. Талия-7 и Каллиопа-4 ее возглавляли, сразу же за ними шли скаридский офицер и один из его крепких парней, угрожающе выставив ружья. Затем шел я, а в затылок мне дышал Джон Финн, по-прежнему наслаждаясь возможностью держать меня на мушке. Замыкали колонну двое скаридских солдат — за стенами иглу было подкрепление. Еще двое остались снаружи, прикрывая, согласно военной теории, тылы экспедиции.
Пока мы шли по лабиринту, я не уставал надеяться, что стены по бокам вдруг оживут, отобрав у наших конвоиров контроль над ситуацией одним росчерком парализатора, что было для них не сложнее, чем отобрать конфету у ребенка. Однако ничего не происходило, и внутри меня начали роиться сомнения. Где-то впереди находились Мирлин и Ту-льяр-994, и откуда мне было знать, предупредили ли их о происходящем. Да и вообще, не ошибаюсь ли я, полагая, что Девятка сидит, как на спектакле, ожидая, кто кого здесь выставит за дверь.
Однажды, проходя мимо темного коридора, я хотел было рвануться в бегство, но Финн был ко мне слишком близко и слишком жаждал подвергнуть наказанию за любое неповиновение. Да и куда мне было бежать?
Стены по сторонам по-прежнему оставались черными. Никаких проблесков не просматривалось, а жизнь внутри них текла невидимо, вероятно, желая оставаться скрытой. Сционки вели сквозь лабиринт уверенно, без каких-либо колебаний. Я заметил, что офицер с белесо-голубыми глазами начал беспокоиться, когда до него стало доходить, что в случае чего ему отсюда никогда без посторонней помощи не выбраться. Дважды он подносил рацию к губам, чтобы связаться с людьми, оставшимися снаружи, и убедиться, не вышел ли он за пределы радиуса ее действия. Для себя я пока так и не решил, как относиться к рассказанной Финном истории о шахте и взрывчатке — не дурацкий ли это блеф, выдуманный от безысходности, — но у офицера каждый раз, когда он проверял возможность послать саперам команду на подрыв, вид был совершенно серьезный.
Я полагал, что Девятка при желании может обрубить ему связь в любой момент, поэтому, если дело дойдет до разборок, тот ничего не успеет передать. Но сомнение оставалось. Ничего не происходило, и я не мог понять почему.
Тогда я решил черпать уверенность в юморе, повторяя про себя шутку, что от Девяти Муз следовало ожидать обострения драматичности событий и нагнетания состояния неизвестности. Но иногда даже собственный юмор кажется несмешным.
Наконец мы пришли. В стене образовался проем, заставив голубоглазого от удивления отвесить