— Увидимся после Харибды.
— Или в Элизиуме, — с улыбкой ответил Луций.
Септимий молча слушал наставления капитана Луцию. Центурион не понимал, что собирается делать Аттик, хотя капитан прав относительно карфагенян. Они жертвуют одним кораблем, чтобы истощить силы «Аквилы», сделать ее беспомощной, неспособной ползти даже малым ходом. Капитан повернулся и убежал, торопясь занять свое место на баке. Луций вернулся к наблюдению за приближающейся галерой. Морские пехотинцы крепко держали скутумы, на стену из которых уже посыпались стрелы. Септимий стоял рядом с помощником капитана.
— Луций, что такое Сцилла и Харибда, скала и водоворот?
— Сцилла — это скала, а Харибда — водоворот, — ответил Луций, не отрывая взгляда от преследователей. — Древние верили, что когда-то они были прекрасными морскими нимфами, которые разгневали богов и понесли наказание. Сцилла превратилась в скалу, которая вытягивается в море, хватая проходящие мимо суда, а Харибда — в водоворот, проглатывающий того, кто пытается уклониться от Сциллы.
Луций умолк, оценивая расстояние до врага, а затем крикнул, обращаясь к гребцам на нижней палубе:
— Начальник гребцов! Скорость атаки!
Септимий слышал, как начальник гребцов повторяет приказ двум сотням истекающих потом рабов, и «Аквила» мгновенно отреагировала на команду. Луций еще раз посмотрел сквозь щель между щитами, удовлетворенно хмыкнул и невозмутимо продолжил разговор.
— Любое судно, не знакомое с проливом — а мы надеемся, что карфагеняне не знают фарватера, — может выбрать курс вдоль сицилийского побережья. С этой стороны пролива придется пройти между Сциллой и Харибдой, скалой и водоворотом.
Сначала Каралис подумал, что римская галера не отреагирует на атаку, либо примирившись с судьбой, либо предпочитая погибнуть с честью, а не спасаться бегством. Возможно, у него будет шанс обагрить свой меч кровью.
Каралис, как и большинство членов команды, был уроженцем Сардинии и, несмотря на уважение к власти финикийцев, покоривших его родину, ненавидел их высокомерие. Капитан прекрасно понял замысел адмирала, однако это не умерило его гнев: Каралис знал, что выбор «Сидона» в качестве жертвы объяснялся именно его происхождением. Губы капитана начали растягиваться в улыбке, когда он подумал, что лишит карфагенян удовольствия пролить первую кровь, но в это мгновение римская галера ускорилась до скорости атаки, отреагировав на действия преследователей. Капитан выругался. «Сидон» по-прежнему шел в ста ярдах от римского судна. Теперь их уже не догнать. Даже со своего места в хвосте авангарда Каралис видел, что римская трирема легче и быстрее его галеры. По его прикидкам, скорость у нее как минимум на два узла выше, и, чтобы не отстать, его гребцам придется работать интенсивнее. Хотя все это не имеет значения, подумал он. Даже лучшие гребцы могут поддерживать скорость атаки не больше пятнадцати минут. При таранной скорости они выдыхаются за пять. Капитан выполнит приказ. Он будет поддерживать скорость, не считаясь ни с чем. Заставит рабов грести за пределами их сил, за пределами выносливости. Они истощат силы римских рабов, и тогда оба судна, римское и сардинское, остановятся: сардинское для отдыха, а римское для того, чтобы погибнуть.
Аттик отер брызги с лица, вглядываясь в морскую гладь впереди триремы. Теперь «Аквила» делала одиннадцать узлов — скорость атаки. Он вытянул правую руку, сигнализируя Гаю, чтобы тот немного изменил курс, проведя судно справа от Сциллы, почти вплотную к скале. По оценке Аттика, они увеличили скорость минут десять назад. Капитан знал возможности своих гребцов, ценил их и понимал, что скоро наступит предел их сил. Он снова впился взглядом в морские волны прямо по курсу галеры.
«Вот! — мысленно воскликнул Аттик. — Вот он… прямо впереди, в восьмидесяти ярдах!»
Он быстро повернулся и посмотрел на корму, где в шестидесяти ярдах от него стоял Луций, не отрывавший взгляда от своего капитана.
— Давай, Луций! — крикнул Аттик и вскинул кулак, подавая сигнал.
По всему судну разнеслась громкая команда Луция:
— Таранная скорость!
Каралис оглянулся на две карфагенские галеры, шедшие в ста ярдах позади него. С каждым ударом весел «Сидона» они отставали все больше, но капитан знал: когда римская галера остановится, карфагеняне настигнут ее за считаные минуты. Быстрым шагом он пересек палубу, направляясь к корме, к трапу, ведущему на нижнюю палубу, где располагались гребцы. Начальник гребцов сидел у нижних ступеней трапа, отбивая ритм, немного превышавший скорость атаки, чтобы не отстать от римской триремы. Прошло уже десять минут, и пора было переходить на таранную скорость. Понимая, что его галера не примет участия в уничтожении противника, капитан все равно волновался, предвкушая завершающий этап погони. Никогда еще он не поддерживал таранную скорость больше двух минут. Как правило, этого хватало для разгона галеры до максимальной скорости двенадцать узлов — вполне достаточно, чтобы таран «Сидона» пробил самую прочную обшивку.
— Начальник гребцов, тара… — Он озадаченно замолчал, увидев, что римская галера снова ускорилась. Но через секунду опомнился. — Таранная скорость, начальник гребцов, таранная скорость!
Каралис бросился на бак, торопясь убедиться, что глаза его не обманывают. Корабли разделяло всего сто ярдов, и римская галера была хорошо видна. Она легко скользила по волнам — изящные обводы давали преимущество в скорости. Каралис замер в изумлении. Всемогущие боги, зачем римлянам увеличивать скорость, если их никто к этому не вынуждает? Ведь на максимальном ходу гребцы продержатся лишь несколько минут. Капитан «Сидона» все еще пытался понять, что за безумие овладело римлянами, когда все двести весел римской триремы вдруг одновременно поднялись из воды.
Теперь нос «Аквилы» рассекал волны со скоростью тринадцати узлов, а начальник гребцов поддерживал ритм восемьдесят ударов в минуту — по сорок гребков для каждого из двух рядов весел триремы. Аттик перегнулся через носовые поручни, оценивая расстояние между «Аквилой» и краем водоворота впереди. Затем вновь поднял правую руку, сигнализируя небольшое изменение курса, и судно мгновенно отреагировало на уверенное движение Гая, стоявшего у руля в шестидесяти ярдах позади капитана. Аттик опустил руку, и судно легло на курс, который должен был провести галеру по самому краю бездны — разверзнутой пасти Харибды.
Капитан позволил себе оглянуться на преследовавшую их вражескую трирему. Стена из щитов заслоняла ее корпус, но, судя по положению весел, карфагеняне точь-в-точь повторяли их маневры, опасаясь, что в попытке ускользнуть добыча может внезапно сменить курс. Он снова повернулся к носу судна, сосредоточившись на той точке, где «Аквила» коснется края водоворота. Осталось сорок ярдов… теперь тридцать… двадцать.
Ошибиться нельзя. Если он поспешит, судно замедлит ход и потеряет управляемость, а если подаст сигнал слишком поздно, то гребцы по правому борту станут жертвой мощного течения Харибды.
И вот он, решающий момент — еще десять ярдов, и Харибда набросится на них. Аттик резко повернулся и посмотрел на Луция, не покидавшего свой пост на корме. Их взгляды встретились.
— Давай, Луций! — громовым голосом прокричал капитан.
— Начальник гребцов, сушить весла! — мгновенно отреагировал помощник.
Команду тут же повторили на нижней палубе. Барабан смолк. Рабы резко наклонились вперед, повернув весла так, что лопасти поднялись над водой.
«Аквила» набрала скорость, поначалу почти незаметно. Аттик бегом бросился на корму, мельком заметив побелевшие от страха лица морских пехотинцев, которым еще не приходилось сталкиваться с яростью Харибды. Слева от «Аквилы», всего в шести футах от ее корпуса, стремительно вращались воды водоворота — в противоположном направлении, но не мешая движению судна.
Гай неподвижно застыл у руля. В его взгляде читалась решимость во что бы то ни стало удерживать
