румпель вдоль оси судна — дабы не попасть в собственную ловушку, «Аквила» должна удержаться на прежнем курсе. Капитан встал рядом с ним и положил ладонь на румпель, стараясь не пропустить характерную вибрацию, выдающую давление на лопасть руля.
Аттик увидел реакцию Гая за мгновение до того, как легкая дрожь под его ладонью подтвердила невероятную интуицию рулевого, и крепко сжал румпель. Под «Аквилой» невидимые щупальца подводного течения, слишком слабые, чтобы атаковать семидесятитонный[5] корпус, набросились на руль, угрожая повернуть его. Через несколько секунд давление увеличилось десятикратно, и мышцы на руках капитана и рулевого лихорадочно напрягались и расслаблялись в попытках удержать румпель.
Время словно замедлилось, и Аттик мысленно отсчитывал секунды, необходимые для того, чтобы миновать водоворот. Лицо Гая рядом с ним покрылось пятнами от напряжения; галера теряла скорость, и враг приближался. В воздухе отчетливо звучали слова Луция, отсчитывавшего уменьшающуюся дистанцию между судами.
— Семьдесят ярдов!.. Шестьдесят ярдов!
Весь экипаж с напряженным вниманием следил за усилиями капитана и рулевого. Аттик почувствовал, как румпель чуть-чуть сдвинулся под его рукой, и на секунду его захлестнула волна паники — он испугался, что проложил курс слишком близко к водовороту.
«Держи курс, „Аквила“!» — мысленно взмолился он, пытаясь передать свою волю судну.
Давление на руль ослабло, и Аттик понял, что опасность миновала. Море вокруг галеры успокоилось, а водоворот остался сзади, справа по борту.
— Луций, приготовься к набору хода. — Капитан повернулся к помощнику: — Спускайся вниз, собери все резервы и, если надо, используй экипаж. Делай что хочешь, но мне нужна скорость атаки, и как можно быстрее.
— Слушаюсь, капитан, — ответил Луций и без промедления отправился выполнять приказ.
Аттик подошел к кормовому поручню, чтобы взглянуть на преследователей. Теперь, с довольной улыбкой подумал он, карфагеняне почувствуют на себе гнев Харибды.
«Сидон» мчался по волнам со скоростью двенадцать узлов, каждые пять секунд сокращая расстояние до римской триремы на десять ярдов. Каралис несколько мгновений колебался, не в силах понять действия капитана римлян, но затем многолетний опыт командования галерой взял верх. Через минуту они догонят врага. Отбросив сомнения, Каралис стал отдавать приказы экипажу.
— Подготовиться к столкновению! Собрать абордажную команду!
Они протаранят корму римской галеры — смертельный удар, крушащий руль и пробивающий корпус ниже ватерлинии. Пока римляне будут приходить в себя, абордажная команда перемахнет через кормовые поручни и расправится с командирами, собравшимися на корме. Каралис лично поведет своих людей, и они никого не пощадят, а когда его корабль освободится, вырвав бронзовый таран из корпуса врага, римская трирема скроется под водой, увлекая за собой рабов, цепями прикованных к веслам.
Дистанция сократилась до пятидесяти ярдов, когда на римской триреме вновь заработали веслами. Слишком поздно, глупец, подумал Каралис. «Сидон» проходил то место, в котором римские гребцы неожиданно подняли весла из воды. Они настигнут добычу через пятьдесят секунд.
На нижней палубе «Сидона» рабы не знали, что происходит наверху. Каждый из двухсот человек, прикованных цепями к веслам, пребывал в собственном, персональном аду. За долгие годы на веслах многие из них огрубели и работали молча: весь их мир сжался до неизменного ритма, управляющего ударами весел: напряжения всех сил при гребке, короткого расслабления, когда весло идет вперед, и секундного отдыха перед тем, как напрячь мышцы для следующего гребка. Пот смешивался с кровью, выступавшей на спинах от ударов бича надсмотрщика, и рабы один за другим падали в изнеможении, но упавшего ждало жестокое избиение, а его место занимал гребец из резерва. Безжалостный ритм не должен нарушаться.
Тридцать гребцов правого борта носовой части галеры первыми почувствовали хватку Харибды. Всего в шести футах от них, с внешней стороны корпуса корабля, течение водоворота неслось со скоростью двадцати узлов. Подчиняясь ритму барабана, гребцы завели весла вперед и одновременно погрузили лопасти в воду. В одно мгновение весла вырвались из их рук и, увлекаемые течением, развернулись параллельно корпусу галеры. Послышались отчаянные крики рабов в двух нижних рядах — весла верхнего ряда, длиной пятнадцать футов и весом пятьдесят фунтов, повернулись в уключинах, убив и покалечив многих гребцов. Секунду спустя та же участь ждала вторую группу из тридцати гребцов: повинуясь ритму барабана, они погрузили весла в водоворот. На нижней палубе весь правый борт был объят хаосом. Левый борт продолжал грести в полную силу, захлопывая капкан.
Воздух вокруг Каралиса наполнился треском ломающегося дерева и криками боли с нижней палубы, а «Сидон» резко накренился, потеряв тягу правого борта. Капитан бросился к поручням по правому борту и увидел, как вторая группа весел ударяется о корпус; воздух вновь огласился звуками, свидетельствовавшими о катастрофе, случившейся с кораблем.
— Великие боги… — прошептал он и, увидев причину несчастий, содрогнулся от страха.
Галера все еще разворачивалась вправо, так как рабы по левому борту продолжали грести, направляя бронзовый таран прямо в водяную воронку. Возникло ощущение, что кто-то из богов схватил «Сидон» и развернул, отчего Каралис и стоявшие рядом с ним матросы попадали на палубу. Выстроившиеся на корме лучники полетели за борт. Их крики скоро смолкли — людей мгновенно засосало в пучину.
Каралис лихорадочно оглянулся, ища спасения. Но спасения не было. Рулевой мертв: ударом румпеля ему раздавило грудь. «Сидон» стал неуправляем.
— Ко мне, на помощь! — крикнул Каралис троим, лежавшим на палубе.
Если не удастся изменить курс «Сидона» после того, как галера проскочит водоворот, корма судна попадет прямо в воронку. Тогда конец.
Матросы замерли в ужасе, не в силах двинуться с места и не понимая, что за силы схватили их судно.
— Живо! — взревел Каралис. — Пока я не сбросил вас за борт, прямо в пасть чудовища!
Матросы мгновенно вскочили — страх перед капитаном и его угрозы оказались сильнее растерянности. Они бросились на кормовую палубу вслед за Каралисом, но один не удержался на палубе стремительно поворачивающейся галеры и полетел за борт.
Из-за вращения судна руль с силой прижимало к корпусу, словно он был прибит гвоздями к обшивке. Три человека изо всех сил налегли на шестифутовый румпель, пытаясь выровнять руль. Они боролись с почти непреодолимой силой — течение, мчавшееся со скоростью двадцать узлов, подхватило нос «Сидона», увлекая за собой лопасть руля и передавая усилия на рукоятку румпеля, которую пытались удержать капитан и два матроса. Сопротивление немного ослабло, когда нос галеры миновал водоворот, но, несмотря на неимоверные усилия, направленные на то, чтобы выровнять руль, Каралис понимал, что битва проиграна. Инерция восьмидесятитонной галеры слишком велика. Крики матросов подтвердили опасения капитана: Каралис почувствовал, как водоворот захватывает корму «Сидона», засасывая судно в пучину — вместе со всеми, кто находился на его борту.
С расстояния шестидесяти ярдов до Аттика доносились крики рабов и треск весел на вражеской галере, попавшей в объятия Харибды. В течение нескольких секунд ее нос затянуло в водоворот, и она развернулась кормой к «Аквиле». Аттик с ужасом и восхищением наблюдал, как несколько человек пытались удержать румпель вражеского судна, но их усилия оказались тщетными, и галеру карфагенян неумолимо засасывало в пучину Харибды, а захваченная течением корма приближалась к центру воронки. Таких криков ужаса ему еще не приходилось слышать.
— Септимий! — позвал капитан.
Центурион подошел, изумленно качая головой.
— Всемогущие боги, Аттик. Такое вижу впервые. Какой же силой должно обладать море, чтобы так вот схватить корабль и проглотить его?
— С одним за нас разделалась Харибда, — сказал Аттик. — Тот карфагенянин, что был справа от головного корабля, идет прямо на водоворот. Они увидят опасность и либо прекратят погоню, либо попытаются обогнуть ловушку. В любом случае они не представляют для нас угрозы. Но мы еще слишком
