понял, что им не уйти. Существо, что все называли гнором, в мгновение ока оказалось на берегу, даже не коснувшись водной глади. Капюшон длинного балахона вспух, вырастая в три человеческих роста и превращаясь в подобие огромной, колышущейся змеи. Поняв всю бесплодность своих попыток убежать, Алексей вдруг принял совершенно неоправданное решение. Он остановился, подхватив попавшуюся под ноги палку размером с бейсбольную биту. Развернувшись к врагу, он поднял над головой это свое оружие, ожидая встречи с совсем не страшным с виду противником. Алексей почти не сомневался, что его и по местным меркам крепкая фигура, и нависшая тяжелая палица одним своим видом остановят этого недоразвитого карлика. Но произошло все совершенно иначе. Трепещущая змея обрушилась на него. И ее прикосновение не было прикосновением легкой материи, отпущенной играющей с ней ветерком. То, что ударило Алексея, просто отшвырнуло его с пути, как рассекающий воду нос лодки отбрасывает водомерку. Перевернувшись в воздухе, Алексей больно грохнулся о толстый ствол векового дерева, выпустив палку из рук. Злобно ворча то ли проклятия, то ли неведомые, недобрые молитвы, карлик шагнул дальше, но на его пути снова возник человек. Капюшон начал вспухать, опять поднимаясь огромной змеей. Однако теперь Алексей не стал наивно ждать, как в первый раз. Он прыгнул на карлика, рассчитывая на успех в рукопашном бою. До врага оставалось меньше шага, когда превратившееся в множество языков струящегося пламени полотнище капюшона рухнуло на него, оплетая холодными объятиями, вознося вверх. Алексей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, как ни старался. А объятия сжимались все сильнее, грозя расплющить, сломать, смять…
И тут из зарослей ударила тяжелая стрела. За ней вторая, третья. С другой стороны полетели легкие стрелы, пытаясь найти брешь в защите гнора. Однако эти стрелы не наносили ему никакого вреда. Полы балахона закружились, отражая летящие жала, словно невесомые птичьи перья. Алексей вдруг почувствовал, что путы ослабли, одновременно замечая стоящую в прогалине среди деревьев точеную женскую фигурку, озаренную светом луны. Девушка плела руками паутину, словно ловя тонкими пальцами сам лунный свет, превращающийся в серебряные, почти осязаемые нити. Алексея отлично помнил, что это значило. Из ближайших зарослей с яростным боевым кличем выскочил гном, вскинув над головой тяжелое лезвие секиры. Карлик лишь едва заметно повел плечом, и Оторок, подобно Алексею, отлетел в сторону, гулко ударившись о ствол дерева.
И тут Алексей вновь почувствовал шевеление в руке. Только теперь это уже не был мягкий, теплый зверек, робко толкающийся в ладони. Вместе с его яростью, клокочущей в груди, сила, холодная и безжалостная еще больше, чем острая сталь, рвалась неудержимо наружу. Холод этого спокойствия захлестнул Алексея, перемешавшись с яростью и дав понимание своей новой мощи. Перестав бороться с путами, он как сквозь воду скользнул сквозь них вниз, словно в воронку водоворота, проваливаясь в круговерть пламени. Черный меч, полностью сформировавшийся и опущенный сейчас параллельно телу, рассекал материю. Материю, превратившуюся под его напором из живой тверди в кружащуюся на ветру ткань. Алексей влился в это падение, превратившись с мечом в единое орудие и в глубине души успевая удивляться, как ему теперь легко и понятно все в этом бою. И когда карлик вскинул вверх лицо, вернее, темное пятно со светящимися пятнами глаз, он был уже обречен. Он еще успел удивленно вскрикнуть, словно увидел нечто для себя совершенно неожиданное, прежде чем меч рассек его надвое. На землю упали лишь распавшиеся лохмотья балахона. А Алексей так и замер — присев после падения на одно колено и уперев меч в землю, над которой мгновение назад шел странный бой. Сейчас он боялся любым движением спугнуть это ощущение, которое нахлынуло на него. Его меч пел. Пел, будто живой, песню — то тоскливую, то грустную. И эта песня, льющаяся на древнем, никому не ведомом языке, была слышна только ему. Он слышал ветер над вольными степями и гомон давно ушедших народов. Он слышал, как скатываются песчинки по бокам тоскующих о своей молодости пирамид. Он слышал счастливый вскрик родившегося мира и тихое дыхание старости.
— Века мне работать на бесплодных рудниках, если он не прикончил только что гнора! — заорал Оторок, даже не успев отыскать отлетевшую в кусты секиру. — Он прикончил гнора! Господин вспомнил, кто он такой!
Песня оборвалась, и Алексей рухнул на землю, пораженный не напряжением минувшей битвы, а тем бесконечным нечто, что приоткрыл ему меч.
— Рад, что оказался в такой миг рядом, мой господин. — Чолон, вышедший из зарослей с опустевшим колчаном, поклонился.
— Нет, — ответил обоим Алексей, осматривая свои пустые ладони. — Я ничего не вспомнил. Я даже не знаю, как это произошло. Я просто…
— Просто захотел, и свершилось, — подсказала Эльви, внимательно глядя на Алексея. — Тогда пойдем. Нам надо отыскать Зура. Ведь ты не только убил гнора. Ты еще и тара нашел.
Совсем не так представлял Алексей тех, кто бесстрашно «бороздит» бесконечные просторы миров, исследуя, собирая знания, познавая. Тех, кто, по словам его спутников, бросил вызов богам и не склонил головы пред гневом их. Тех, кого боялись все спутники Алексея, за исключением Зура, который, казалось, вообще ни перед кем не испытывал страха. Тех, в конце концов, кто умеет строить великолепные совершенные города. Алексей мог бы представить их красивыми гигантами… ну хотя бы ужасающими, давящими своей мощью и видимым преимуществом. Сейчас Алексей сидел у костра, рассматривая все еще находящегося без сознания тара. Тщедушное тельце последнего было укрыто шерстяным походным одеялом. Непропорционально большая голова с маленькими носиком и ротиком и огромными закрытыми сейчас глазами. Примерно так в Забытом мире представляют большинство пришельцев, прилетающих на тарелках и других НЛО.
— Ты уверен, что хочешь дождаться его пробуждения? — спросила Эльви едва слышным шепотом, подойдя к одиноко сидящему Алексею.
Все остальные путники разложили еще один костер поодаль, словно боялись оставаться в непосредственной близости от ужасного тара.
— Я много нового для себя открыл, вывалившись из Забытого мира, и много кого увидел. Мне кажется, что этот тар, измученный и страдающий, не представляет сейчас для меня угрозы. Мы можем ему помочь, — значит, надо попытаться это сделать, только и всего. Не волнуйся за меня, все в порядке.
— Ну как знаешь, — пожала плечами девушка. — Если передумаешь или станет скучно, приходи к нам, мы всегда ждем.
— Спасибо, — улыбнулся Алексей, провожая взглядом уходящую колдунью.
Все еще улыбаясь, он повернулся к своему костру и замер — в упор на него смотрели огромные, бездонно-черные глаза тара.
— Ты уже очнулся, — пробормотал Алексей, просто чтобы нарушить затянувшуюся паузу. — Надеюсь, тебе лучше?
— Я не представляю для тебя угрозы, — заверил большеголовый тонким, тихим голосом, неотрывно глядя Алексею в глаза. — Кто ты? Я не вижу…
Алексей вновь, как уже много раз за время своего пребывания в этих мирах, почувствовал, как что-то буквально шевелится в его голове под пристальным взглядом тара. Тар пытался проникнуть в сознание Алексея, чтобы понять, кто перед ним.
— Меня зовут Алексей. Правда, рассказать тебе больше я вряд ли сумею. Я оказался здесь нечаянно, попав сюда из Забытого мира, — ответил Алексей, даже не подумав сообщить своим спутникам о том, что тар пришел в себя. — Как твое имя?
— Мое имя Лийни, — представился большеголовый. — Я чувствую, что знаю тебя. Или знал… Но не могу понять… Не сейчас…
— Лийни? У меня много вопросов, и, если ты не возражаешь, я буду задавать их, отвечая взаимностью, — предложил Алексей. — Я не могу найти себя, хотя все говорят, что в этих мирах я жил.
— Спрашивай, — кивнул тар, все еще не отводя взгляда.
— Не знаю даже, с чего начать, — замялся неожиданно Алексей. — За тобой гнался гнор. Почему? Где все тары? Почему ваш мир пуст?
— Много вопросов, на которые непросто дать быстрые ответы. — Крошечный ротик изогнулся в подобии улыбки. — Но ты ведь хотел узнать что-то про себя. Я сбежал, поэтому гнор и гнался за мной. Тары в большинстве своем пленены колдунами Черного круга. Остальные, кто успел, разбежались по мирам столь
