– Разные политические системы не могут долго существовать рядом друг с другом в одной галактике, – сказал Сол.
– Раньше они прекрасно существовали на одной планете, – заметил я.
– И это постоянно приводило к войнам. К тому же в нашей ситуации есть одно существенное отличие.
– Какое же?
– Нам противостоят не люди, – сказал Сол.
– Как я посмотрю, у вас тут процветает ксенофобия, – сказал я.
– Никакой ксенофобии, – улыбнулся Сол, но улыбка его была невеселой. – Исключительно вопросы выживаемости расы. Человеческой расы.
– А этот ваш суперзасекреченный темпоральный проект, – сказал я, – он тоже как-то связан с вопросами выживаемости расы? Или это просто нецелевое расходование средств налогоплательщиков накануне войны?
– Связан.
– Каким же образом? – поинтересовался я, когда понял, что Сол вовсе не собирается сам развивать эту тему.
Полковник Визерс молчал.
– Не понимаю, почему ты отказываешься говорить, Сол, – сказал я. – Какие у тебя могут быть секреты от своего будущего сотрудника? Хотя в принципе все и так довольно очевидно. Вы ищете способ изменить настоящее, изменив прошлое.
Сол вздрогнул. Похоже, для него это было не так очевидно. Может, у них тут научной фантастики больше не читают? Или не пишут?
– Только я все равно кое-чего не понимаю, – сказал я. – Как вы можете повлиять на нынешнюю ситуацию в галактике, изменив прошлое человечества? Ускорить его развитие, чтобы обладать технологическим преимуществом над противником? Но это ведь все вилами на воде писано…
– Не человечества, – сказал Сол.
– Что?
– Мы хотим поменять прошлое, – сказал Сол. – Но не прошлое человечества. Правда, мы еще не придумали как.
ГЛАВА 4
На сторонний взгляд, взгляд дилетанта, ничего не понимающего в природе процесса, все было достаточно просто. По крайней мере, если сложить обрывки данных, которыми со мной поделился профессор Мартинес, и крупицы информации, оброненные полковником Визерсом, складывалась общая картина.
Темпоральный проект был похож на треногу, на которой в настоящем времени и посреди Тихого океана находилась лаборатория профессора Мартинеса. А ножки этой треноги находились на разных планетах. И не просто на разных планетах, а в прошлом разных планет.
Все-таки хорошо, что я ни черта не понимаю в физике. Если бы понимал, мне наверняка было бы труднее все это представить.
База темпорального проекта в джунглях Белиза служила опорой для того, что профессор Мартинес для простоты обозвал «машиной времени», и именно эта опора позволяла людям профессора производить свои исследования в прошлом планеты Земля. Понятно, что любые серьезные изменения в прошлом Земли приведут к изменению ее настоящего, и реальность, в которой существуют профессор Мартинес, полковник Визерс, темпоральный проект и сам Демократический Альянс, вполне возможно, будет замещена другой реальностью, в которой ни профессора, ни Альянса не будет.
Поэтому ребята собирались изменить прошлое цивилизаций своих врагов. В идеале сделать так, чтобы у их врагов вообще не возникало никакой цивилизации.
Оставить Землю в целости и сохранности и в то же время стереть из существующей реальности всех ее врагов. Сделать так, чтобы на материнских планетах скаари и кленнонцев вообще не зародилась разумная жизнь. Ведь наверняка это можно каким-то образом сделать.
Профессор сказал, что теперь они могут отправить капсулу во времена динозавров, где побочные эффекты ее работы не будут привлекать внимания местного населения и не станут объектом пристального изучения спецслужб. И уж динозаврам точно не понадобится стирать память, замещая ее ложными воспоминаниями. Значит, теоретически профессор способен отправить такие же штуки в прошлое других планет, перекраивая их историю на свой лад.
Главная сложность, как дал понять полковник Визерс, заключается в том, что для отправления такой хреновины в прошлое планеты требуется площадка в ее настоящем. А кленнонцы и скаари вряд ли предоставят своим врагам из Демократического Альянса территорию для подобных экспериментов.
Проблема со скаари состояла еще и в том, что никто не знал, где именно находится их материнская планета. Планета, на которой зародилась их раса.
Скаари, по всей видимости, произошли от динозавров. По крайней мере, та боевая особь, изображение которой продемонстрировал мне полковник Визерс, сильно смахивала на вариант раптора, одетого в футуристического вида броню и отрастившего хватательные пальцы на передних лапах. Разве что скаари были чуть плотнее, чем рапторы в фильмах Спилберга. Ну и голова у них все же побольше.
Само слово «скаари» показалось мне знакомым, как будто я слышал его раньше. Долгое время я пытался вспомнить, где же такое могло быть, и это не давало мне покоя. Я думаю, всем известно ощущение, когда воспоминание вертится где-то совсем рядом, но внятно сформулировать мысль все равно не получается.
Потом, как это и бывает в таких случаях, ответ возник сам собой. Скаари – именно так называлась раса ящеров в довольно популярной компьютерной игре моего времени. Не ожидал, что эта игрушка проживет столько времени. Вот они, непреходящие ценности человечества…
Скаари были самой старой расой в галактике. На момент первого контакта с человечеством Гегемония Скаари занимала уже несколько десятков планет, и определить, на которой из них началось все это безобразие, уже не представлялось возможным. А сами скаари не желали проливать свет на этот вопрос.
А может, за давностью лет они и сами про это забыли.
Скаари были старше человечества на пару тысячелетий, но не обладали подавляющим технологическим превосходством благодаря большому количеству войн, которые они вели между собой. У них не было централизованного правительства, раса состояла из нескольких десятков, а возможно, и сотен родовых кланов разной величины и могущества, часть из которых находились в перманентном состоянии войны друг с другом. Лишь немногие сохраняли вооруженный нейтралитет, но и они были готовы в любую минуту вмешаться в конфликт на одной из сторон.
Чего человечество в лице полковника Визерса боялось больше всего, так это того, что скаари могут объединить усилия против общего внешнего врага. И тогда-то этому внешнему врагу сильно не поздоровится. Существовала пятидесятипроцентная вероятность, что именно человечество этим самым внешним врагом и станет.
Следующие полтора месяца после того разговора с полковником Визерсом мне вспоминать сложно. Даже с моей уникальной памятью.
Наверное, в данном случае дело все-таки не в памяти, а в восприятии.
За эти полтора месяца было много длительных, многообразных, нудных, не очень приятных, а порою даже болезненных процедур. Мне чуть ли не каждый день брили череп, лепили на голову какие-то датчики, били током, облучали и даже просверлили дырку в голове, чтобы взять кусочек мозга на анализ.
Периодически меня погружали в сон, пичкали чем-то, по воздействию весьма похожим на наркотики, провоцировали стрессовые состояния и исследовали, исследовали, исследовали…
А чтобы в процессе изучения подопытный кролик окончательно не загнулся, его заставляли
