вынести из беседы хоть что-то полезное. Намеки и угрозы не в счет.
– Ты показывал мне голограммы трех человек, – сказал я. – И я так понял, что один из них Феникс, за которым вы охотитесь. Который?
– Любой из них, – сказал Визерс. – Никто не знает, как выглядит Абрахам Феникс в данный момент.
– Но эти люди… вы же не с потолка их взяли?
– Нет, не с потолка, – сказал Визерс. – А ты узнал кого-то из них. Которого?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты видел его здесь, на станции? – продолжил Визерс, не обратив внимания на мою реплику. – Когда, при каких обстоятельствах? Которого?
– Не помню.
– Смешно. – Но сам он даже не улыбнулся. – Что ж, не буду скрывать, эта информация представляет для меня большую ценность. Что ты хочешь взамен?
Я задумался.
Судя по изменившемуся тону Визерса, он действительно считал информацию о Фениксе очень ценной, и я почти не сомневаюсь, что при других обстоятельствах он предпочел бы не торговаться, а дать команду своим молодчикам утащить носителя информации на корабль и подвергнуть его глубокому ментоскопированию, чтобы начисто исключить любые сомнения в ее правдивости. Беда в том, что со мной этот номер у него не прокатит по чисто техническим причинам – мой мозг для ментоскопирования закрыт. Было бы иначе – я до сих пор жил бы в своем родном двадцать первом веке и вспоминал экспедицию в Белиз как две недели отпуска в тропическом раю.
Визерс начал торговаться, и теперь предстояло решить, что именно я хочу узнать взамен. При этом говорить он должен первым. Даже не потому, что я ему не верю, а потому, что мои сведения – это чистой воды блеф. Не может быть, чтобы человек, которого я узнал, оказался местным террористом номер один. Скорее всего, это просто совпадение.
Что там Визерс говорил о совпадениях? Они случаются.
То ли мучительная работа мозга отразилась на моем лице, то ли Визерс за время нашего с ним знакомства научился читать меня как открытую книгу…
– Ты видел его не здесь, – сказал он. – И сейчас пытаешься сообразить, насколько это может быть мне интересно, не так ли? А заодно думаешь, что попросить взамен, и никак не можешь решить.
– И насколько тебе интересно, если я действительно видел его не здесь?
– Очень интересно, – сказал Визерс. – У нас слишком мало сведений о нем, а то, что у нас есть, не вписывается в общую картину. Поэтому любые мелочи имеют ценность.
– Тогда расскажи мне подробнее об Асаде, моем корабле и почему я не могу на них обоих рассчитывать.
– Это жизненно важная для тебя информация, – ухмыльнулся Визерс. – Но для того чтобы ты мне поверил, мне придется рассказать куда больше, чем ты просишь и чем я рассчитывал.
– И это прекрасно, – сказал я.
– Нет, – сказал Визерс после небольшого раздумья. – Если ты видел его не здесь, то твои сведения сейчас не критичны, и я могу подождать долгой и обстоятельной беседы на борту нашего крейсера. Возьми это. – Он протянул мне кусок пластика, формой и размерами похожий на кредитную карточку. – Это облегчит тебе общение с представителями Альянса и поможет попасть на крейсер.
Я повертел карточку в руках. На серой поверхности не наблюдалось ни единой буквы, цифры, иероглифа или любого другого значка. Наверное, она предназначена для сканирования специальным устройством и… И еще она может быть чем-то вроде «маячка», который позволит Визерсу отслеживать все мои передвижения.
Я убрал карточку в карман, пока окончательно не решив, что я с ней буду делать.
– До встречи на крейсере, – сказал Визерс и ушел, оставив меня наедине с тревожными мыслями и остывшим кофе.
Молодчики в штатском, которых я принял за группу поддержки генерала, дождались, пока я допью кофе, и проводили меня безразличными взглядами.
Глава 11
Космический корабль – это очень сложная штуковина.
Люди, имеющие дело со сложными штуковинами, делятся на две категории – пользователей и специалистов. Думаю, что сие разделение берет свое начало еще во времена изобретения каменного топора.
То есть взять каменный топор и тюкнуть им мамонта по голове мог любой дурак. Но вот соединить кусок камня и кусок дерева таким образом, чтобы эта конструкция не развалилась еще при замахе и ею можно было бы тюкнуть по голове мамонта, наверняка был способен не каждый.
И если еще в Средние века разница между пользователями и специалистами была наподобие маленькой трещины, через которую мог перешагнуть почти любой желающий, научно-технический прогресс превратил эту трещину сначала в разлом, а потом и в пропасть.
Сколько автомобилистов начала двадцать первого века могли объяснить принцип действия двигателя внутреннего сгорания, отличить стартер от трамблера или тем более найти причину, по которой машина внезапно перестала «тянуть»?
Если я еще мог худо-бедно разобраться в карбюраторном жигулевском движке, инжекторные моторы с компьютерными чипами были для меня тайной за семью печатями, и такими было большинство автовладельцев. Они умели водить машину, при необходимости могли долить масла, заменить колесо или свечи, а при любой более сложной неисправности обращались к специалистам.
Или те же компьютеры… В начале двадцать первого века в Интернете сидело около миллиарда человек, а сколько из них могли самостоятельно установить на свой компьютер новую операционную систему или скачать из того же Интернета необходимые патчи и драйверы?
Управлять космическим кораблем было сложно, однако я смог этому научиться за несколько месяцев напряженных тренировок. Но для того чтобы научиться диагностировать и устранять неисправности, требовались не месяцы и, возможно, даже не годы, а десятилетия. Устройство космического корабля на несколько порядков сложнее устройства автомобиля, в нем задействованы десятки сложнейших систем, отказ любой из которых может быть чреват весьма неприятными последствиями. Здесь я был начинающим пользователем, и стать специалистом у меня не было вообще никаких шансов.
Ситуация усугублялась еще и тем, что даже специалист может не заметить проблемы до тех пор, пока корабль находится в стояночном ангаре. Пока автомобиль стоит в гараже и сверкает краской, с ним все в порядке. Пока автомобиль не заведен, стук в двигателе не слышен.
С космическим кораблем все еще сложнее.
Даже если я получу разрешение и выведу его из ангара, я смогу проверить только состояние маневровых двигателей и систем жизнеобеспечения, а этого мало. Для того чтобы убедиться в исправности прыжкового двигателя, нужно совершить прыжок, причем один прыжок стопроцентной гарантии тоже не даст.
А два? Кто ж знает, как специалисты по саботажу могли запрограммировать взрывное устройство?
– Прекрасная болезнь – паранойя, – сказал Азим, когда я начал выяснять, не заметил ли он каких-то неполадок на борту корабля. – Тем, кто ею болеет, никогда не бывает скучно.
– Нормальное заявление для человека, который полтора года пичкал меня теориями заговоров, – сказал я. – Если у меня паранойя, что еще не факт, то именно вы с Асадом эту паранойю и развили.
– У тебя паранойя, – сказал Азим. – Мне приятно, что ты не забыл мои уроки, но и в своих подозрениях надо знать меру.
– На Новой Колумбии вы тоже были безмятежны, – сказал я. – И чем все кончилось?
– Ты сравниваешь абсолютно разные ситуации, – сказал Азим. – Мы прибыли на планету не на том корабле, на котором должны были ее покинуть. В отличие от тебя, пилотировавшего свой корабль самостоятельно. Сколько человек имели доступ к кораблю после того, как ты оставил его в ангаре?
– Официально двое, – сказал я. – Но я не думаю, что отсутствие цифрового ключа может надолго затруднить доступ профессионалу.
– И ты бы не заметил следов вмешательства?
