компенсирующее повышенные нагрузки.
Неплохо. А могли бы просто выстрелить в затылок и выбросить тело в космос. Или просто выбросить в космос, забыв подарить скафандр.
Чьи-то руки стянули с моей головы шлем, и мне пришлось зажмурить отвыкшие от света глаза.
— Оставьте нас, — приказал кто-то по-кленнонски.
Удаляющиеся шаги, звук аккуратно закрываемой двери.
— Удивительно, — сказал тот же голос уже на общем языке Альянса. — Жизнь все же полна неожиданностей. А вы практически не изменились за все эти годы, Алекс.
Голос показался мне знакомым, но ни с каким конкретным лицом не соотносился. Впрочем, для неискушенного уха все кленнонцы рычат одинаково.
— Пока не могу ответить взаимной любезностью, — сказал я, отчаянно пытаясь навести резкость. Фигуру кленнонца на другом конце довольно просторной каюты я уже мог рассмотреть, но детали от меня по-прежнему ускользали. — Я вас знаю?
— Скажем, мы однажды встречались и были представлены друг другу, — сказал кленнонец. — Так что это вторая наша встреча, и проходит она при не менее драматических обстоятельствах, нежели первая.
— Если обстоятельства первой встречи были столь драматичны, вы могли бы их мне напомнить, — сказал я.
— Новая Колумбия, — сказал он. — Лагерь для военнопленных.
— Адмирал Реннер? — удивился я.
Не помню, чтобы мне там представляли еще какого-то кленнонца.
— Герцог Реннер, — поправил он. — Я уже слишком стар для того, чтобы командовать боевыми кораблями. Теперь я занимаюсь дипломатией.
— Дипломатия — это продолжение войны, только другими средствами, — сказал я.
— Да, цели прежние, а набор средств изменился. Пришлось мне обучиться паре новых трюков.
— Не сомневаюсь, что обучение было успешным.
— Император придерживается того же мнения, и я не осмелился бы с ним спорить, — сказал Реннер. — По крайней мере, в этом вопросе.
В «старые добрые времена» адмирал Реннер считался военным гением Кленнонской Империи и, пожалуй, был самым авторитетным военачальником во всем Исследованном Секторе Космоса, этакой легендой при жизни. На этой почве его очень не любил молодой император Таррен Второй, а потому Реннера вечно посылали командовать группами войск, находящихся как можно дальше от столичной планеты.
Видимо, новый владыка Империи сменил гнев на милость, и Реннер оказался приближен ко двору. Стоп, а почему именно новый? Если Реннер до сих пор жив, то вполне возможно, что и император у кленнонцев остался прежним.
За счет генетических модификаций кленнонцы живут дольше, чем люди, а император был моложе своего именитого военачальника.
— Что вообще происходит? — спросил я. — Или у вас тоже инструкция ничего мне не говорить?
— Нет, линию поведения капитана Рейфа задавал я, — сказал Реннер. — Мои же действия ограничены только волей моего императора, а он полностью мне доверяет. Я же в свою очередь стараюсь не обременять его деталями.
— Кто у вас сейчас император?
— Император у нас прежний. — Что и требовалось доказать, собственно.
— Помнится, раньше он не очень вас жаловал, ваша светлость.
— Это было давно, — сказал Реннер. — Он повзрослел, я постарел, мы оба стали мудрее.
— Могу ли я поинтересоваться, насколько давно это было? Если можно, в цифрах.
— До того как «Одиссей» был перехвачен нашим дредноутом, он провел в полете сто семьдесят девять лет.
— Я думал…
— Вы шли на Борхес, — сказал Реннер. — Где вас ждало бы одно сплошное разочарование. Борхес не пережил изоляции.
— Но это же аграрный мир. Что там могло случиться?
— Эпидемия, — сказал Реннер. — Какая-то мутировавшая разновидность местной лихорадки. Они не смогли синтезировать вакцину, а запросить помощи было неоткуда.
Значит, план Визерса все же сработал, и теперь нам придется иметь дело с его последствиями.
— Теперь я задам вам вопрос, — сказал Реннер. — Что вам известно о гиперпространственном шторме?
Отпираться и заявлять, что я о таком явлении вообще впервые слышу, не было никакого смысла. Если они здесь, если они нашли «Одиссей» и задают эти вопросы, то большая часть ответов им все равно известна. К тому же я вовсе не обещал Визерсу хранить молчание и не считал себя связанным никакими обязательствами ни с ним лично, ни с СБА.
Мы договаривались только о временном сотрудничестве, а теперь и оно стояло под большим вопросом, ибо к этому моменту генерал уже вполне мог быть мертв.
— Гиперпространственный шторм был идеей генерала Визерса, — сказал я. — Он считал, что сможет остановить военные действия, если лишит участвующие в конфликте стороны прыжковых кораблей.
— Какое лично вы имели к этому отношение?
— Я был в составе группы полковника СБА Джека Риттера, которая пыталась помешать генералу.
— Почему вы приняли такое решение?
— Потому что опасались, что лекарство окажется опаснее, чем болезнь. Примеры Борхеса и Веннту свидетельствуют в нашу пользу. Хотя я и не могу сказать, сколько людей погибло бы тогда, если бы война продолжилась.
— Думаю, сейчас этого никто не может сказать. Вам известна дальнейшая судьба полковника Риттера?
— Он был на «Одиссее». Скажите своим людям, чтобы они поискали в холодильниках… в криокамерах… тело однорукого мужчины.
— Как вышло, что группа Риттера оказалась на «Одиссее»?
— Большая часть группы погибла, — сказал я. — Мы пошли на штурм и были взяты в плен людьми Визерса.
— Почему он вас не убил?
— Наверное, потому что он все-таки не маньяк, а мы к тому моменту ему уже ничем не угрожали, — сказал я. — Впрочем, об этом вам лучше спросить у самого Визерса.
— У него криоамнезия. Последние полтора года выпали из его памяти.
— Очень удачно для него, — заметил я.
— Я тоже так думаю.
— Могу теперь я спросить?
— Да.
— Зачем вы здесь? Я не верю, что вы оказались здесь случайно, пролетали мимо «Одиссея» и взяли его на абордаж только для того, чтобы практику не терять. Вы нас искали. Зачем?
— В рамках расследования случившегося на Веннту, — сказал Реннер. — Планета не была частью Империи, но ее населяли кленнонцы. Для императора это важно, особенно сейчас.
А то, что имперские войска дважды атаковали Веннту и подвергали ее поверхность орбитальным бомбардировкам, императору, видимо, уже не важно. Новая политическая ситуация по-новому расставляет приоритеты.
— Капитан Рейф утверждал, что команда «Одиссея» — военнопленные, — сказал я. — Вы на самом деле с кем-то воюете или это он для красного словца?
— Фактически война, начавшаяся сто восемьдесят лет назад, так и не закончена, — ответил Реннер. Классический туманный ответ дипломата. Похоже, он действительно хорошо учился. — Как вы себя
