Роман Злотников, Андрей Николаев
Счастливчик Сандерс
Пролог
Лес отсюда, с высоты четырех тысяч футов над уровнем моря, казался огромной мохнатой шкурой, расстеленной на снегу. До кромки леса было довольно далеко – около двух часов бега на охотничьих лыжах, однако ночь и морозный туман у подножия гор скрадывали расстояние.
Звезды ледяными брызгами застыли на угольно-черном небе. Здесь, в горах, они сияли чисто и ровно, и казалось, что если подняться выше, ну может, еще на тысячу футов, то можно будет потрогать их руками.
Луны не было – она взойдет только под утро, чтобы почти сразу раствориться в розовых сполохах зари, но к тому времени он уже будет на равнине, в лесу.
Сандерс подбросил в костер таблетку пироксела и засыпал в котелок кофе – на одну кружку. Как раз одну он и успеет выпить, прежде чем начнет спускаться. Снег вокруг костра протаял до желтой прошлогодней травы – наст был неглубокий, не то что в лесу, и когда он уйдет, на снегу до следующего бурана останется ровный круг голой земли, будто весна попыталась на этом крохотном участке одержать над зимой маленькую победу.
В горы его загнала местная зверюга – разновидность росомахи, сильный и опасный зверь размером с двухгодовалого медведя. Как и земная росомаха, эта могла преследовать добычу сутками, если не удавалось задрать сразу. Сандерс подставился росомахе почти пять суток назад: оставил на снегу следы крови, для чего полоснул ножом по руке. Рана затянулась быстро – он знал за собой такую особенность, одну из многих, приобретенных около пяти лет назад. Зверь взял след под утро, и Сандерс, коротавший ночь неподалеку на вырубке, присев в наспех сооруженном шалаше из еловых ветвей, продел ноги в петли на широких лыжах и пошел по глубокому снегу, не слишком торопясь, но и не мешкая. Его задача была не подпускать зверя на дистанцию короткого броска, где росомаха была чрезвычайно опасна и непредсказуема, но и не уходить слишком далеко, чтобы адреналин не растворился в крови – пропадало чувство опасности, из-за которого он и проводил короткие отпуска на малоосвоенных планетах.
Росомаха преследовала его не торопясь, как и поступала с обычной своей добычей – оленями и лосями, загоняя до полного упадка сил, чтобы почти без сопротивления добить обессиленное животное. Первые трое суток Сандерс слышал в морозной тишине жалобный плач росомахи – характерный звук, издаваемый ею при преследовании. Будто она жаловалась, что вот, мол, лапы короткие, шуба тяжелая, а есть очень хочется, но добыча никак не сдается. От жалобных звуков Сандерса едва слеза не прошибала. Так бы взял, да и зарезался, лишь бы облегчить жизнь несчастному созданию. Однако последние сутки росомаха ревела все яростнее – обычно она загоняла оленей за сутки-двое, а тут уже четвертые заканчиваются. Досада и злость прорывались в ее голосе все чаще, и, попадая на участки, где ветер смел снег, росомаха переходила на тяжелый бег. Это были самые опасные моменты – стоило подпустить ее слишком близко, и пришлось бы схватиться врукопашную, а из оружия у Сандерса был только охотничий нож.
На краю леса росомаха остановилась – впереди был длинный подъем, начинались предгорья, чужая территория. Здесь уже царствовали снежные барсы, и лишь боязнь упустить добычу могла заставить росомаху подняться в горы. Заметив ее нерешительность, Сандерс тоже остановился и присел на корточки – зверь устал, но был еще опасен, а его задача была измотать хищника до изнеможения. Так они и поднимались: Сандерс впереди примерно на полмили, росомаха позади. Она уже не ревела и не плакала, а только изредка поскуливала, то ли от голода, то ли от досады. Наконец под вечер она сдалась – легла на землю, и Сандерс, различив, как мелькает ее красный язык, слизывая снег, понял, что победил.
Он прошел еще футов двести, разжег костер и впервые подкрепился кофе и сушеным мясом, купленным у местных охотников. Он имел на это право – зверя он измотал в равных условиях, а теперь предстояло исполнить то, ради чего он все и затеял: зафиксировать свою победу. Это уже для истории. Для его собственной истории. Может, он еще сподобится завести семью и лет эдак через неизвестно сколько будет рассказывать детям, а может, и внукам, каким он был в молодости. А какой же охотничий рассказ без доказательства? Так, байка.
Росомаха заковыляла к лесу. Сандерс снял котелок с огня и, торопясь и обжигаясь, выпил кофе – следовало поспешить, так как далеко отпускать зверя было нельзя: он мог сделать петлю и напасть на преследователя…
К полудню они уже провели три раунда, как называл короткие схватки Сандерс: он преследовал зверя по глубокому снегу, а на открытых участках догонял, скидывал лыжи и бросался на росомаху в самоубийственной атаке. Самоубийственной для любого, но не для него – каждый отпуск он проверял себя на выносливость, скорость реакции, силу, находчивость и благоприобретенные качества еще ни разу его не подводили. В первый раз зверь был слишком свеж, и Сандерс едва вывернулся из-под тяжелого тела, откатился в сторону и отскочил на безопасное расстояние. Комбинезон на груди был порван, на лице осталась глубокая царапина – росомаха зацепила-таки длинным когтем. Рыча и припадая к земле, она пошла на него, сверкая налитыми кровью глазками, но Сандерс, не подпуская ее слишком близко, кружил вокруг, делал короткие встречные броски, отскакивая назад, как только зверь поджимал лапы.
Три раунда – это было все, на что росомахе хватило сил. Теперь она даже не оборачивалась, только коротко оглядывалась и показывала зубы в тщетной попытке отпугнуть назойливого преследователя. Пора было заканчивать – сколько можно мучить животное.
Сандерс увидел впереди ровную, почти бесснежную поверхность и прибавил шагу, обходя росомаху сбоку. Она почти не обратила на него внимания, продолжая двигаться по прямой, как потерявший управление кибер. Он забежал вперед и заступил зверю дорогу. Росомаха села, упираясь в снег мощными лапами с когтями длиной в два человеческих пальца. Из раскрытой пасти свисал красный язык, с морды капала пена.
Сандерс не торопясь снял рюкзак, развязал тесемки и стал выгружать оборудование – трофей не должен быть испорчен. Закончив, он вытащил нож и откинул капюшон комбинезона. Холодный воздух освежил разгоряченное лицо, ресницы мгновенно покрылись инеем.
Скинув перчатки, Сандерс решительным шагом двинулся на росомаху.
Зверь понял, что пришел момент истины: лапы его поджались, густая бурая шерсть на загривке встала дыбом. Склонившись к земле, хищник выбирал момент для нападения, сторожа каждое движение человека. Зверь был измотан, обескуражен, но не сломлен, и Сандерс прекрасно это осознавал. Он имитировал резкий выпад, нога поскользнулась на корке снежного наста, и он нелепо взмахнул руками, в который раз кляня себя за пижонство: вроде и выпендриваться не перед кем, а все равно тянет изобразить из себя супермена. Впрочем, такое он позволял себе только вдали от неусыпного ока Конторы. Однако сегодня необоснованный риск мог сыграть плохую шутку – он даже не изучил как следует предполагаемую добычу. Так, послушал трапперов в фактории, посидел в баре, краем уха выуживая нужные подробности, вот и все…
Зверь будто ждал этой ошибки: мгновенно распрямились лапы, бросая в воздух мощное тело, и росомаха взвилась в прыжке, стремительно преодолевая разделявшие противников ярды. Сандерс успел лишь отклониться в сторону, пропуская мимо удар когтей, и два тела, свившись в яростной схватке, покатились по снегу.
Харис Ахмедзянов помешал в котле ложкой на длинной ручке, зачерпнул похлебку и, подув на дымящуюся жидкость, осторожно попробовал. Почмокав губами, он одобрительно кивнул.
