силовых линиях на те несколько мгновений, которые требовались датчикам, чтобы сканировать пассажиров, идентифицируя личности, просветить содержимое багажных отсеков, проверить на наличие взрывчатых и отравляющих веществ.
Наконец проверка закончилась, и глидеры вползли под купол «тишины», наведенный службой собственной безопасности контрразведки, чьим шефом и был генерал Ашот Амбарцумян.
Бергер сглотнул несколько раз – купол глушения «тишина» давил на барабанные перепонки, будто он нырнул слишком глубоко и забыл компенсировать давление. Здесь даже метель летела беззвучно, и впечатление было, будто ты спишь – уж слишком нереально было наступать на сухой снег и не слышать его скрипа, видеть, как беззвучно захлопывается дверца глидера.
Под елями, обрамлявшими парковку, он заметил машину с характерным угловатым силуэтом, с неубирающимися короткими крыльями. На такой старине летал начальник Службы Безопасности Империи Григорий Лиховцев. Стало быть, и СБИ здесь. Возможно, и разведка Главного штаба пожаловала. Словом, начальства больше, чем работников.
Бергер огляделся. Да, следов, конечно, не найдешь – замело. Он направился ко входу у заднего крыльца и, только подойдя почти вплотную, различил заснеженную фигуру охранника. Еще дома активировав вживленный в десну комм, Бергер активировал его, но сказать ничего не успел.
– Заходите, Константин Карлович. Охрана предупреждена, – раздался в голове голос Леонидова.
Через кухню, пропитанную аппетитными запахами, он прошел в холл. Несмотря на то что снаружи особняк генерала казался погруженным во тьму, холл был ярко освещен – помимо собственной иллюминации здесь еще рассыпали неестественно-яркий свет привезенные следственной группой софиты, работающие в нескольких световых спектрах. В глаза бросилось бурое пятно, пропитавшее бежевый ковер возле камина.
Бергер кивнул нескольким знакомым – ему раньше приходилось работать совместно с контрразведкой. Ответили весьма сдержанно. Как же, собственное начальство не уберегли, это раз, а два – приходится принимать помощь коллег, а это всегда неприятно.
По мохнатой ковровой дорожке, прижатой к ступеням медными прутьями, Бергер поднялся на второй этаж. Здесь его встретил еще один охранник, массивный из-за поддетого под костюм бронежилета. На площадку выходило несколько дверей. Бергер вопросительно посмотрел на охранника, и тот кивнул на одну из них, светлого дерева с массивной бронзовой ручкой.
Здесь, судя по всему, находился рабочий кабинет Амбарцумяна. Пульт связи в углу, стол с панелью головизора, книжные шкафы, утопленные в стену, и длинный кожаный диван с придвинутым к нему журнальным столиком.
За столом хозяина кабинета сидел генерал-лейтенант Данченко в шитом золотом парадном мундире. Бергер, было, испугался, что явился в штатском, но заметил, что Лиховцев, вальяжно развалившийся на диване, тоже в обычном деловом костюме, а Леонидов и того пуще – в пятнистой форме горных егерей и унтах, и успокоился.
– О-о, – протянул Лиховцев, картинно вплеснув руками, – еще один кандидат в идиоты.
– Григорий Данилович, – строго сказал Данченко, – ты того… выражения выбирай. А то еще государя императора в идиоты запишешь.
Начальник разведки генштаба был человек неглупый, однако выражать свои мысли ему удавалось не всегда четко, чем и не преминул воспользоваться Лиховцев.
– Это ты сказал, Василий Тарасович.
Данченко побагровел, вздернул подбородок, будто стоячий воротник душил его, однако Леонидов, стоявший у окна, вскинул руки.
– Господа! Прошу вас! Проходите, Константин Карлович.
Бергер поклонился присутствующим.
– Здравствуйте, господа. Я бы хотел сначала осмотреть э-э… место…
– Там нечего осматривать, – буркнул Данченко, – ты что, специалист по отпечаткам или по психам?
– Налево вторая дверь, – сказал Леонидов. – Смотреть, действительно, не на что, но для общего развития взгляните.
– Будете знать, что вас ожидает, – небрежно добавил Лиховцев.
– Нас всех, – поправил его Леонидов, а Данченко только раздраженно махнул рукой.
В спальне из-за установленной медицинской аппаратуры было не развернуться, но Бергер все-таки протиснулся к профессору Синявскому, директору военно-медицинской академии. Профессор был специалистом по нервно-психическим расстройствам, однако ничего внятно объяснить не смог. На первый взгляд налицо был кататонический синдром, но чем он мог быть вызван… профессор пожал плечами. Ничего конкретного до полного обследования пациента он сказать не мог.
В спальне сильно пахло потом и фекалиями. Профессор, заметив, что Бергер поморщился, пустился в пространные объяснения, из которых было понятно только, что генерал вернулся в состояние грудного младенца. Это было понятно и непрофессионалу – лежавший на постели Амбарцумян издавал бессмысленные звуки, хаотично двигая руками и ногами. Зрелище было жалкое – Бергер знал генерала как отличного контрразведчика, и видеть его в таком положении было неприятно.
Вернувшись в кабинет, Бергер вопросительно посмотрел на Леонидова. «Царь», присев на край тола, ввел его в курс дела.
Тревогу подняла дочь генерала, явившаяся к отцу с еженедельным визитом – она с мужем жила в пригороде Нового Петербурга. Позвонив у парадной двери и не получив ответа, она открыла дверь своим ключом. Первое, что она увидела в холле, был повесившийся на люстре охранник. Второй секьюрити лежал с простреленной головой возле камина. В руке у него был зажат «соболь» – стандартное оружие сотрудников третьего отдела, обеспечивающего охрану генералитета, членов правительства и государя императора. Сомневаться в самоубийстве не приходилось – никаких следов борьбы в холле не было. Генерала дочь нашла в спальне. Амбарцумян лежал одетый на застеленной кровати, бессмысленно пялясь в потолок и пуская пузыри изо рта. Он не узнал ни дочь, ни зятя – полковника конных гренадеров. Дочь, решив, что у отца сердечный приступ, хотела вызвать домашнего врача, благо тот жил неподалеку, однако полковник рассудил иначе. Первым он известил адъютанта генерала, который и сообщил о печальном событии в ведомства Леонидова, Лиховцева и Данченко.
– Вот, собственно, что мы знаем, – закончил Леонидов.
– Хочу добавить, что мы пришли к единому мнению: имела место попытка извлечь из нашего коллеги сведения, которыми он располагал, – Лиховцев отставил руку, рассматривая холеные пальцы. – Да, которыми он располагал. Основной вопрос звучит так: что именно пытались у него узнать? Это могли быть и наши «заклятые друзья» по мировому сообществу, могли быть какие-либо заговорщики, готовящие государственный переворот.., да, Василий Тарасович, я понимаю, что это маловероятно, – сказал Лиховцев, заметив, что Данченко хочет его прервать, – но я разбираю все версии. Наконец – самая неприятная: генерала пытались допросить в связи с информацией, обладателями которой мы с вами, господа, стали совсем недавно. Я понятно выразил свою мысль?
– Более чем. – Данченко расстегнул воротник и тяжело вздохнул: – Что докладывать государю будем?
Бергер заметил, как Леонидов поморщился. Манера генерала-лейтенанта думать сперва о том, как встретят его доклад наверху, была общеизвестна и вызывала однозначно-негативное отношение и в разведке флота и в СБИ.
– Может, это все-таки болезнь? – с надеждой спросил Данченко.
– Это – несбыточная мечта, – вяло усмехнулся Лиховцев.
– Да, нейтрализация охраны эту версию исключает полностью, – согласился Леонидов, – что скажете, Константин Карлович?
– Я бы хотел поговорить со следователем.
– Все, что они раскопали, нам уже известно. Спрашивайте.
– Следы?
– Вокруг дома, естественно, следов не обнаружено. Собаки тоже оказались бесполезны. Самое интересное, что и в доме – ничего. Ни следа обуви, ни отпечатка пальца. Впечатление такое, что здесь
