— Может, в этом уроков тебе не нужно. А как насчет того, чтобы научиться не принимать все близко к сердцу? Они причинят тебе боль, Кэролин. Это заметно даже такому чужаку, как я.
— Так ты признаешься, что ты чужак?
— Меня здесь не было восемнадцать лет. Я не знаю всего, что происходит в доме. Но одно я могу сказать совершенно точно. Ты совсем не изменилась.
— Неужели? — спросила она, оставаясь посредине ледяного озера.
Он шел к ней. Покрытые снегом кроссовки слегка скользили по гладкому льду. Казалось, он получал от этого удовольствие.
— Ты все та же малышка, прижавшаяся носом к витрине магазина, — сказал он. Его голос прозвучал холодно и безжизненно, как тяжелый лед у нее под ногами. — Ты все еще хочешь то, чего не можешь получить.
Он подошел слишком близко, но Кэролин не собиралась отступать назад.
— И чего же я не могу получить?
— Настоящую семью.
Она резко вздохнула.
— А что, умение причинять людям боль — обязательное для мошенника? Или это дополнительный дар? Боюсь, тебя ввели в заблуждение — у меня есть настоящая семья. Это Салли.
— Кэролин, я не собираюсь причинять тебе боль, — сказал он. — Я никогда этого не хотел. Может, ты боишься посмотреть правде в глаза? Раньше ты была смелой.
— Должна сказать, что твоя осведомленность носит довольно поверхностный характер.
— Ты ранишь меня в самое сердце, — возразил он.
— Я бы продала душу дьяволу, — задумчиво сказала Кэролин. — Только чтобы лед под тобой треснул.
Его улыбка была ослепительной, как только что выпавший снег. И такой же холодной.
— Боюсь, это не самый лучший способ убийства. Кто-нибудь может услышать мои крики о помощи. Кроме того, ты тоже можешь провалиться под лед.
— Возможно, это того стоит.
— Ты хочешь, чтобы я умер? — в его вопросе звучал неподдельный интерес.
— Я хочу, чтобы ты убрался отсюда.
— И ты берешься это устроить, только чтобы добиться желаемого? — тяжело вздохнул он. — Не льсти себе. Это не повод для убийства.
Кэролин внезапно стало душно, и ей захотелось отойти от него как можно дальше. Но он загородил ей дорогу.
— Может, мне удастся убедить тебя в том, что я именно тот, за кого себя выдаю.
— Может, и коровы научатся летать, только это будет нескоро. Я могу идти?
— А разве я тебя задерживаю?
Он стоял очень близко, скрестив руки на груди и не пытаясь дотронуться до Кэролин.
Была холодная ночь, и девушка старалась не дрожать под пуховой курткой. А он стоял, легко одетый, и, казалось, ему все ни по чем.
— Тебе холодно? — вдруг спросила она.
— Не волнуйся, Кэролин. Я научился заботиться о себе восемнадцать лет назад.
На этот раз она ему поверила.
Глава четвертая
Этой ночью ей снова приснился сон, о котором она давно забыла. Она надеялась, что уже никогда его не увидит, но сейчас поняла, что возвращение Александра Макдауэлла послужило тем механизмом, который возродил кошмары прошлого и зыбкое воспоминание о той ночи, когда он умер.
Она потеряла способность отделять сны от реальности. В возрасте двадцати лет, перед самым окончанием колледжа, ей даже пришлось обратиться за помощью к специалистам, потому что ночные кошмары приняли поистине угрожающие размеры. Психотерапевт предложил сначала записать свои сны, затем отдельно записать все то, что она запомнила о событиях той ночи, и в конце сравнить обе записи. Результат оказался удручающим. Кэролин убедилась лишь в том, что ни в чем не уверена; события, обрывки воспоминаний и кошмары переплелись между собой в тугой узел, напоминавший наркотический бред. В конце концов, она постаралась выбросить все из головы и перестала ломать голову над тем, что мешало ей жить. Ей пришлось смириться с тем, что она никогда не узнает, что же произошло в злополучную ночь. Не то, чтобы ей хотелось знать правду, просто она мечтала раз и навсегда избавиться от ночных кошмаров.
Так продолжалось до тех пор, пока мужчина, назвавшийся Алексом Макдауэллом, не возник из дурацкой метели, положив конец налаженной жизни Кэролин.
Сон всегда начинался одинаково. Они были в старом доме в Эдгартауне, на острове Мартас-Виньярд. Дело было далеко за полночь, и Кэролин спала в маленькой спаленке, расположенной в задней части дома, над кухней. Эта часть здания отводилась для прислуги, но летом Констанца с Рубеном жили в комнатах над гаражом, а здесь решили устроить крохотные удобные спальни. В одной из них и спала Кэролин.
В ту пору ей было около четырнадцати лет. Она слышала, как этажом ниже о чем-то спорят, и хотя стены несколько приглушали звуки ссоры, говорившие не пытались понизить голоса. Наверное, Алекс снова что-нибудь учудил, сонно подумала Кэролин, натягивая на голову одеяло.
Он был проклятьем всей ее жизни, испорченное, эгоистичное чудовище, с которым никто не мог совладать. Он доводил тетю Салли до слез, издевался над кузенами и постоянно изводил Кэролин, то насмехаясь над ней, то прикидываясь ласковым братцем — странное поведение, с которым девочка не могла справиться. Она даже не была уверена в том, какого Алекса ненавидела больше — грубого или обходительного.
Она слышала, как он зашел к ней в комнату. Его силуэт четко вырисовывался на фоне лунного света, который просачивался сквозь неплотно задернутые шторы. Он стоял возле комода и рылся в ее вещах.
— Что ты делаешь?
Алекс даже не вздрогнул, просто посмотрел в ее сторону.
— Кэролин, я убираюсь отсюда к чертовой матери, — сказал он странным тоном. — Мне нужны деньги.
— У меня ничего нет.
— У тебя есть это, — он сжимал в кулаке горсть золотых украшений. Она села на кровати, звук протеста комом застрял в горле.
— Ты не можешь… Мне их подарила тетя Салли. Послушай, может, я смогу кое-что раздобыть…
Он покачал головой.
— У меня нет времени. Она купит тебе другие. Моя мать привыкла покупать любовь с помощью чековой книжки, — с горечью сказал он.
— Оставь мне хотя бы браслет с подвесками, — попросила Кэролин. Ей не хотелось признаваться в своей слабости. Каждый год Салли дарила ей новую подвеску — какой-нибудь крохотный причудливый пустячок. Каждый брелок означал год, проведенный ею в приемной семье, поэтому она очень дорожила браслетом.
— Не могу. Прости, малышка. Когда станешь старше, выбирайся и ты отсюда подобру-поздорову. Иначе они разрушат твою жизнь, — слова Алекса звучали как бы со стороны, как будто он был уже где-то далеко.
— Но ведь они — моя семья, — растерянно сказала она. И тут же раскаялась в своих словах.
Он подошел к кровати и склонился над Кэролин.
— Ты сама знаешь, что это не так. Радуйся, потому что они пожирают друг друга живьем.
Она завороженно следила за тем, как в зыбком лунном свете рука Алекса нежно погладила ее по
