— О нет! — воскликнула Клер. — Бедный сэр Томас! Потерять в одночасье и жену, и ребенка…
— Этот ребенок был не от него, миледи. Да и женой сэра Томаса леди Гвинет была только по закону. На самом деле она давно сбежала с бароном Хоуксли. Это он был отцом ребенка, что умер вместе с леди Гвинет, — покачала головой Мадлен. — Печально, конечно, но брат Джером сказал, что на все воля божья.
— Господь не должен был лишать ребенка жизни за грехи его матери, — твердо сказала Клер.
— Что мы можем знать о воле божьей? — со вздохом возразила Мадлен и добавила:
— Сэр Томас вернется сегодня к ночи, как только отвезет тело леди Гвинет в ее родовое поместье. Ведь вы сможете продержаться до его возвращения, миледи?
— А ты сводишь меня повидать арабскую кобылку? — уточнила Клер, быстро составляя в уме план дальнейших действий.
— Конечно, миледи.
Клер улыбнулась. Ну что ж, сейчас она все равно ничем не может помочь своей сестре, запертой демоном в Северной башне. Сэр Томас уехал и вернется не скоро. Он отправился оплакивать смерть своей жены.
Значит, нужно самой позаботиться о себе, и она сумеет это сделать. Это просто — только вскочить на спину своей любимице и унестись вместе с нею в лес. Они затеряются в паутине тропинок — арабская кобылка и ее всадница. Лес вокруг Соммерседжа густой, в нем легко скрыться и не умереть с голода, ведь там можно найти и орехи, и ягоды. Но самое главное — там, в его чаще, Клер никто не отыщет, и в первую очередь человек, которого она боится больше всех на свете, — ее собственный брат.
Там ее не найдет и тот человек, оказаться в руках которого она мечтала всю прошедшую ночь.
— Помоги мне переодеться, дорогая Мадлен, — ласково сказала Клер. — Мы перекусим и пойдем погулять.
Мадлен оказалась настолько наивна, что приняла слова Клер за чистую монету.
Она проснулась в его объятиях и долго не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Все тело ее было вялым и словно налитым свинцом, а голова раскалывалась от боли. Во рту появился какой-то странный, неприятный привкус. Элис открыла глаза, но тут же вновь прикрыла их. Дневной свет казался ей слишком ярким даже здесь, в сумрачной комнате Саймона, расположенной на самой вершине замковой башни. У нее болело все, даже зубы ломило, как от ледяной воды.
Элис заставила себя дышать глубже, ровнее, прислушиваясь к своему телу и пытаясь вспомнить все обстоятельства минувшей ночи. Рядом с собой она чувствовала горячее тело спящего Саймона. От него ей передавалось вместе с теплом ощущение защищенности и покоя. Саймон был укрыт меховым одеялом. Элис, прищурив глаза, сумела разглядеть рубашку Саймона, белеющую на полу.
«Значит, там, под одеялом, он голый?» — с удивлением заключила Элис.
Она с усилием повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Саймон спал. Уже давно наступило утро, а он не просыпается. В этом тоже чувствовалась какая-то странность — ведь Элис прекрасно знала, что чародей всегда встает с первыми лучами солнца.
Во сне он был совсем не похож на того мужчину, которого Элис привыкла видеть при свете дня. Глаза закрыты и оттенены густыми ресницами, бросающими тень на бледные щеки. Лицо спокойное, не тронутое печатью потусторонних сил, которым, по слухам, продал свою бессмертную душу Саймон Наваррский.
Элис невольно отметила, что спящий рядом с нею человек — ее муж! — очень красив. У Саймона оказались высокие скулы, тонкий, изысканной формы нос, причудливо изогнутые чувственные губы. Элис подумала, если бы Саймон не ставил своей целью запугивать окружающих, он легко мог бы покорять их сердца своим обаянием.
В комнате было холодно. Камин давно прогорел и погас, но никто не пришел в это утро, чтобы развести в нем огонь. Может быть, так было принято — не беспокоить молодых супругов после первой брачной ночи? Ночи, о которой сама Элис не помнила ровным счетом ничего. Она спала как убитая и видела кошмарные, странные сны.
Глаза привыкли к свету, и Элис скосила их на обнимавшую ее руку — изуродованную, но мускулистую и сильную.
И — обнаженную.
Только теперь Элис почувствовала, что ее свадебное розовое платье в ужасном беспорядке, сверху спущено до пояса, снизу — задрано. Она удивленно посмотрела на Саймона, но тот спокойно спал и ее немой вопрос остался без ответа.
Элис осторожно, стараясь не разбудить Саймона, выскользнула из его объятий. Простыня под нею почему-то оказалась влажной. Элис спустила ноги на пол, но никак не могла нащупать свои туфли, которые куда-то подевались. Голова разболелась с новой силой, да так, что Элис стало не до туфель. Она застонала, прижав ладони к вискам. Вид мирно спящего на кровати Саймона показался ей вызывающим и почему-то задевал ее.
«Спит, — неприязненно подумала Элис. — Скажите на милость, зачем ему было жениться на мне, если он меня не хочет? Для того чтобы спать рядом со мной как сурок?»
Наивный вопрос. Ведь Саймон уже говорил, что женится на ней не из любви, но ради тех выгод, которые сулит ему родство с его господином, лордом Ричардом. Возможно, также, что он женился на ней просто от скуки или со злости.
Но разве все это может служить оправданием для нее самой?
Ведь она вышла замуж за Саймона потому, что хотела его.
Потому, что хотела его.
Потому, что была очарована этим человеком. Потому, что после их первого поцелуя страстно мечтала о том, чтобы Саймон снова поцеловал ее так, как он это умел. Мечтала о том, чтобы он признался в том, что был не прав, и она, Элис, — прекраснее всех женщин на земле. Она вышла за него замуж потому, что влюбилась в человека, которого все вокруг считали демоном, и ей было наплевать на то, что о ней станут судачить по углам.
Сейчас ей нужно разыскать свою сестру, которая сможет разделить с нею все чувства и всю ее боль. У Элис не было больше иллюзий относительно Саймона Наваррского. Он — человек холодный и даже опасный. Человек, который легко может погубить ее, даже сам того не желая. Нельзя сказать, что он бессердечный или бессовестный. Но всего этого недостаточно для того, чтобы Элис могла почувствовать себя в полной безопасности.
Она с грехом пополам поправила на себе платье, но так и не смогла дотянуться до шнуровки, как не смогла и расчесать свои свалявшиеся локоны. Да еще эти чертовы туфли куда-то провалились!
Губы у Элис припухли и горели. Сильно болели и ныли груди. И между ног у нее было как-то странно сыро, словно начались месячные, но ведь они у нее только недавно закончились.
Элис с новым интересом посмотрела на спящего под меховым одеялом мужчину. Во сне он казался таким невинным, спокойным. Не мог же он лишить ее девственности во сне? И разве может девушка не проснуться при этом?
На самом деле у Элис не было никакой ясности относительно того, что случилось с нею прошлой ночью. Она не помнила ровным счетом ничего. Или все-таки Саймон попытался во время брачной ночи выжать из себя все, на что он способен? Но способен ли он хоть на что-нибудь в постели? Может ли Саймон делать детей и доставлять женщине то удовольствие, о котором он столько говорил накануне их свадьбы?
Сказать по правде, Элис не верила ни одному слову Саймона, прекрасно зная, что он — великий лжец и мистификатор, способный водить за нос кого угодно и всех подряд. А еще он привык делать только то, что хочется ему самому, — не больше и не меньше. Оставалось только гадать, чего на самом деле хочет ее муж.
Элис наткнулась на что-то твердое, запутавшееся в простынях. Она протянула руку и вытащила серебряный, украшенный драгоценными камнями кубок. Она определенно видела его прошлой ночью. Только вот при каких обстоятельствах это было?..
Элис повертела кубок в руках, внимательно его рассматривая. Стенки его оказались помятыми — так, словно этот кубок швыряли и очень сильно. На дне обнаружилась тонкая пленка. Похоже на высохшее вино. Элис попыталась сосредоточиться и вспомнить, что было у нее связано с этим кубком. Но ее голова немедленно откликнулась таким приступом боли, что Элис невольно застонала. И все же кое-что всплыло в
