отнесся. «Подумаешь, невидаль какая — колодец!» — решил я, бегло оглядываясь вокруг себя.
Это был «кофейник», но не с гладкими бетонными стенами, а старой конструкции, рубленный из бревен, шестигранный.
Мне навсегда запомнился его ствол, покрытый зеленой плесенью, жирными улитками, красноватыми от ржавчины болтами, выступавшими из прогнивших венцов сруба. «Кофейником» давно уже не пользовались.
Но время было послевоенное. Завод восстанавливался и заново реконструировался. Строились новые цехи. Включены были все колодцы. Воды уже нехватало. И пока строились новые заводские колодцы, решено было пустить старый, с бревенчатыми стенками. Мне надо было очистить его от многочисленных осадков речного ила, песка и грязи.
Вода в колодце была тусклая, мутно-кофейная. Пересекая стекло моего иллюминатора, врассыпную разбегались потревоженные жуки-плавунцы и прятались где-то в выемках между бревен. Что-то длинное коричневое сильно встряхнуло мой резиновый шланг и ринулось в глубь колодца. Что это? Рыбы тут не водилось, неоткуда ей было тут взяться. Как я позже узнал, это была выдра. Любительница тихих, заброшенных водоемов имела здесь среди старых бревен и ржавых труб свои таинственные ходы и выходы.
В стоячей воде колодца держалась глухая тишина. Носки окованных красной медью водолазных калош ударялись о стены, и толстые старые бревна издавали только короткий, тупой звук.
Но иногда, непонятно откуда, в колодце вдруг возникало гулкое эхо со множеством перекатов и неожиданно исчезало во тьме. Может быть, оно прибегало сюда издалека по трубам из шумных заводских цехов.
Когда я достиг дна колодца, мне спустили сверху бадейку. Грязь на дне поднималась до водолазной манишки. Я долго вычерпывал ее бадейкой, сильно устал в тесноте и тьме, пока не услышал, наконец, как застучали по твердому дну мои свинцовые подметки.
Выполнив всё, что было задано, я стал выбираться обратно, но вдруг почувствовал, что ударился головой о стенку. Эхо с гулкими перекатами прогремело у меня в шлеме и так же внезапно затихло.
«Откуда тут стенка?» — удивился я.
Ощупав над собой навес из бревен, я увидел, что действительно кверху хода нет. Странно. Как будто я вверх ногами в колодце перевернулся. «Наверно выход сбоку», — решил я.
Свернув в сторону, я опять нащупал стену. Пошел в другую сторону — тоже стена. Кругом стены. Попал как в мышеловку.
Но не пропадать же мне! Где-нибудь да должен быть выход, шланг и сигнал ведь куда-то ведут!
Пошел по направлению шланга и нашел отверстие между бревнами.
«Если это выход, — подумал я, — то почему он такой узкий?» Как я ругал себя сейчас за то, что, спускаясь в колодец, внимательно не осмотрел все стены донизу! Ведь не мог же колодец вдруг так сузиться!
Согнувшись в три погибели, я шагнул туда. Тотчас на меня что-то посыпалось, забарабанило по шлему, на руки и ноги, обжатые костюмом, упали какие-то тяжелые комки. Везде что-то перекатывалось, аукалось. Было темно и тесно.
Куда же я залез?
Наконец мой шлем уперся во что-то. Это был тупик… Я понял, что заблудился. Под ногами что-то звякнуло, я отковырнул комки глины и нащупал две небольшие металлические трубы. Значит, я попал в носок «кофейника» на венцы бревен, под землю! Надо было срочно выбираться отсюда, пока не придавила какая-нибудь глыба.
Я быстро набрал на руку кольцами шланг-сигнал и вернулся к отверстию. Но что-то уже произошло с бревнами. Отверстие замкнулось. Пролезть в него было невозможно.
Я стал толкать бревна руками, но они не поддавались. Наверно очень сильно осели. Тогда я нажал на них изо всей силы плечом, и они пошатнулись. Обрадованный, я оттолкнулся ногами от края и, сев верхом на бревна, выехал из носка «кофейника».
Наверху обо мне уже беспокоились. Бадейка давно не работала, а я всё еще возился в колодце. Дядя Миша дергал за сигнальную веревку, приказывал выходить.
Но я решил сперва поставить на место отошедшие бревна, чтобы из носка «кофейника», вернее — из отверстия, образовавшегося между осевшими заводскими трубами, не сыпалась в колодец земля.
Теперь мне было известно, где верх и низ, где правая и левая сторона. Справа в стене был носок «кофейника», а слева — широкая речная труба.
Я поставил на место отошедшие бревна и натянул шланг. Но его где-то наверху заело. Я осторожно всплыл, легко ударившись обо что-то шлемом, и нащупал место, где был зажат шланг. Он тесно сидел меж бревен, как в прорези амбразуры дота. И как только его не раздавило! Я потянул шланг наружу, вывел его за концы бревен и нашел выход. То, что мне прежде преграждало путь, оказалось не стенкой, а старыми бревнами. Повидимому, они вышли из венцов сруба от ударов о них бадейки, когда поднимали грязь со дна.
Бревна раздвинулись. Вода уже тускло пропускала сквозь кофейную муть дневной свет, и я увидел весь ствол колодца.
Ну, наконец-то выбрался!
Но радовался я преждевременно. Мои испытания еще не кончились.
Когда я складывал в венцы преграждавшие мой путь бревна, то вдруг почувствовал, как что-то крепко схватило меня за шлем у затылка.
Я точно приклеился к стенке колодца Не понимая, в чем дело, я стал крутить головой, чтобы освободиться… Но всё было напрасно.
Тогда я поднял руки, чтобы нащупать место, где застряла моя голова, но их не позволяла высоко поднять медная манишка.
Вот когда мне стало ясно, что не одни только морские судоподъемные работы требуют мастерства и внимания.
Обидное, глупое положение — застрять в городе, посреди заводского двора!
Хорошо еще, что ко мне поступал воздух, шипел к подбадривал. Да иногда блуждающее эхо громыхало по невидимому срубу. Телефона со мной не было, телефонный провод в узком колодце — только помеха. Поэтому медный телефонный рожок у меня на затылке был закрыт глухой гайкой, чтобы через него в шлем не попадала вода.
По сигнальному концу мне сделали рывок, что означало: «Как себя чувствуешь?» Рывок был где-то за спиной, тихий, едва уловимый. Я хотел ответить, но не мог найти веревку. Где же она? Исчезла, будто ее обрезали. Зная, что веревка проходит через отверстие грудного груза, я шарил, но не находил.
Вдруг с внешней стороны сруба раздались какие-то глухие стуки о бревна. Казалось, будто кто-то бегает по венцам колодца, то справа, то слева. Наконец кто-то остановился рядом со мной возле локтя и затих.
«Наверно опять это бродячее эхо», — подумал я, как вдруг что-то легонько толкнуло меня в бок, и я поймал в руки гладкую палку. Это был конец шеста, который мне подали сверху…
Но и шест не помог, и я отпустил его обратно…
Собрав все силы, я стал поворачивать плечами, опускать и поднимать их. Рвался вперед, вверх, вниз, в стороны. Приседал, становился на носки свинцовых подметок, поджимал колени.
Каких движений только не выдумывал, чтобы освободиться. То стравливал весь воздух, даже дышать нечем становилось, то удерживал его так, что костюм раздувало, как дирижабль, а шлем поднимало, и трудно было достать головой до воздушного золотника. Я даже пальцами перебирал, щелкал и кричал. Чего только не перепробовал. Ничего не помогало!
Вконец измученный и обессиленный, я повис, как рыба на крючке. Силы оставили меня. Я знал, что спуститься ко мне дяде Мише нельзя, потому что нет запасной помпы, которая качает воздух. А от водолазной базы мы находились далеко.
Сколько я пробыл навесу, не помню. За это время перебрал в памяти весь свой морской опыт. Вспомнил, как однажды на Черном море у Одессы зацепился вот так же на затонувшем корабле. Глубина была большая, грунт — синяя глина, как будто прибита, а калоши вязнут. И всё в траве. На самом грунте
